2
Ехали со всей возможной быстротой. Перекусывали в седлах, всухомятку, не рискуя разжигать костров, останавливались только ради того, чтобы напоить и попасти лошадей. Тут уж было не до княжеского стяга и не до веселых песен. Счет шел на минуты.
Домчались быстро по тем неспешным временам. Коней до худобы довели, но не загнали. Даже Ратиборов битюг довез своего тяжеленного хозяина до крутых смоленских валов.
— В город не въезжать, — повелел Мономах. — Выводить коней.
И тотчас ринулся к ведуну кривичей Воиславу, которого упорно именовал князем. Растолкал челядь и стражу.
— Дорогу мне! Дорогу!..
Ворвался в покои.
— Чуял, что прискачешь, Смоленский князь Мономах, — встретил его ведун кривичей.
— Здрав буди, князь кривичей. Что слыхать о Вильгельме?
Воислав усмехнулся:
— Не быть норманну Английским королем, Смоленский князь. А тебе — быть. Если Русь решишься предать. Но — не решишься.
Смоленский ведун точно читал мечты Смоленского князя. Мономаху это не понравилось.
— Гита — законная Английская королева. Норманн Вильгельм по всей Европе разослал убийц, чтобы захватить ее или убить.
— То мне ведомо.
— Где она спрятана, князь Воислав?
— Двоих из засланных Вильгельмом убийц захватили мои люди. Немца и испанца. Ты, князь Смоленский, знаешь эти языки?
— Знаю.
— Потолкуй с ними.
— С ними пусть Свирид лучше потолкует. Отправь их под доброй охраной в Киев, князь Воислав.
— Отправлю. А ты?..
— У меня другая задача.
— Сам ее решать будешь или вдвоем подумаем, князь Мономах?
— Без тебя мне ее не решить, князь. — Владимир помолчал. — Из Менска идет тайная тропа в Данию. По этой тропе гонец должен донести до Менска, а оттуда — до Киева одно слово. Слово это решит, как спасти Гиту Английскую. Гонец непременно должен добраться до Киева. Дай мне подмогу, чтобы прикрыть гонца по всей тропе.
— Это мы прикроем, — пообещал князь кривичей. — На каждых четырех саженях выставим по человеку. Но то — завтра, отдохнув с дороги. А сегодня — пир горой во славу Смоленского князя!
— Какой там пир!..
— Широкий, — усмехнулся князь кривичей.
Попировали, как то и полагалось при встрече дорогого гостя. В меру выпили, в меру медвежий окорок умяли, а заодно и тройную ушицу выхлебали. Попели застольные, а потом и дружинные песни и завалились спать, чтобы на трезвые головы прикрыть тайную тропу на торговый город Менск.
Князь Воислав поднял свое и Мономахово воинство еще до рассвета, при первых лучах денницы. Плотно позавтракав, тут же выехали на тайную тропу, ведущую неизвестно откуда, но приводящую к торговому въезду в Великое Киевское княжение — городу Менску. Он и назван-то был так издревле, когда только-только расцветала здесь меновая торговля.
Князь Владимир занял место у въезда в пригородный лесок. И — вовремя: уже стало светло, когда передовые посты князя Воислава перекатами голосов донесли:
— Проскакал. Проскакал. Проскакал…
Солнце подошло к полудню, когда послышался перестук копыт, и показался он Мономаху до крайности усталым. Шагнул Мономах на тропу и властно поднял руку.
Из кустов вынырнул всадник. Он лежал на потной шее загнанной лошади и уже не глядел на дорогу.
— Стой!..
Мономах схватил коня под уздцы.
— Кто ты? — прохрипел всадник.
— Сын великого Киевского князя Всеволода Владимир Мономах. Свирид — мой названый брат. Ты должен передать для Свирида только одно слово.
— Кронборг… — выдохнул всадник.
Владимир приказал немедленно отправить гонца к князю кривичей для отдыха и тут же со своей дружиной выехал в Киев, где его ждал названый брат.
3
Свирид спросил первым:
— Живого перехватил?
Мономах посмотрел на отца.
— Говори все.
— Гонец жив, но еле-еле. Коня загнал. Отправил его к кривичскому князю, пусть в себя придет. Прохрипел одно слово.
— Какое?
Владимир опять посмотрел на отца.
— Говори, — сказал великий князь.
— Кронборг.
— Что еще скажешь, сын? — спросил великий князь.
— Это все, что мне известно.
— Английская королева Гита в замке Кронборг, — сказал Свирид. — По другим сведениям, с нею две подруги, две горничных, камердинер, повар и четыре личных стражника.
Помолчали, раздумывая.
— Что скажешь, батюшка? — нетерпеливо спросил Владимир.
— Готовьте посольский обоз в Датское Королевство. Это — совместно с торговым, сыны. Посла определю сам, тут подумать надо. Начальником обоза назначить кого-либо из думных бояр, тут тоже подумать надо. Все обозники — дружинники моего сына. Оружие — под поклажу. Начальник охраны — Смоленский князь Владимир Мономах, и твои люди, Свирид, должны подчиняться ему без промедлений.
— Слушаюсь, великий князь.
— Обоз осмотрю сам.
— Слушаюсь…
— Коли вопросов нет, так и ступайте с Богом, сыны. Выезд через три дня.
Великий князь Всеволод почему-то любил откладывать исполнение собственных распоряжений на три дня. Всем казалось это странной привычкой, почти чудачеством, но это было не так. Три дня нужны были великому князю для тщательной проверки собственных распоряжений. Он старательно перебирал все обстоятельства, способствующие принятию этих распоряжений, а через три дня либо подтверждал собственные повеления, либо отдавал новые.
Выйдя из отцовской половины, Владимир сразу же прошел к матери.
— Здравствуй, светлая матушка моя.
Великая княгиня молча поцеловала сына.
— Попрощаться зашел, матушка.
— Знаю, что обозом командуешь. И обоз этот идет в Данию.
— Через три дня.
— Надеешься, что удастся спасти Английскую королеву Гиту?
Владимир уныло вздохнул:
— Батюшка собирается сватов засылать в Австрийское королевство.
— Спасение — это подвиг. А женитьба — сговор старших за твоей спиной, сын. Это — расчет, а не любовь. А жить без любви — великий грех перед Господом и собственной совестью.
— Что же делать, матушка?
— Спасать любовь, сын.
Вздохнул Владимир.
— Как?
— Думай, — мать притянула его голову, поцеловала в лоб. — Ступай, сын. И думай.
— Я буду думать.
— Это правильно.
На следующий день Владимир Мономах и его любимец Добрынька столковались с девушками и решили улизнуть к провалу. Однако Владимир, подумав, все же сказал отцу, что хочет поохотиться до отъезда в Данию с обозом и посольством.
— Косулю подстрели, — сказал великий князь. — Что-то давно ее не едали.
— Подстрелю, батюшка.
Мономах напросился на охоту совсем не потому, что стосковался по ней. Нет. Английская королева Гита не выходила у него из головы. Он уже и думать не думал о хорошенькой подружке своей сестры, да и сама мысль о ней казалась ему кощунственной, поскольку как бы приземляла мечты об осиротевшей Английской королеве Гите.
И вот молодежь весело выехала полюбоваться провалом.
Девушки — старшая сестра Владимира княжна Елена, младшая — княжна Татьяна и ее подружка-горничная Ольга — все еще оставались звонкими хохотушками, только Елена стала куда чаще таинственно улыбаться, нежели звонко хохотать. И украдкой поглядывать на всегда веселого, звонкого Добрыньку.
«Повзрослела моя сестренка, — усмехнулся в еле-еле начавшие отрастать усы Мономах. — Повзрослела и расцвела. Как же чудно хорошеют девушки, влюбляясь впервые в жизни…» И тут же понял, что время не стояло на месте, что шумная звонкая юность незаметно, исподволь сменилась улыбчивой молодостью, с ее трепетом и ожиданиями завтрашних волнений и забот, что девочки стали девушками, а юноши — мужчинами: вот и угрюмый Ратибор уже не идет пешком, а важно восседает на сером битюге с мечом у пояса. И он, Владимир Мономах, тоже едет на любимом жеребце и тоже при мече. Да и едет-то совсем не ради того, чтобы просто поглазеть на провал или украдкой перемигнуться с красивой горничной, а…
«Да, на охоту».
Владимир придержал коня. Звонкая дворцовая молодежь еще жила ярыми всплесками крови в юных и чистых жилах пробуждающейся юности, а он, Мономах, уже расстался с нею. Уже наречен Смоленским князем, уже ощутил на своих плечах тяжесть собственной власти, хлопоты, заботы о детях и стариках. А главное, уже полюбил умом таинственную королеву чужой и невероятно далекой от него державы.
Дождавшись, когда сестры и сопровождавший их кортеж скроются за последним подъемом к провалу, Мономах бросил поводья на шею отлично выезженного жеребца и взял в руки лук.
Отцу захотелось отведать косулю. А сыну — поскорее выехать в замок Кронборг.
4