А дальше я совершенно теряюсь во времени и пространстве. Никогда бы не подумала, что мой сосед по парте Захар Зернов — такой искусный любовник. Нет, я этого не исключала. Просто не задумывалась. Мы дружили в школе, но векторы наших симпатий были направлены не в сторону друг друга.
Симфония ощущений от его действий меня поражает. Он знает, что делает, знает как и где ласкать, будто я самолично предоставила ему карту собственного тела. Но в то же время его нельзя назвать очень мягким. Идеальное сочетание нежности и мужского напора.
С ним не нужно думать. Он ведёт, но не подавляет. И мне тоже хочется отвечать ему, доставлять удовольствие.
— Такой вот ты, Захар Зернов, — выдыхаю, когда обретаю возможность снова говорить и двигаться.
— Это комплимент? — спрашивает со смешком, тоже пытаясь привести в норму дыхание.
— Ещё какой.
Он ухмыляется и чуть отползает к спинке кровати. Откидывается на неё спиной.
— Слушай, Вик, — спрашивает спустя пару секунд, — напомни, какой у тебя сегодня день цикла? Двадцать с небольшим?
Подкатываю глаза. Спать с гинекологом оказывается тот ещё прикол.
— Я всё понимаю, Зернов, работа превыше всего, но сейчас не момент.
— Это не к работе. Просто изделие некачественное попалось.
Поворачиваю голову, как раз когда он демонстрирует, что пошло не так.
— Оу, — меня это, собственно, никак не пугает. — И правда некачественное. Двадцать четвёртый или двадцать пятый. Гляну в телефоне потом.
Второе и третье изделие из коробочки оказываются куда более качественными, кстати.
Через два часа я, сидя на кровати и вытянув ноги, наблюдаю, как Зернов заваривает чай, стоя ко мне спиной. Он обернул бёдра полотенцем, влажные волосы растрёпаны.
— Что значит эта змея? — спрашиваю, разглядывая небольшую татировку у него на лопатке. — Что-то связанное с медициной?
— Не вся моя жизнь — медицина, Вик, — поворачивается и несёт две чашки к постели. — Она ничего не значит. Просто понравился рисунок. К тому же, это было давно, на третьем курсе ещё. Сейчас бы не делал.
— Почему?
— Потому что индивидуальность можно проявить и по-другому. Но я не осуждаю тех, кто делает. На здоровье, если им нравится.
Отпиваю глоток чая с наслаждением. Запах изумительный.
Зернов тоже делает пару глотков, глядя на меня, а потом отставляет кружку и растягивается рядом на кровати. Молчим несколько секунд, а потом он вдруг произносит:
— Твой муж ушёл от тебя потому, что ты не родила ему ребёнка?
На удивление, этот его вопрос не ломает атмосферу лёгкости. Скорее располагает к беседе по душам. Телу мы дали возможность насытиться, наверное, пришло время расслабиться и эмоционально. Нам есть о чём поговорить.
Замечаю, что Захар будто специально не формирует фразу «потому что ты бесплодна».
— Он сказал, что ему нужна полноценная семья, — отвечаю спокойно, тоже отставляя чашку и откидываясь на подушку рядом с ним. — А я… ну ты понял.
— Он идиот, — ставит безапеляционный диагноз моему бывшему мужу. — От таких женщин не уходят.
— Спасибо, — улыбаюсь. От любого другого эта фраза бы прозвучала слишком слащаво, но от Захара она вышла такой естественной, словно и правда так и есть. — Но ты не можешь этого утверждать, ты ведь меня толком не знаешь.
— Я помню тебя. Вряд ли ты так сильно изменилась. Так что всё верно: твой бывший — идиот.
Я снова смеюсь. Мне так легко сейчас, как не было за последние много лет.
— Ну а ты? От таких ведь тоже не уходят.
Захар тогда обронил фразу, что расстался со своей девушкой прямо перед свадьбой, потому что ей не нравилась его специальность. Но мне хочется узнать подробнее.
— Ушла не Аня, а я. Она поставила перед выбором, и я его сделал.
— Твоя бывшая — идиотка, — тоже ставлю диагноз.
Мы замолкаем и просто пялимся в потолок. Несмотря на упоминания бывших близких людей, с которыми мы так или иначе связывали наши судьбы, атмосфера, как часто бывает в подобных случаях, абсолютно не меняется. Мне всё так же спокойно. Надеюсь, Захару тоже.
Можно просто ни о чём не думать. Расслабиться. Главное, не подсесть на эту пилюлю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Уходит Зернов тихо, когда меня уже утаскивает сон. Прикрывает одеялом и легонько целует в губы. А я отключаюсь, даже не посетив душ. Ну и ладно. Ведь мне сейчас так хорошо. Как не было уже очень и очень давно. А рефлексировать я буду завтра.
8
Утром просыпаюсь в приятном томлении. Смущение проскакивает, но как-то спокойно мне. Хочется улыбнуться. Это была прекрасная ночь.
Сказать честно, с Ильёй я таких ярких ощущений не испытывала. Нам было хорошо, даже очень, но у меня неоднократно было чувство, что мы как бы «не дожали».
В общем, сожалений о вчерашнем у меня нет. И за себя не стыдно, и в ответ получила больше чем много.
А ближе к девяти получаю от него сообщение:
«Хотел предложить выпить кофе, но пришлось уехать в четыре утра. У моей пациентки начались схватки, а ехать несколько часов»
Ладно-ладно, Зернов, я и не собиралась думать, что ты сбежал, поджав хвост. Не получилось с кофе, что ж.
Обратно возвращаюсь в настроении, слушаю всю дорогу в машине музыку. Немного тянут некоторые мышцы, но в целом всё великолепно. Можно даже когда-нибудь повторить, почему нет? Случайной связью это не назовёшь, скорее дружба с привилегиями. Интересный формат, как по мне.
По возвращении в город, я даже заезжаю к маме. Признаюсь, мне не всегда хочется её видеть и даже слышать. Нет, она у меня замечательная, и я очень ценю, что она удержала нас на плаву в те тяжёлые годы после смерти отца. Он служил в МВД и погиб во время освобождения заложников от террористов. Тогда эта гидра была очень сильна. Папа был героем. Вот только семья героя нуждалась в поддержке, государство помогало, но этого было недостаточно. Тяжёлые времена для страны, тяжёлые для моей семьи. Но мать не сдалась, она всегда говорила, что жена подполковника милиции просто так не сгинет в голоде и безнадёге.
А потом она нашла себе мужчину. Кажется, я до сих пор её за это не простила, хотя понимаю, что особо выхода у неё не было, нам нужно было выжить. Мать торговала на рынке, а хозяин точки стал подбивать клинья. Так он и оказался в нашем доме. Вроде бы и не сказать, что грубый мужлан или алкаш, но мне не нравился его акцент, не нравилось, каким тоном он разговаривал с мамой. Потом начались ссоры дома, он требовал снять со стены и комода папины фотографии, мама отказывалась. Потом всё же пошла на уступки, и мы перенесли их в мою комнату, на которую по маминой просьбе дедушка врезал замок. Я от дяди Анзора никаких намёков в свою сторону не замечала, но, видимо, мать решила перестраховаться.
— Викуська! — мама приходит в восторг, когда открывает двери.
— Прости, что не предупредила, мам.
— Да какой там! Ты же знаешь, я всегда рада.
Мама живёт одна, Анзора уже шесть лет как нет в живых. Каждый раз приходя к ней, я испытываю угрызения совести, что бываю так редко. Но ритм жизни таков, что моргнула — десять лет прошло. Не мы живём жизнь, а жизнь нас живёт. Жуёт.
А тут вдруг Зернов. Такой светлый и жизнеутверждающий. Общение с такими людьми напоминает, что мы тут все не просто так. Что за пределами привычных нам линий движения идёт жизнь. Она многогранна, в ней есть место свету и удовольствию, место надежде, есть другие люди, для которых ты важен.
Не знаю как, и дело совсем не в ночи, проведённой с ним, просто энергетика у него такая.
— Викуся, ты тапочки надень, полы холодные. Я вот зябну, ещё и платок накинула. Если замёрзнешь, и тебе кофту дам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мама начинает суетится, торопится на кухню.
— Голодная?
Сначала хочу ответить, что нет, времени уже поздновато, чтобы есть. Но потом решаю, что тарелка маминого супа много калорий не принесёт, а мама порадуется. Да и вкусно.
— Давай. Только не доверху.
Мою руки и усаживаюсь на кухне. Попытаться ей помочь дело гиблое.