Питер Шуйлер-Миллер. Витки времени
Сборник научно-фантастических произведенийБиблиотека англо-американской классической фантастики
«БААКФ»
2016
БААКФ-19 (2016)
Клубное издание
Питер Шуйлер-Миллер. Витки времени. Сборник фантастики.
(а.л.: 11,08)
Составление Андрея Бурцева.
Перевод: Андрей Бурцев и Игорь Фудим
Некоммерческий проект для ознакомления. Предназначено исключительно для культурно-просветительских целей.
© Бурцев А.Б., перевод, состав
© Бурцев А.Б., название серии: БААКФ — «Библиотека англо-американской классической фантастики»
Питер Шуйлер-Миллер (Peter Schuyler Miller) 1912-1974
От составителя
Пески веков
Имя фантаста Шуйлера-Миллера я услышал в далеких семидесятых годах, когда достал (а такие книги тогда можно было только «доставать») сборник знаменитой серии «Зарубежная фантастика», издательства «Мир», славившегося в те годы изданием великолепной переводной фантастики. Сборник так и назывался «Пески веков», был тематическим, посвященным путешествиям во времени, а название ему дала повесть никому тогда у нас не известного американца Питера Шуйлера-Миллера. После прочтения повести, его фамилия запомнилась мне навсегда. Повесть была великолепная, читалась на одном дыхании, в ней была куча неожиданных идей. Впрочем, в те времена издавалось слишком мало фантастики, тем более зарубежной, поэтому отбор был очень строг, и выбирались по-настоящему лучшие произведения. Да и искусство перевода было на высоте.
В общем, в повесть влюбился, но Шуйлер-Миллер на многие годы остался для меня автором одного произведения (Интернета тогда не было, получить информацию было неоткуда). Лишь в девяностых годах я узнал, что он вполне-таки солидный фантаст, не из самых плодовитых, но все же весьма известный. А еще лет пятнадцать спустя я с удивлением обнаружил, что у полюбившейся мне на всю жизнь повести «Пески веков» существует продолжение. И тогда я загорелся желанием обязательно перевести не только ее, но хотя бы книжку произведений Питера.
Продолжение «Песков веков» называется «Витки времени», и вполне под стать первой повести. В общем, удовольствие я получил, и теперь хочу поделиться им с читателями.
Романы Шуйлер-Миллер не писал, если не считать совместного творения со Спрэгом де Кампом, но и там, как я подозреваю, руку приложил, в основном, Спрэг. Скучненьким показался мне роман, и я не стал его трогать.
А Шуйлер-Миллер был мастером более короткой формы — повестей и рассказов. Кроме дилогии «Пески веков», у него есть еще одна — «Мир Юздрала». В нее входят две повести, написанные на заре творчества этого писателя. Честно признаюсь, написаны они немного тягучим, изобилующим подробностями языком, под стать многим произведениям Джона Кэмпбелла и Джеймса Блиша, хотя Шуйлер-Миллер писал раньше них. Но меня привлекла заложенная в них необычная, оригинальная идея про Атлантиду, да и в остальном сюжеты этих повестей полны превосходных находок.
Сюжеты рассказов, вошедших в данный сборник, касаются двух тем. Одна из них, разумеется, космос. Мало какой фантаст тех времен мог обойти стороной в своем творчестве космос, эту притягательную, манящую, полную тайн бесконечность. Хорошие это рассказы, не только остросюжетные, но и весьма умные.
А последний рассказ, «Фрикасе в четырех измерениях», снова посвящен явно любимой писателем теме — времени и параллельным мирам. Правда, на этот раз, весьма с неожиданным поворотом. Но не буду раскрывать его тайну, чтобы не портить читателем удовольствие.
В общем, сборник Шуйлера-Миллера получился, на мой взгляд хорошим, интересным, сильным. Но это на мой взгляд. А окончательную оценку, разумеется, дадут те, кто его прочтет.
Всего вам доброго,
Андрей Бурцев
Через вибрации
— С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, — продолжал он, — если я не прав, тогда...
— Тогда вы уже ничем не сможете мне помочь, — закончил я за него.
— Именно, — согласился он. — Вероятно, у тебя получится вернуться в наш мир целым и невредимым, но даже в таком случае существует вероятность, что ты материализуешься внутри какого-нибудь объекта или прямо в открытом космосе, тебя раздавит или ты замерзнешь насмерть. Но то же самое может случиться с тобой прямо здесь, даже если я прав. Решившись отправиться, ты в любом случае сильно рискуешь.
— Вы не отговорите меня, док! Я в деле! И даже если я не вернусь, никто обо мне не заплачет.
Как написано выше, за три года до моего решения я был простым безработным с дипломом об окончании колледжа в кармане. Кажется, никто не верил в одаренность вундеркинда, ставшего бакалавром в девятнадцать лет. И именно тогда, когда я уже почти дошел до ручки, доктор Александр Грегори, которого чаще звали просто «док», зашел на ферму, где я уже несколько дней косил траву, поскольку комбайн вышел из строя. Как сочувствия, так и денег у него было в избытке, поэтому Рождество того же года я встретил уже в качестве его личного помощника, в лаборатории, находящейся в Скенектади, где доктор Грегори сотрудничал с компанией «Дженерал Электрик», покровительствовал Стейнмецу, Лэнгмюру, Кулиджу и многим другим величайшим ученым двадцатого века.
ОКОЛО ДВЕНАДЦАТИ часов дня, о котором я веду речь, док вызвал меня в «святая святых», где задолго до того, как мы встретились, он работал над каким-то проектом, о котором даже я не имел понятия, хотя во всех других проектах принимал непосредственное участие.
— Джек, — вдруг начал он, — мы ведь допускаем существование эфира.
— Рад слышать, — съехидничал я.
— Есть нечто, что переносит свет и другие колебания, так же, как и звук, распространяется в воздухе, или, скорее, как волна проходит по длинному натянутому проводу или канату, с той лишь разницей, что свет — это поперечные колебания, а не продольные. Мы не знаем, что это за нечто. Может быть, какое-то вещество, может колебания другого рода, или даже конфигурация, как считают некоторые, но что-то точно существует, — в этом мы уверены. Большинство называет это эфиром. Мне это вполне подходит.
— Мне тоже, док. Не стану возражать.
— Свет, тепло, радиоволны, рентгеновское излучение — все это поперечные волны или те, у которых такие же свойства распространения по эфиру. Ты и сам это знаешь. Да и любой дурак должен знать. Более того, материя — это тоже вибрации. Электроны и протоны, или, что более вероятно — субэлектроны и субпротоны, если они существуют, — это маленькие сгустки волн бесконечно малой длины, эфирных волн, таких коротких, что выглядят они материальными. Мы не уверены, что так оно и есть, и я полагаю, вряд ли когда-то будем уверены, поскольку не можем увидеть эти волны, но электроны своим поведением вроде бы подтверждают эти догадки, да меня и не особенно волнует, можем ли мы увидеть эти вибрации, до тех пор, пока я могу делать с электронами все, что захочу. Кому какое дело, натуральную ягоду используют в конфетах или нет, если на вкус не отличить? Мне не важно, из чего все на самом деле состоит, — пусть хотя бы из волн. Давай, так и будем их называть. В нашем мире, или нашей вселенной, как ее называют, мы можем обнаружить волны с частотой от трехсот семидесяти миллионов миллионов до семиста семидесяти — грубо говоря, от темно-красного до темно-фиолетового частей спектра. Инфракрасные волны — это тепловое излучение с частотой от девятиста пятидесяти тысяч до трехсот семидесяти миллионов миллионов герц. Ультрафиолетовое излучение — от видимого фиолетового света до шести миллионов миллионов миллионов колебаний. Дальше идет рентгеновское излучение, в районе трех тысяч миллионов миллионов миллионов миллионов. И где-то за ним лежит наша фундаментальная «материя-волна». Если мы возьмем диаметр электрона за длину такой волны, что совсем не обязательно так, то частота получится приблизительно семьдесят пять гептиллионов — семьдесят пять с двадцать одним нулем. На самом деле, частота должна быть еще больше, намного больше! Но ты это и сам понимаешь. Я объясняю тебе упрощенно, как журналисту бульварного листка. О том, что лежит дальше, мы не знаем ничего, и вряд ли когда-нибудь узнаем. Много лет я пытался исследовать промежутки, лежащие по обе стороны от фундаментальных волн. Теперь, полагаю, мне удалось совершить прорыв, заставить неделимые частицы материи, — чем бы они ни являлись, — вибрировать в резонансе на любой желаемой частоте. Ты, Джек, если бы захотел, стал бы сгустком зеленого света или пучком радиоволн, возможно, даже неподвижных. Тем не менее, из-за относительности Вселенной, ты бы этого даже не заметил. Если я бы перевел тебя на уровень около четырех триллионов колебаний в секунду, то от тебя остались бы видны только фиолетовые подтяжки и зеленые штаны. Но я бы почувствовал тепло, излучаемое твоими голубыми глазами, а также ногами. Красное яблоко на столе стало бы для тебя виноградного цвета. А сам виноград оставил бы на тебе ультрафиолетовый загар. Но для себя самого, ты бы совсем не изменился. Кроме того, если бы тут случайно оказалась другая вселенная, чья фундаментальная частота, — чья частота «материи-волны», — совпадала бы с твоей собственной, то ты бы осознал ее, стал бы ее частью, а для меня эта Вселенная осталась бы невидимой. По моей теории, по крайней мере, я на это надеюсь, параметры истинного пространства абсолютны, и в любом месте нашей Вселенной материя должна сформировать звезды и планеты точно также, как и в любой другой, с той лишь разницей, что частота «материи-волны» там совсем другая. Законы природы в других мирах, вероятно, тоже не остались неизменны, и я не думаю, что каждый камешек лежит на том же самом месте и положение твоей копии относительно других объектов окажется таким же в ином мире, поскольку, как мне кажется, это было бы абсурдно, да и попросту невозможно. Общие черты совпадают: галактики, звезды, возможно, планеты, но более мелкие детали неизбежно меняются. Джек, если все так, как я думаю, то ты, а позже и я, наденем специальные костюмы, которые я приготовил, прицепим на пояс коробочку с резонатором, введем необходимые данные, нажмем кнопку — и попадем в другое измерение. Мы сделаем это! С другой стороны, если я не прав, тогда...