Читать интересную книгу Саван на понедельник - Дон Пендлтон

— Так мы и есть энергетические частицы?

— Несомненно. А что же еще? — сухо ответил он.

— Хорошо, хорошо, — устало вздохнула она. — Оставим этот разговор. Один-ноль в вашу пользу, солдат. А не поговорить ли нам о мире и любви, генерал?

— Сержант, — поправил он. — Генералы — солдаты абстрактного. Сержанты — категория конкретная.

— Да, главное — не высовываться, — язвительно заметила Роза.

— Поговорим о войне и о любви, — задумчиво ответил Болан, словно и не услышав выпад Розы Эйприл. — Это благородные и высокие понятия, вы не находите? Но я боюсь иллюзий, созданных человеческим разумом: изменчивых и случайных построений в мире, ввергаемом в хаос; утопического создания большой жизненной силы, постоянно вступающей в конфликт с неотвратимым принципом энтропии.

— Не говорите мне, что вы так думаете на самом деле!

— Однако это так, и мне стыдно в этом признаться. В абстрактном плане мир — всего лишь лень и поражение. В психологическом плане для человеческого разума это — составляющие энтропии. И есть конечная цель — смерть, ведь именно она является вечным миром, вечным покоем. Не случайно же мы так и называем смерть, когда хотим придать ей хоть какой-то смысл.

— А любовь? — не выдержала Роза.

— В абстрактном плане или конкретно?

— Сначала в абстрактном.

— Любовь равносильна страху.

— Что вы имеете в виду?

— Я сказал — страх: страх перед одиночеством; перед полной изоляцией. Более или менее сознательный страх перед тем, что ничто в нашем мире не является по-настоящему священным.

— Глупости! — воскликнула Роза.

— Вы чтите братскую любовь, поскольку осознаете, что она защищает и выводит вас из одиночества, — объяснил он.

— Я осмелюсь оспаривать ваше утверждение. Я искренне люблю человечество.

— Легко сказать. А конкретно — сколько человек вы любите?

— Кажется, мы собирались говорить о любви в абстрактном плане?

— Вот именно. Тогда скажите мне, любовь, как вы спите ночью?

— Куда вы клоните, Мак?

— Из всех человеческих существ, которых вы любите абстрактно, Апрельская Роза, в данную секунду умирают тысячи людей. Враг вездесущ. Его зовут голод, болезни, невежество, суеверие... Итак, принцесса, как вы могли провести в праздности шестнадцать лет на ученической скамье, в то время как ваши горячо любимые существа умирали? Вы накормили их, принесли им воды, перевязали их раны? Вы ни на йоту не любите человечество.

— Старые песни! — возмущенно воскликнула она. — Сплошная ерунда. Не могу же я ходить всю жизнь в трауре из-за тех вещей, за которыми не в силах уследить. Однако это вовсе не значит, что мне на все наплевать!

— Вот мы и добрались до сути философской дискуссии.

— Псевдофилософской, вы хотите сказать! В ваших методах борьбы я лично ничего интеллектуального не вижу, солдат!

— Ну да, — спокойно произнес он, — так я и думал. Вы просто хотите преподать урок нравственности старому бесчеловечному убийце. Я правильно понял?

— Нет, — проговорила она, смягчаясь. — Тем более, что, как мне кажется, ни вы, ни я не столь уж компетентны, чтобы давать уроки нравственности.

— Тогда кто же, по-вашему, компетентен? — ласково спросил Болан. — С тех пор, как первые философы выдвинули свои теории, условия жизни мало изменились. Кстати, никто из них так и не определил, что же есть истина. Философия — всего лишь направление, по которому должен следовать разум. Но существуют и другие направления, и каждое по-своему значимо. Я не видел ни одного солдата, который в бою не использовал бы максимально все возможности своего разума. Я подчеркиваю: разума.

— Ну а любовь? Всего лишь страх?

— В абстрактном плане — да. Но она изменяется. Становится желанием, нежностью, обладанием, защитой. И это неизбежно приводит нас к войне.

— О нет! — воскликнула она. — Не будем опять о войне!

Но Болан невозмутимо продолжал:

— Вы думаете, люди дерутся ради своего удовольствия? Они ведут войну ради тех, кого любят. Мать жертвует собой ради ребенка, она гонит от себя мысль, что он может умереть от голода. Мужчина убивает, поскольку не в силах допустить, что его семья станет жертвой какого-нибудь бродяги. Цивилизованная нация берет в руки оружие, потому что не хочет подчиняться дикарям.

— Перестаньте! Вы уже все смешали в одну кучу!

— Вовсе нет. Любовь порождает войну. Одно не может существовать без другого в мире, обреченном на возрастание энтропии. Впрочем, давайте начнем сначала. Взгляните на трогательные африканские племена, которые капитулировали перед законом энтропии: распалась даже семейная ячейка, и дети умирают на улицах, потому что матерям нечем их кормить. Эти люди не воюют, но и любовью уже не занимаются. Они просто лежат и умирают. Почему, как вы думаете?

— Вам лучше знать.

— Вероятно, но какое это имеет значение? Вы внимаете только голосу своего разума, а он не создан для того, чтобы воспринимать чужие доводы и с ними соглашаться. Однако хватит об этом. И езжайте не так быстро. Здесь скорость ограничена. Сейчас не время вступать в конфликты с полицейскими Колум-буса.

— Они тоже воюют, разве не так?

— Во всяком случае, это было бы желательно. Лучше, если бы они никогда не опускали рук и не позволяли себя убивать.

Роза подогнала «караван» к стоянке у «Гостиницы выходного дня».

— Может, я останусь с вами?

— Нет. Я найду вас в Индианаполисе около полудня.

Решение Палача было бесповоротным, и спорить с ним не приходилось.

— Вы очень великодушны, философ с поля брани.

А как сказать иначе? Сама того не ведая, Роза Эйприл почти проникла в тайну Мака Болана. Он больше привык действовать, чем рассуждать.

Глава 7

Мотель располагался на невысокой возвышенности у долины Солт Крик, протянувшейся между автострадой и грядой более высоких холмов. Как раз напротив отеля «Рамада» находился торговый центр. На первый взгляд, обитатели Нэшвилла питали особую страсть ко всему деревенскому. Фасады торгового центра и ресторана «Хорошо поесть» были сделаны из бревен. Да и мотель словно врос в холм и ничем не нарушал сельского пейзажа окрестных мест. Это сооружение из темного дерева, тесаного камня и почти черного стекла гармонично сочетало роскошь современного здания с очарованием деревенской гостиницы.

Болан ехал по направлению к «Рамаде». Слева мелькнули школьные здания, справа — еще одна большая гостиница; вскоре Мак достиг перекрестка со светофором. Автострада номер 135 шла в направлении с севера на юг; с востока на запад тянулась дорога, пересекавшая Солт Крик и ведшая в Блумингтон. Сам Нэшвилл располагался с правой стороны, прилепившись к склонам очаровательных зеленых холмов.

Гарри «Макака» ничего не преувеличил. Маленький городок был в буквальном смысле забит народом. По узеньким улочкам сновали группы туристов и одинокие пешеходы, машины запрудили все мостовые; город напоминал гигантский муравейник.

В целом Нэшвилл выглядел вполне привлекательно: настоящий городок, сошедший с почтовой открытки, хотя, может, и не столько уже старинный. Несколько допотопных домиков и более новые постройки, выдержанные в духе прежней архитектуры, прекрасно гармонировали друг с другом.

«Караван» ехал в длинной веренице машин, двигавшихся к центру. Болан сразу прикинул, что здесь ему развернуться негде. Улицы кишели отдыхающими. Туристические автобусы и легковые автомобили стояли вдоль тротуаров, окулированных художниками и уличными торговцами. Молодежь и пожилые люди неспешно фланировали по улицам, наступая друг другу на пятки, в поисках достопримечательностей и развлечений.

Светофор не работал. Двое полицейских изо всех сил пытались разгрузить перекресток.

Болан видел и не такое. Но он приехал сюда по делу, а не как турист. Он свернул в первую же улицу направо, чтобы миновать пробку. Улица поднималась по склону холма, и вскоре он выехал на ровное место в стороне от центра городка. Здесь его трассу пересекала еще одна улица, идущая с востока на запад. На краю тротуара стоял пожарный гидрант, а чуть подальше расположилась картинная галерея. В этом месте пешеходов было гораздо меньше, но все равно вдоль тротуаров стояли туристические автобусы, а машины, застывшие на середине улицы, красноречиво свидетельствовали, что чуть пониже образовался затор. Болан доехал до гидранта, и тотчас какой-то человек в гражданском, весь вспотевший и запыхавшийся, подбежал к его фургону.

— Вы не имеете права здесь ставить машину! — закричал он. — Вы загородили проезд!

Болан опустил стекло и дружелюбно произнес:

— Не волнуйтесь, я вовсе не собираюсь здесь останавливаться. А вообще, если случится пожар, я вам не позавидую. Ни одна пожарная машина сюда не доберется.

Очевидно, Болан попал в точку. Мужчина горько усмехнулся.