Читать интересную книгу Дневник плавания с Берингом к берегам Америки. 1741-1742 - Георг Вильгельм Стеллер

того, чтобы увидеть прекрасные леса рядом с морем, а также огромные равнины у подножия горного хребта в глубине суши. Сам берег был плоский, ровный и, насколько мы могли наблюдать, песчаный. Однако мы оставили землю справа и поплыли к северо-западу, чтобы обогнуть высокий остров, имеющий один горный хребет[55] и покрытый только хвойными лесами. Однако из-за противного ветра нам приходилось плыть при постоянных оверштагах, что заняло всю следующую ночь. В воскресенье, 19 июля, мы были на расстоянии двух миль напротив северо-западной оконечности острова.

В это утро снова возникли небольшие разногласия. В субботу вечером мы заметили пролив между островом и материком, и, увидев его, я подумал, что довольно большая река[56] втекает в пролив с суши, поскольку ее потоки были заметны на расстоянии двух миль от берега и ясно была видна разница в воде. Это было заметно также по предметам, выносимым течением, и слабой солености воды на вкус. Поэтому мы могли бы попытаться войти в пролив, где стали бы на якорь в такой же, если не в большей безопасности, чем там, где высшим чинам соблаговолилось стать на якорь в понедельник, 20 июля. Устье реки, вероятно, было бы достаточно широким и глубоким, чтобы стать гаванью для нашего судна с его девятифутовой осадкой.

Но ответ был: „Вы там уже были и убедились?”, хотя в неопределенной ситуации правильнее поступать, руководствуясь самыми малыми резонами, чем случайно, без всяких оснований[57].

Мы провели воскресенье, меняя галсы, чтобы приблизиться к острову и войти в большую бухту, заметную издалека[58], и в то же время подойти ближе к земле. В понедельник, 20 июля, эта цель не была достигнута из-за чистого страха, и мы встали на якорь всего лишь между двумя островами[59]. Дальний назвали мысом Св. Ильи, так как мы подошли к нему в день Св. Ильи, потому что они хотели нанести на карту именно мыс, хотя должны были знать, что остров не может быть назван мысом, потому что мыс является выступающей в море в определенном направлении от земли к определенному месту частью материка. Поэтому-то его называют по-немецки Vorgebürge, а по- русски „нос”; то есть этот „мыс” был бы отрубленной головой или отрезанным носом[60].

Хотя разумное поведение и важность предприятия требовали бы единого решения, что делать и как наилучшим образом использовать время и возможности, что и каким образом исследовать на берегу, и, кроме того, если бы, с учетом времени, провианта и расстояния, мы продолжали идти вдоль побережья и, если бы было слишком поздно возвращаться, нам пришлось бы провести там зиму, — все эти вопросы не были сочтены достойными созыва совета; все молчали и делали то, что каждому нравилось. Все были единодушны лишь в одном: нам следует набрать пресной воды. Поэтому я заметил: „Мы пришли сюда лишь для того, чтобы увезти американскую воду в Азию”.

Кроме того, договорились использовать для доставки воды малый ялбот, а лангбот предоставить мастеру Хитрову вместе с достаточными командой и снаряжением для обследования земли — назначения, к которому он проявил величайшую склонность. Когда я попросил одновременно послать и меня, потому что мастер Хитров не знает всего (сам Хитров, зная свои сильные стороны, также просил о моем участии), на нашу просьбу последовал отказ, и сначала была сделана попытка запугать меня ужасными рассказами об убийствах.

Но я ответил, что никогда не вел себя как женщина, и не вижу причин, по которым мне нельзя разрешить сойти на берег. Попасть туда — означало, в конечном счете, следовать своей основной задаче, профессии и долгу. До сих пор я преданно служил Ее Величеству в соответствии со своими способностями и стремился сохранить за собой честь такой службы еще на много лет. Я заявил, что если по причинам, противоречащим цели экспедиции, я не смогу высадиться, то сообщу о таком поведении в выражениях, которых оно заслуживает[61].

Тогда меня назвали диким человеком, которого не удержать от работы, даже угостив шоколадом, который как раз в это время готовили.

Когда я понял, что против своей воли буду принужден к непростительному пренебрежению долгом, я оставил все уважение и обратился с особой мольбой[62], которая немедленно смягчила капитана-командора, и он позволил мне отправиться с доставщиками воды, не оказав мне, однако, никакой помощи и не дав ни одного человека, кроме казака Фомы Лепехина, которого я привез с собой.

При отплытии моем с судна капитан-командор попытался проверить, пойму ли я шутку, приказав сыграть на трубах мне во след. Не поблагодарив его, я воспринял свою задачу так, как было положено. Но я сам никогда не дудел в трубу и не ценю звуки труб в мою честь.

Однако теперь я уже очень ясно понимал, почему меня убедили отправиться в плавание, а именно лишь для того, чтобы выполнить те требования инструкций, которые никто другой выполнить не мог, то есть чтобы минералы изучали знающие люди, которых восемь лет забывали запросить из Екатеринбурга. Пробирного мастера Гардеболя, бывшего в Охотске, нельзя было взять с собой, поскольку его послали в Якутск сопровождать Шпанберга[63]. То есть я должен был придать, но только для видимости, более высокий престиж этому предприятию, а также стать корабельным лекарем и личным лекарем капитана-командора, потому что оказалось, что они располагают только подлекарем[64].

В этот день половина экипажа оставалась на борту на вахте и занималась выгрузкой пустых бочонков для воды и погрузкой полных. Меня отправили вместе с бочонками проверить качество воды, в то время как офицеры остались на борту наблюдать за ветром.

Оказавшись на берегу[65] под защитой единственного помощника, я сразу понял, что время слишком дорого, и постарался наилучшим образом использовать ситуацию, со всей возможной поспешностью направившись в глубь земли, чтобы проникнуть как можно дальше и найти людей и их селения[66].

Я прошел вдоль берега не более версты, когда в одном месте обнаружил следующие признаки людей. Под деревом я нашел как бы корыто, выдолбленное из куска ствола дерева, в нем несколькими часами ранее дикари, не имеющие котлов и блюд, готовили пищу по везде описанному камчадальскому способу, с помощью разогретых камней. Там, где они сидели, валялись разбросанные кости, некоторые с остатками мяса, которые выглядели