Читать интересную книгу Забыть Палермо - Эдмонда Шарль-Ру

Вверх и вниз шли лифты, открывались и закрывались двери, служащие возвращались после завтрака. Этот негромкий шум, ровный, как морской прилив и отлив, ритмически нарушал тишину нашей комнаты. Я прислушивалась к тому, как десять лифтов по очереди вздыхали, десять издалека слышных голосов лифтеров называли номера этажей, громко выкрикивая названия журнала «Ярмарка», так, как кричат «Огонь!» в военных фильмах. Выделялся голос только одного лифтера-негра, который произносил это, будто нежно выводя мелодию блюза: «Ярмарка, ярмарка, ярмарка…» Он тянул сквозь зубы эту мелодию, чем-то схожую с ребячьим припевом в детской игре, и сам этим тешился, подымаясь и спускаясь в кабине лифта. Слышны были шаги служащих, вливающихся, как волны, обратно на работу, и «так-так-так» — цокот высоких каблуков но застланным линолеумом коридорам, гигиенической копии дорогих французских ковров из Обюссона. Я больше ни о чем не думала, хотя у меня мелькала мысль: «Бэбс существует… Надо только подождать».

* * *

Умерла мисс Блэзи, секретарь редакции. Мисс Блэзи, отдавшая тридцать лет точным подсчетам числа строк и составлению подписей в рамочках к рисункам. Она скончалась от рака грудной железы. Ее смерть оставила меня безразличной. Но я не могу пренебречь описанием похорон мисс Блэзи, так же как не могла не рассказать о трудностях, с которыми столкнулась тетушка Рози при страховании мехового манто, так же как не могла не говорить об инциденте с негритенком, помочившимся у вращающейся двери нашего дома.

Похоронный салон — одноэтажное здание с красивой лакированной дверью и розовым фасадом. Крыша, отделанная по карнизу металлическими кружевами, отдаленно напоминала готическую часовню — намерение архитектора не вызывало сомнений. Однако букет телевизионных антен, торчавший над кровлей, разрушал желанный эффект. И потом там была еще некая шарообразная опухоль — маленький купол. Зажатый между фасадом кинематографа и кафетерием, витрина которого была уставлена пирожными и кремом и печальными бледными цыплятами, этот салон выглядел смехотворно, как если бы Людовик II соорудил здесь, на тротуаре Мэдисон-авеню, один из своих сумасбродных баварских домиков для развлечений.

Итак, бравая Блэзи скончалась, и Бэбс попросила меня пойти с нею на похороны.

— Она исповедовала странную религию, — рассказала мне Бэбс, — была членом Невидимой ассамблеи. Это что-то вроде спиритуалистов. Поэтому не будет ни службы, ни надгробной проповеди. Достаточно расписаться в регистрационной книге, поглядеть на Блэзи, и можно уйти.

Поглядеть на Блэзи… Но я менее всего ожидала, что увижу ее именно такой, выставленной на показ в холле, устланном пластиком, укрытой пуховым одеялом из кремового атласа. Ее одели в платье, которого я на ней никогда не видела, — оно тесно облегало фигуру и оставляло голым плечо. Лицо было покрыто плотным слоем косметики, бессильной вернуть коже живую свежесть. Нам показывали кости в иссохшей оболочке. И еще «ундервуд»… Пишущую машинку поставили Блэзи на живот.

Едва я уселась рядом с Бэбс, как меня охватило желание немедленно уйти. Но как это сделать? Сотрудники редакции заполняли зал, рассаживались на стульях и обменивались впечатлениями по поводу несчастной Блэзи.

— Какая миленькая, не правда ли? — прошептала моя соседка.

Это была медицинская сестра, прикрепленная к нашей редакции, специалистка по мигреням и сердечным приступам. Она оказывала помощь жертвам обмороков и впадавшим в истерику cover girls[6]. Карманы сестры всегда были полны пилюлями, успокоительными средствами, а также записочками, которые ей поручали передавать нашим девицам.

— Нам будет не хватать Блэзи, — снова заговорила медсестра.

Я кивнула головой в знак согласия.

— Ей очень к лицу такая прическа… Никогда еще ее так хорошо не причесывали…

Тут я увидела нашу главную редакторшу. Ее звали Флер. Флер Ли — красивое имя. Цветок Ли. Всего один метр отделял ее от бедной Блэзи, лежавшей под своим атласным пуховым одеялом. Флер сидела в первом ряду. Позади стулья оставались пустыми. Счетоводы, художники, секретари, метранпажи, лаборанты, мелкота вроде уборщиц, курьеров и телефонисток, чистильщик обуви, который каждое утро бродил по нашим коридорам с ящиком в руках, и даже негр-лифтер (Блэзи была членом Лиги эмансипации цветных) толпились в глубине салона, как будто эти пустые стулья отмечали линию непроходимой границы, пересечь которую они не осмеливались.

— Проходите вперед, проходите же, — казалось, говорила им Флер Ли, откинувшись назад и вытянув к ним руки в белых перчатках. Ей, видимо, казалось, что эта поза подчеркивает простоту, интимность, но ее жест, слишком театральный, скорее напоминал скорбь прима-балерины в последнем акте «Ромео и Джульетты», когда танцовщица, стоя на пуантах и раскинув руки, призывает зрителей стать свидетелями ее несчастья: «Смотрите, смотрите — до чего я дошла, оторванная от моего Ромео, одинокая. Такая одинокая…» Флер Ли усердствовала в своей патетической мимике, но безуспешно. Те, кто толпился у входа, так и не осмелились подойти поближе. Тогда она покинула предсмертную позу Джульетты и вновь обрела свою обычную повадку высокопоставленной дамы, которой все должны подчиняться. Даже раздраженно кивнула головой.

— Хозяйка нервничает, — заметила медицинская сестра.

Я согласилась.

— Она не любит, когда ее не слушаются. Но… Что с вами? Вы плохо себя чувствуете? — спросила сестра.

— У тебя странный вид, — участливо шепнула Бэбс.

— Кружится голова. Тебе не кажется все это отвратительным — наша Блэзи в таком виде… почтенная Блэзи с голым плечом и ундервудом на животе?

— Почему отвратительным? — Бэбс посмотрела на меня так, словно я ее смертельно оскорбила.

— Не хватает только, чтобы ты притащила сюда сумку, наполненную обрезками резинок, очистками от карандашей, скрепками и прочим мусором из корзинки для старых бумаг. Мы бы бросали все это пригоршнями на смертное ложе, вроде конфетти. Для полного маскарада, а? Я уйду.

Она нахмурила брови и прикусила губу:

— Ты с ума сошла.

Потом, видимо почувствовав, что хватила через край и что резкость надо чем-то смягчить, Бэбс вознаградила меня великолепной улыбкой, обнажившей все ее зубы и кончик розового языка, выдвинутый на нижнюю губу, — классический образчик американской соблазнительности.

Вдруг все задвигались. Катили какой-то тяжелый предмет, на который до сих пор никто не обратил внимания, — что-то вроде пианолы-автомата на колесиках.

Бэбс тем временем вполголоса говорила с медицинской сестрой — обсуждались достоинства недавно поступившего в продажу средства для укладки волос. Сестра восхищалась:

— Сидишь под сушилкой на полчаса меньше, а укладка держится на неделю дольше! Парикмахеры, которые пользуются этим средством, наживают состояния…

Бэбс прервала ее. Она была довольна находкой:

— Я рекомендую это роженицам, больным гриппом и на послеоперационный период!

Сестра кивнула в сторону служащих похоронного бюро. Они пытались включить пианолу, один из них снял шапку и вытер пот со лба.

— А вот эти люди? Думаете, их жидкость не заинтересует? Ведь не каждый день им приносят вот этакую безупречную, отлично причесанную Блэзи! Уж эти родственники! Они всегда пренебрегают больными, оставляют их умирать в одиночестве. Это уже потом они преподносят знакомым красивый, чистенький труп… Вы понимаете, что я имею в виду? Причесывать мертвых очень трудно… Если б удалось это немного облегчить с помощью хорошего средства для укладки волос, а? Надо написать об этом! Ведь всех, наверно, заинтересует…

Бэбс оставалась величественной и больше не отвечала. Это было характерно для нее. Стоило ей найти собеседника, на котором, как на подопытном кролике, можно было проверить сюжет будущей статьи, она тут же выжимала его, словно лимон, а потом бросала. Будто и не знакома. Но я отлично знала, что она не упустила ни одного слова из разговора с медицинской сестрой и что средство для укладки волос станет темой ее статьи на будущей неделе.

Хотелось уйти. Не смотреть больше на Блэзи. Забыть эту Блэзи, гниющую под своим пуховым одеялом… Желание сбежать подступило, как приступ тошноты. Я и сейчас вижу, как медсестра положила на мое колено широкую ладонь соболезнующим жестом.

— Я знаю, что вам нужно. Ну-ка, проглотите лекарство. Это успокоительное. Никогда не расстаюсь со своими запасами. Ох, уж эти итальянки, знаю я вас. В нашем фотоателье полно итальянок. Мы только их и снимаем, итальянских cover girls, и никого другого! Каприз хозяйки. То она хочет только англичанок, то ей требуются одни итальянки. Сейчас в моде матовая кожа, понимаете? А они такие нервные, ваши итальянки, такие нервные!.. И капризные. Уж это они доказали! Не хватало мне еще вас, в такой день, когда мы прощаемся с нашей бедной Блэзи…