Читать интересную книгу Елки-моталки - Владимир Чивилихин

- Давай ко мне тогда, елки-моталки.

Родион поднялся, пошел было, но такой уж день, видно, выдался - его догнал Евксентьевский, тронул за рукав.

- Ты на меня только не рычи, товарищ Гуляев, - сказал он и засмеялся как ни в чем не бывало. - Можно один вопрос задать?

- Спрашивайте, - сказал Родион равнодушно.

- У меня такой вопрос, товарищ Гуляев. Почему мы должны перед этим товарищем Гуцких ползать?

- Вам не понять.

- Да? Это почему же?

- Да так уж.

- А все-таки?

- Да за одно то, что он весь осколками порван! И под сердцем у него сидит кусок немецкого железа, а он на вас, сволочей, еще нервы мотает!

- Значит, берешь меня в свою команду?

- А идите вы к едрене-фене! - Родион затоптал окурок и пошел прочь, сплевывая с губ табачную горечь.

5

Следователь. Свидетельница Чередовая, вы первый раз увидели Евксентьевского на пожаре?

- Нет, в вертолете еще обратила внимание.

Следователь. Обратили внимание? А он на вас тоже обратил внимание?

- Ну, все в одной кабине были...

Следователь. И Гуляев?

- Рядом сидел.

Следователь. А он ухаживал за вами?

- Зачем вам нужно знать такие вещи? Ну, ухаживал, если в вашем понимании...

Следователь. Я спрашиваю, этот Евксентьевский-то не ухаживал за вами?

- Вы считаете, я бы позволила?

Следователь. Значит, вы не думаете, свидетельница Чередовая, что причиной преступления была ревность?

- Я даже не думаю, что и преступление-то было.

Следователь. Ваше особое мнение мы знаем. Но учтите, за ложные показания вы несете уголовную ответственность по статье сто восемьдесят первой.

- Не боюсь я ваших статей. Я правду сказала.

В субботу после обеда Родион позвонил на базу.

- Какие пироги, Платоныч?

- Горячие, - донесся голос Гуцких. - Это ты, Гуляев? Горячие пироги. Горимость высшая, пять баллов. Пластает тайга.

- Ясно. Бирюзов не прилетал?

- Хватился! Утром еще. Про тебя спрашивал.

- Ты сказал, что я в порядке?

- Сказал. А он группу-то отправил поездом, а сам пробился на гражданских самолетах. У него целая история была на пожаре...

- Что за история? Где он сейчас?

- А я его тут же на самолет и скинул в одно интересное место. Народу, понимаешь, не хватает.

- Куда же это его?

- В район Атаманки. Одного. Там здоровый пожар, надо срочно готовить вертолетную площадку. За день, думаю, сделает...

- Платоныч. - Родион сильно прижал трубку к уху. - Ты как хочешь, Платоныч, а я к нему. Когда туда вертолет?

- Послезавтра. Бригаду Неелова повезу. Ну хорошо, хорошо, Гуляев. Бюллетень ты закрыл?

- Да.

- Погоди, не бросай трубку! Еще новость. Твоя подопечная уже тут. Оформляется. Она, оказывается, с десятилеткой. Что? Придешь?

Родион слушал и не слушал - ловил краешком глаза такси, переминался в телефонной будке, и вся она ходила и скрипела...

Они встретились во дворе конторы. Родион боялся этих первых минут, думал всю дорогу, что он ей скажет, как поздоровается, и никак не мог придумать. А получилось, что они даже не поздоровались, вроде бы забыли.

- Приняли! - радостно крикнула Пина с крыльца, заметив его у ворот.

- Ух ты, елки-моталки!

Он рассматривал ее, словно увидел впервые в жизни. Да на то оно выходило, потому что Пина представлялась издалека другой. Платье на ней легкое было сейчас и чулки такого цвета, будто их не было совсем. А от туфель Пина длинноногая сделалась, точно городская студентка, к которым Родион всегда боялся подходить. И вся она ничем не напоминала ту бабу-растрясуху, с которой он встретился на Чертовом бучиле, только в глазах те же бесенята. Пина приблизилась.

- Ты не хлопотал тут за меня, дяденька?

- Что ты, тетенька!

- Смотри, а то я не люблю, если что-нибудь по знакомству. И ноты отца не приходило?

- Какой ноты?

- Видно, я ее опередила. Написал, что, мол, мою дочь Агриппину Петровну Чередовую, когда она приедет, прогоните назад, если сможете.

Они рассмеялись. Пина весело, от души, а Родион сдержанно, как бы не решаясь, потому что он не мог освободиться от волненья и не знал, как поддержать разговор.

- Мне еще надо паспорт из гостиницы выцарапать и сдать сюда, - сказала Пина.

- Может, завтра?

- В воскресенье-то?

- А мы дней не разбираем, когда горит.

- Тогда в кино, - предложила Пина.

- А что? Можно и в кино, - обрадовался Родион. - Поехали.

В городе было людно. Билеты, оказалось, порасхватали на все сеансы, и это огорчило Родиона, потому что теперь надо было придумывать разговоры с Пиной.

- Как здоровье отца? - спросил он.

- Ничего. Я же писала.

- Хотя верно.

Они шли по большой улице. Пина разглядывала толпу, нет-нет да окидывала Родиона быстрыми глазами, улыбалась, а он страдал, не зная, чему она улыбается.

- Ты мои книги получала?

- Все получила. Я же писала тебе.

- Хотя верно, - согласился он.

- Еще раз спасибо.

Родион молчал. Как всегда, слова приходили потом, когда нужды в них уже не было. Если б билеты они достали! Он бы просто сидел рядом с ней, а кино бы работало за него.

- За что спасибо-то? - с запозданием сказал он. - Я сам сначала читал, а потом уже посылал.

- Видишь, я говорю, что ты хитрый человек! - засмеялась Пина. - Все до одной прочел?

- Все.

- Ну и как?

- Разные они, - осторожно сказал Родион.

- Ремарк, например? "Три товарища"...

- Да, да, помню. Немец, у которого два имени? Эрих и зачем-то еще Мария.

Пина снисходительно заулыбалась:

- Ну и как тебе он?

- Пишет крепко, но смотря что взять из него, - неуверенно протянул Родион.

- А что бы ты, например, взял?

- Что это парни у него не поддаются, хотя их жизнь всяко ломает.

- Еще?

- Словам цену знают. И товариществу у них можно поучиться. Без этого они бы там пропали.

Пина удивленно заглянула сбоку в лицо Родиона, осторожно взяла его под руку, а он покраснел, и ему стало жарко вдруг от этого непривычного прикосновения. Когда раньше он гулял с девчатами - сам брать больше старался, а так, оказывается, все по-другому, и даже сердцу горячо, и легко идти.

- Знаешь, а я одну твою книгу привезла. Она же с печатями! Зачем ты ее из библиотеки?

- А что было делать? - отозвался Родион. - Искал, искал - нет нигде. Деньги внес, да и только.

- Нет, надо сдать.

- Можно и сдать, - согласился Родион.

К вечеру толпа стала гуще. Пина уже насмотрелась на нее, а Родион вообще не любил толочься среди праздных людей. Его не толкали, но само это многолюдье Родиона угнетало.

- Посидим? - предложила Пина.

От пестроты и тесноты они забились в крохотный сквер на главной улице, нашли краешек скамейки. Родион с наслаждением вытянул ноги, погладил колени. И вдруг вспомнил о том, что забылось на часок. Как там Санька сейчас? Распалил небось костер, кусты рубит, таскает колодины. А может, уже наворочался, спать лег?

- Ты о чем задумался?

- Знаешь, - помедлив, ответил Родион. - Летом да осенью толпа у нас пожиже, а вот весной откуда только берется народ!

- И ты об этом задумался? - засмеялась она.

- Да нет, как бы тебе объяснить? - Родион торопливо закурил. - Мы весной в городе почти не бываем. Горит сильно.

- Весной? Почему?

- Прошлогодняя трава. Одна искра - и пошло. Еще снега по низам, а в суходольных местах и на солнцепеках все звенит. Да и хвоя самая сухая в году, и лесорубы сучья дожигают, и в воздухе влаги нет - весняк ее выпивает. Скучно тебе все это?

- Говори, говори! - сказала Пина, рассматривая в сумерках его профиль.

- Да причин-то много. Леспромхозы вырубки плохо чистят. Земля холодна и не отдает пока воду. Что отпустит - дерева сосут, им сейчас только дай. Да не в этом дело...

- А в чем?

- Санька Бирюзов там один сейчас. Конечно, не впервой... Но у него какая-то история вышла, а он один, понимаешь?

Зажглись фонари, посвежело, и Родион отдал Пине свой пиджак. Она влезла в него, скинув туфли, а гуляющие оглядывались на них и улыбались. Действительно, какая уйма людей в этом городе!

- Понимаю, - сказала Пина.

- В понедельник я лечу к нему.

- И я тоже.

- Вообще не женское это дело, Пина.

- Ну, знаешь!

- Да я-то знаю. Не пора тебе?

Гостиница была недалеко от сквера. Пошли по затихающим улицам, и Родион, будто воробья, держал ее кулачок в своих широких и грубых ладонях. Она зашевелила пальцами, потрогала его мозоли.

- Ого!

- Что? - спросил Родион.

- Бобы.

- Прошлогодние, - сказал Родион, пытаясь высвободить руку. - За зиму не сошли.

- Родион, а почему у тебя здесь пальца нет?

Он отдернул руку.

- Отстрелил?

- Да нет...

Родион стеснялся своего недостатка, однако Пина спрашивала как-то очень участливо, просто, он почувствовал себя с ней свободно и легко, почти как с Санькой Бирюзовым. Но вдруг забоялся, что может каким-нибудь неловким словом все испортить, хотя история, которую он мог бы сейчас рассказать, была всем историям история.

- Расскажи, Родион, - попросила Пина.