на душе Аладдина, – сказал Райен на ходу. – Лучшие желания удивляют всех – даже самого желающего. Продолжай, Максим.
К воде позвали следующего всегдашника, но никто не обратил на него внимания. Все смотрели то на Аладдина, то на Гефеста, словно увидели их впервые.
Кима придвинулась ближе к Аладдину и тихо пошутила, что ему удалось избежать вечной жизни в качестве тритона.
Но Аладдин смотрел вслед Райену. Райену, который появился именно в тот момент, когда изменилось желание Аладдина. И едва Аладдин об этом подумал, Добрый Директор обернулся к нему и улыбнулся – точно так же, как его злой брат улыбнулся ему на церемонии Приветствия, еще до того, как все пошло наперекосяк.
Глава 11
Рафал наблюдал за братом, посетившим урок всегдашников, из директорского кабинета. Губы Злого Директора подергивались.
Райен – просто жалкий любитель. Думает, что может просто вот так одним ловким движением изменить душу мальчишки? Неужели он не может просто признать, что перо ошиблось? Что мальчишка – злодей, каких поискать? Да, Райену удалось заставить эту мелкую самодовольную девчонку снова задуматься об Аладдине, но как долго это продлится? Мальчишка все равно продолжит вести себя как вор и эгоист, и на этот раз Райен его уже не спасет. Аладдин докажет, что он злой, это лишь вопрос времени.
И тогда Райену придется подавиться своими словами, всеми этими несправедливыми эпитетами, которыми он наградил Рафала – ненадежный, безрассудный, не подходящий на роль Директора школы. На самом деле это Райен непригоден для должности, потому что верит, что может превратить никогдашников во всегдашников, а священное перо – на его стороне, хотя на самом деле это просто говорит его болезненное самолюбие. Как можно быть Директором школы, если считаешь, что равновесие – на твоей стороне? Сториан явно ошибся с Аладдином, поместив его не в ту школу. И он, и Райен это знали. Но Райен доверял перу, а не собственному брату и даже не себе, и теперь они воюют за душу мальчишки, а еще оба вмешались в ход сказки, хотя их работа как Директоров школы – не лезть в истории, которые они вроде как должны защищать.
Рафал стиснул зубы.
Во всем, что произойдет дальше, будет виноват Райен. Это с него началась вся эта история. Это он злодей.
И, раз уж перо в последних сказках унижает злодеев, Райена тоже унизят. Аладдин доказал, что он злой и что Рафал разбирается в душах лучше, чем перо.
Это будет справедливой концовкой их сказки.
Злой Директор вздохнул с облегчением.
Мальчишка с лампой наверняка прямо сейчас в очередной раз выставляет себя на посмешище.
Глава 12
Сначала Аладдин был совершенно уверен, что Директор школы вмешался, когда он загадывал желание золотым рыбкам. Что это добрый волшебник превратил самое заветное желание его души из богатств султана в странную тихую сценку. Что это просто еще один сглаз, управлявший Аладдином как марионеткой, – точно так же, как злобный джинн управлял Гефестом. Конечно же, чтобы преподать ему урок. Чародей напомнил, что нужно хорошенько подумать, прежде чем пытаться накладывать любовные заклинания.
Но потом настал урок добрых дел, еще один, куда ходили только всегдашники и где преподавала декан Мэйберри. Она устроила им испытание «Поцелуй лягушку». Всем всегдашникам завязали глаза, затем Мэйберри превратила половину из них в лягушек. Затем этих проклятых лягушек посадили в чан с настоящими лягушками, после чего ученики, оставшиеся людьми, снимали повязки, и им предлагали отличить обычных лягушек от заколдованных. Каждый мог поцеловать только одну лягушку: поцелуешь одноклассника и вернешь его обратно к двуногой жизни – вы оба получаете зачет. Поцелуешь обычную прудовую лягушку – незачет.
Аладдин и Руфиус попали в человеческую группу, Кима и Гефест – в лягушачью.
Задание было почти невыполнимым, учитывая, что все лягушки выглядели одинаково и умели только скакать и квакать, но одна за другой они выполняли добрые дела, чтобы произвести впечатление: одна лягушка вычистила однокласснику обувь, чтобы заработать поцелуй, другая схватила муху, пролетевшую мимо чьего-то носа, третья исполнила небольшой танец, как Кима для Руфиуса, – и вскоре уже все оставшиеся людьми всегдашники смогли вернуть человеческий облик кому-то из заколдованных… кроме Аладдина, который слишком боялся целовать лягушку – вдруг это окажется Гефест?
Еще один незачет.
Когда урок закончился, он поплелся к двери…
– Мне рассказали о твоем желании, Аладдин, – сказала профессор Мэйберри.
Аладдин повернулся, густо краснея.
– Это было не мое желание. Рыбы что-то напутали.
– Может быть, – ответила профессор Мэйберри, перелистывая бумаги на розовом учительском столе. – Или, может быть, они почувствовали твой страх и копнули глубоко-глубоко в душу, чтобы найти правду.
Аладдин закусил удила.
– Послушайте. Я не хочу, чтобы Гефест…
– Потому что твое определение любви мелочное и искаженное, – ответила декан Школы Добра, подняв на него глаза. – Ты видишь любовь точно так же, как никогдашники: для них это просто поцелуи, цветочки и прочие поверхностные проявления. Ты, наверное, думал, что и сегодняшнее испытание устроили только ради поцелуя – и поэтому боялся целовать лягушку. Но настоящий всегдашник знает, что любовь – это прежде всего узы. Любовь – это когда у тебя есть заступник, товарищ, знаменосец, который видит настоящего тебя под лягушачьей шкуркой. Такая любовь – нечто намного большее, чем романтические отношения с девочкой. Это любовь семьи. Любовь товарищей по работе. Любовь друга. Возможно ведь, что однажды вы с Гефестом станете такими хорошими друзьями, товарищами по оружию, что под конец жизни станете заботиться друг о друге? Что будете искать компании друг друга? Может быть, ты именно это увидел в своем желании? Может быть, в глубине души ты хочешь найти настоящего друга, а не только милую принцессу? Хочешь, чтобы тебе было не так одиноко?
Аладдин посмотрел на нее, и на душе у него стало спокойнее.
– Золотые рыбки сильнее, чем ты думаешь, – сказала профессор Мэйберри. – Искренность твоего желания – пожалуй, единственная причина, по которой я и другие учителя не превратили в лягушку тебя.
В следующие дни Аладдин долго раздумывал над словами декана. На самом деле у него никогда не было настоящего друга. В Шазабе он был настолько одержим поисками способов разбогатеть и наконец-то сбежать, спастись от гнетущей домашней обстановки, что даже не задумывался над тем, чтобы найти союзников. Он всегда считал, что будет идти по жизни один. Даже когда речь зашла о любовных делах, он решил, что заставить девочку выбрать его сможет только обманом. Идея завоевать чье-то сердце без жульничества казалась невозможной. Неужели он в