«СИЛЫ МОИ ОМЫЛИСЬ»
«Уведи у вора корову и деву» — произносили наши пращуры, безусловно веря в магическое действие Слова. Фольклорное, мифологическое слово — это Слово-Действие и одновременно Слово-Постижение. Магические жанры фольклора — прорицание возможного. В этом ряду — палиндром: слова, строка, фразы, которые можно прочитать одинаково, слева направо и наоборот (палиндром — с греческого — «бегущий назад»). Как и многое, возникшее с началом речевой деятельности человека, палиндром забывался временами, но каждый раз возвращался к людям на новом витке жизни и в новом качестве.
Образцом для русских письменных палиндромов стали греческие и латинские примеры, а также польские, один из первых палиндромов был написан Симеоном Полоцким на польском языке. В начале XIX века Державин написал две гениальные обратимые строки:
Я разуму уму заря,Я иду с мечем судия…
Однако подлинный расцвет русского палиндрома наступил в XX веке. Классиком палиндромического стиха стал Велимир Хлебников. Его «Перевертень» (1912) и особенно поэма «Разин» (1920) дали полноценные примеры равноправности обратимой строки со строкой, читающейся только в одну сторону. В программной статье «Свояси» Хлебников отмечал: «Я в чистом неразумии писал „Перевертень“ и, только пережив на себе его строки: „чин зван… мечем навзничь“ (война) и ощутив, как они стали позднее пустотой, „пал а норов худ и дух ворона лап“, — понял их как отраженные лучи будущего, брошенные подсознательным „я“ на разумное небо». Таким образом, Хлебников рассматривал палиндром как проективную форму искусства слова, которая менее других просчитывается заранее.
После Хлебникова к палиндромии обращаются такие разные поэты, как Валерий Брюсов, Илья Сельвинский, Александр Туфанов. Но с начала 30-х годов всякий поиск в искусстве слова был прекращен, запрет был наложен даже на древнейшие формы поэзии. Возвращение палиндромического стиха в литературу начинается в 60 — 70-е годы. В печати появляются лишь опыты С. Кирсанова и А. Вознесенского, хотя наиболее интересно в это время работают В. Хромов, С. Сигей, Н. Ладыгин и некоторые другие авторы.
Смолянин по рождению, Николай Иванович Ладыгин (1903–1975 гг.) во время войны попадает в Тамбовскую область. Именно в Тамбове он открывает для себя возможности палиндромического стиха. Художник и поэт, человек разносторонних интересов, он на редкость легко и свободно обращался с полюбившейся ему формой. Уже первые его опыты были высоко оценены такими известными деятелями литературы, как поэты Николай Глазков и Александр Межиров, литературовед Борис Двинянинов. Однако, несмотря на все усилия, предпринимаемые друзьями поэта, напечатать в то время почти ничего не удается. Лишь в 80-е годы творчество Ладыгина становится известным читателям альманахов «День поэзии» и «Поэзия», журналов «В мире книг» и «Волга», его творчество вызывает и научный интерес в связи с возвращением в литературу имени Хлебникова.
Что же представляют собой палиндромические стихи Николая Ладыгина? На первый взгляд это просто стихотворения и небольшие поэмы, только написанные обратимыми строчками. Как правило, в них выдерживается последовательность изложения. Рифм нет, но размеры время от времени возникают, что характерно для русского свободного стиха. В палиндроме Ладыгин стремился к максимальной конкретности. Это относится и к его пейзажным стихам, и к бытовым зарисовкам, и к историческим поэмам. Всюду — конкретная природа, конкретный случай, конкретное историческое событие. Отличие, видимое невооруженным глазом, в том, что отдельные строки читаются при известном напряжении ума и понимании того, как это построено: «Золотисто, вот сито лоз» (при этом много легко читающихся строк, например: «И нет еще тени», «Силы мои омылись»). Еще одна трудность — нередко встречающиеся незнакомые слова или формы слов (богатый словарный запас, виртуозное владение языком). Наконец — необычное соседство слов. Тут Ладыгину приходилось действовать как композитору или художнику, которые создают новые произведения, отыскивая новые соединения звуков и красок.
В палиндромическом варианте явления, описываемые поэтом, освобождаются от однозначности. Речь становится «двояковыпуклой» как определил палиндром В. Хлебников. Например, в стихотворении «Протопоп Аввакум» палиндромичность помогает воссоздать без стилизации страстный аввакумовский слог, причем не на уровне отдельных строк, даже таких мощных, как: «Ада псари и распада!», а на уровне целого. Или пример из поэмы «Иван Грозный», самое начало:
Ум, роняя норму,Лих и хил.
Можно сказать об этом и как-то иначе, но впечатление неизбежно будет потеряно. От того, что строки читаются в обе стороны, создается ощущение не субъективной, а объективной истины. Читайте это с другой стороны — и получите тот же результат. Так, старинные ярмарочные артисты, например, особенно не морализировали по поводу того, что ругательство, посланное в чей-то адрес, вернется к тебе же. Они произносили всего одну строку:
«На в лоб, болван!» На всякий случай эффект можно проверить, прочитав в обратную сторону. А прочитав у Ладыгина строку: «О Вера моя, о марево», или «И жар и миражи» — невольно задумаешься, почему же так единственно сходятся слова?
До сих пор книг, состоящих целиком из палиндромических стихов, в России не выходило. Эта первая. Первая она и у Николая Ивановича, которому в 1993 году исполнилось бы 90 лет.
Обращаясь к неведомому читателю, Николай Иванович писал:
Один души пишу дни доОтказа. КтоТы? Пойми опытИ жар и миражи.
Палиндромические стихи Н. И. Ладыгина воскрешают слог древней русской литературы, восходящей к библейскому слогу, одический пафос Ломоносова и Державина, фольклорную веру в слово. «Звуки лиры» спасающие «дела людей» от «пропасти забвенья», здесь как бы удваиваются. О палиндроме можно сказать словами самого Николая Ивановича, что это «року укор». Разве не в этом, не в преодолении роковых обстоятельств и состоит один из многих смыслов искусства?
Сергей БИРЮКОВ.
Николай Ладыгин
ЗОЛОТО ЛОЗ
Палиндромические стихи и поэмы
I
Осенний сон
Не сова ли била в осеньЛапой? И опалЛист от силЕе?
Не дремуч умер день,Нет, сам он — заря, разномастен.Колер елокКакЕж, тот же,Золотисто, вот, сито лоз.
Теша манила калина, машет:Я алая!И ладили да кадили дали,И нет еще тени,Но сыро. Голубое обуло горы. Сон.
Поле
Ах это поле! Не лопот эха,А сок и сок. Коси, коса,И налети, роса. Да, сорите, лани,Убегая. А Гебу…И Геба, беги.
Да, надЛугом могу льТе пени не петь!Они убыли силы буйно, —Там холмы, дым лохмат,И лик шурги игрушки ли?
Или так и ладно? Вон, дали катилиИ воля. ЛовиЕе.КакУдел с опыта. Ты по следуИди.
Не див, а завиденЛес-то отсель,Лес. У ракиты быт и карусель.
Или леса заселилиДевы — те в цене цветы. ВедьТо весна в авансе. ВотОни, как атака, кино,КакМоре, залп лазером…
Ах это поле! Не лопот эха,А сок и сок. Коси, коса,Яро года… Надо, горя,Те Дивы видеть,Те пени не петь.
Весна
У города на дорогуУраган нагаруЛетел,А голого логаЛен еле зеленел.
А лес у села,КакЗолото лоз…Дарю, рад,Зорям имя роз.
Летев с ветел,В озере зовУчил кличуИВоле перепелов.
В озере зов,И горели в иле рогиКоряг. Ярок,Нов зари мира звон.
ТутНе вид дивен,Не день,Тот отЛеса насел, —А летела,АлелаВесна. Дан сев.
Лето
На реке рань,До воды, до водОсоки косоСели. И лесВисел. Лес ив.
И кричали у ила чирки,Тут —Коростели, лет сорок,Тополя лопот,И ели милейДива на вид.
ЕщеНе день.Хорошело поле, шорохИ лад вдали, —И мани, трактор-крот, картинамиСилача. КачалисьНизины низинИ гор-то отроги.
ЕщеГул. Еще лугРевел. КлеверКосили, сокЛетел.
Али лавину нива лилаУрожая? Аж ору:Ура! Чару!Дар гони, виноград!
Осень
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/8/9/8/2/8/289828.jpg)