Минь Аньци
Красная азалия (Жизнь и любовь в Китае)
Аньци Минь
КРАСНАЯ АЗАЛИЯ
Жизнь и любовь в Китае
Китаянка Аньци Минь - писательница американская. Свою первую повесть "Красная Азалия" она написала вскоре после переезда в США на новом для нее, английском языке. И - несмотря на всю рискованность подобного дебюта - добилась безусловного успеха. Книга попала в списки бестселлеров, выдержала несколько переизданий. Читатели простили начинающему автору некоторые стилистические погрешности и шероховатости настолько их увлекла история девушки, чье взросление пришлось на годы китайской "культурной революции". Школа, отряд хунвэйбинов, военизированный трудовой лагерь при госхозе, а потом внезапная, почти сказочная перемена судьбы, главная роль в фильме "Красная Азалия", за съемками которого пристально наблюдает сама товарищ Цзян Цин, жена Председателя Мао.
"Красная Азалия" - повесть автобиографическая, построенная на документальном материале, хотя (может быть, неосознанно) Аньци Минь следует старинной китайской традиции беллетризованных биографий, в которых реальные факты словно бы расцвечиваются явно художественными деталями. В то же время Аньци Минь (и тут уже совершенно осознанно) ориентируется на вкусы западной аудитории, старается в какой-то мере "облегчить" ей восприятие материала. Это выразилось, например, в попытке дать большинство китайских имен в переводе на английский.
Мы предлагаем нашим читателям первые три части книги.
Любовь поистине всемогуща, она заставляет забыть обо всем, даже о революции. Жажда борьбы, разрушения сменяется стремлением к покою, к житейским радостям. Партия знает, что влюбленные уже не принадлежат ей целиком, и потому партийные вожди так страшатся любви.
Аньци Минь
Чикаго, 1993
Часть I
Я взросла на трудах Мао и операх его супруги, товарища Цзян Цин. В начальной школе я стала командиром отряда детей-хунвэйбинов. Это случилось во время Великой пролетарской культурной революции, и тогда моим цветом был красный. Родители жили, по свидетельству соседей, словно два голубка, - в полном согласии. Отец преподавал технический рисунок в Шанхайском текстильном институте, но истинной его страстью была астрономия. Мать учительствовала в одной из средних школ Шанхая. Она учила тому, что поручала ей партия, полгода по-китайски, полгода по-русски. Как и все вокруг, родители верили в Мао и в коммунизм. Их четверо детей были погодками. Я родилась в 1957-м. Жили мы в центре, на Южной Цветущей улице, в двухэтажном доме на две семьи. Эти полдома достались нам после смерти деда, умершего от туберкулеза незадолго до моего рождения.
Лет с пяти я почувствовала себя взрослой. В этом не было ничего необычного. Все мои приятели таскали на спине своих малолетних сестер и братьев, которые развлекали себя сами, пока мы играли в прятки. На мне лежали многочисленные домашние обязанности, ведь родители, как и родители моих друзей, целыми днями работали. Сестричек и братика я называла своими детьми - и вправду, сама еще детсадовка, я уже водила их и в ясли, и в садик. Мне было шесть лет, сестренке Бутончику - пять, другой, Жемчужине, - четыре, а брату, названному Звездолетом, - всего три. Родители подбирали нам имена с разбором. Они и звучали несколько причудливо в сравнении с обычными у наших соседских сверстников Красногвардейцами, Свободами, Революциями. Попадались Большой Скачок, Великий Поход, Красная Звезда, Новый Китай, Дорога России, Отпор Соединенным Штатам, Патриот-Предвестник, Образцовый Красный Боец - много разного в том же духе. Но мои родители жили своим умом. Поначалу они нарекли меня Линьшуань - Солнце, Встающее из-за Горы. Но от этого имени пришлось отказаться: единственным солнцем был Мао. Поразмыслив, они остановились на Аньци, Яшма Мира, к тому же "аньци" по-китайски имеет еще и значение "ангел". Под этим именем меня и записали. Поблагозвучнее нарекли и сестренок: Бутончик и Жемчужина. Брату подыскали имя, во-первых, отвечавшее пристрастию моего отца к астрономии, а во-вторых - призыву Мао осуществить в скором времени полет в космос.
Мне казалось, что родители заняты на службе чем-то необычайно важным, прямо-таки мир спасают. Каждый вечер я забирала сестер и брата из сада и яслей, волокла их домой, выдерживая подчас целые сражения с сорванцами из нашего квартала. Что ни день мне наставляли синяк или расквашивали нос в кровь. Впрочем, это меня мало задевало. Главное, не показать моим детишкам, как я трушу, переходя оживленные улицы или в темных сумрачных аллеях. Дети должны были видеть во мне образец мужества. Устроив их играть в гостиной, я принималась за растапливание плиты - пора было готовить обед. На растопку уходила пропасть времени - я никак не могла взять в толк, что дерево и уголь горят, только когда есть тяга. Мучаясь с плитой, я громко скандировала цитаты из Мао. Однажды, отчаявшись, бросила безуспешные попытки и заигралась с сестрами. Хорошо, ребята крикнули мне с улицы, что из нашего окна валит дым. Такое случалось трижды. Своих детей я старалась уложить спать засветло. Во сне малыши нередко сучили ногами, раздирая наши ветхие одеяла, вскоре превратившиеся в лохмотья. Когда дом затихал, я устраивалась на подоконнике и следила за подъездом, дожидаясь родителей. Темнело небо, в вышине сияла Венера, и я засыпала прямо на окне.
В 1967-м, когда мне было десять лет, мы переехали. Соседи снизу просто замучили нас попреками: как, мол, так, вас шестеро в четырех комнатах, а мы, вдесятером, ютимся в одной?! Где же революционная справедливость?! Они являлись к нам с ночными горшками и опорожняли их прямо на одеяла. Какая там полиция! Полицейский участок как ревизионистское учреждение был сметен революцией. Хунвэйбины сами начали грабить дома. И никто не отозвался на наши призывы о помощи. Другие соседи молча наблюдали. А нижние продолжали донимать нас. Что ни ночь приходилось очищать постели от их дерьма, покорно проглатывать унижения. Они совсем распоясались. Когда родителей не было дома, стращали нас, детей. Говорили, что у них дочь психическая и они, мол, за нее не отвечают, а та раз явилась ко мне с остро отточенным топором, угрожая разрубить мою голову пополам, точно это арбуз. И еще спрашивала, как мне это понравится! Я велела ей подождать, мол, обмозговать надо, понравится или нет, а сама сгребла детей и весь день просидела вместе с ними, запершись в уборной.
Однажды психическая напала на мою мать, когда та возвращалась с работы. Я видела, как они боролись на лестнице. Потом мать упала, а сумасшедшая пыталась пырнуть ее ножницами. Со мной что-то произошло: стояла рядом, смотрела, как кровь струится по маминому лицу, силилась закричать, но пропал голос. А эта психопатка сбежала по лестнице, несколько раз саданула сама себя ножницами, выскочила на улицу, где столпились зеваки, и, высоко подняв окровавленные руки, дико завопила: "Люди, на меня, работягу, напала буржуазная дрянь, интеллигентка, да это ж политическое убийство!" Тут вся ее родня высыпала. И тоже давай вопить: "Заплатим кровавый долг, кровь за кровь!"
И тогда отец сказал, что нужно переезжать. Скрыться. Он написал объявления об обмене: что у нас за квартира, какая требуется. Объявления налепил на придорожных деревьях. А назавтра к подъезду подкатил грузовик, полный домашнего скарба. Из кузова спрыгнули пятеро и заявили, что приехали по обмену. Отец попытался возразить, что мы еще ничего не решили, но те уверяли: "Наша квартира будет вам в самый раз". "Но мы ведь ее даже не видели", - урезонивал их отец. "Так посмотрите сейчас, вам понравится". - "Сколько же там комнат?" - "Три, полный ажур, шанхайская норма". - "А вам известно, что под нами живет сумасшедшая?" - вмешалась моя мать. Приезжие равнодушно отмахнулись. Сообщили, что они, отец и сыновья, - рабочие Шанхайского сталелитейного. Сыновьям пора жениться, нужна жилплощадь да поскорее. "Дайте хоть подумать", - взмолился отец. "Ладно, - согласились обменщики, - думайте, мы подождем в машине". - "Но это невозможно!" - "Перебьемся!" - утешили его. Мои родители решили взглянуть на этот дом на улице Шаньси.
Мне велено было посторожить в их отсутствие квартиру. Занявшись чем-то по дому, я вдруг заметила: приезжие сгружают свои вещи, потом они начали двигать нашу мебель, а на мои слова, что родители, мол, еще не вернулись, уверили, будто просто хотят нам переезд облегчить, ведь у них грузовик. "Где вы потом отыщете машину? Уж не на руках ли вы собираетесь перетаскать всю эту пропасть вещей!" Родители, вернувшись, обнаружили большую часть нашей мебели в кузове. "Но мы против, - сказала моя мать, - насильно мы не переедем". - "Нам, рабочим, ваши умствования ни к чему. Вы дали объявление, мы приехали с отличным предложением. Нынче воскресенье, наш единственный выходной. Нечего нам голову морочить. Мы уже припугнули эту вашу психическую, когда она нас дурить вздумала. Оказалась нормальной, просто ее семья на ваши комнаты зарится".
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)