Ода юности
Низина низинИ низина разини —Те черепа наперечет.Мрут шуты. Быту — штурм.То дна рутина. Мани, Турандот,КакОда народа. Задора надоЕще и еще.А копушу, покаУдали ладу —Нам орлам мал роман.Лад и мир прими, даль.ТутВесна. Титан-севИ жар, и виражи,И лира — царили,Да под зев зари мира — звездопадНоваторов… Как ворота, вон —Дорога. ГородДа сад,КакТе дубы будет.
Манит сон юности. Нам —И разул у зари,И утро парадов. Ода, рапортуй:Мы, вон, с урожаем у вас! (а в уме, аж ору) с новым!
К звездам
Еще и ещеДива видМирового. Говорим:— ИщиМечты! Быт чемНе раз озарен. —
Мани, турнир! А Гагарин рутинами,КакНож он.Ты пойми: опытДал веку, а науке в лад —Конец оценок.(ЕщеМутят ум:Да что тот чад!)
А наАрене — ВенераМанила дали нам…
Да!.. Рапорт, утро, парад!И народа до раниТут.На, титан,Ладони… Но дальШирокую укоришь,ИлиРоку укор…
Но онЛетел.Мы путь тупымМеж акул укажем:Воротом и массами моторовМиров творимНовь. ВонЕще и ещеМира душу дарим.
И манит, сияя истинами,Мечтами, матчемИ мачтамиСурово Русь.
«Не стен гордо дрогнет сень…»
Не стен гордо дрогнет сень.Я нем. Иду спокоен. Не окоп суди меня.Не дымят ямы. ДеньЛетел.
Да, где сосед гад, —Море могил. И ГомеромТо пишу души пот,То рисую у сиротПап и мам.
Иго было. Голы боги.И лисили,Или Марса срамили,Или пилюли пили.
Таков, да, адвокат,Он беду судебноТише решит.Мечту мою — омут чемУ мин униму?ЕщеТечетПир Хиросимы — дым и сор, и хрип.
ИлиТур мутен? Нет, умрутИ рабы рыбари.На море разве в заре роман?Ад у колыбели. А на иле было — куда?
Летами нанимательЛакал,КакВор, кровь.
Меч Азии зачем?!ТутМоре могил. И ГомеромТо пишу души пот,То рисую у сиротПап и мам.
«Один, души пишу дни до…»
Один, души пишу дни доОтказа. КтоТы? Пойми опытИ жар и миражи.
Я вижу, живя,Не Лик, а везде лед зевак и леньМумии. Им ум,КакНож он.
ТотУдал к окладу,Но в тине взлетел, звенит вон.
Род звона, но вздор.Снес нонсенс.Но онИ жох-схожи.Лидер — бедалага — Ладе бредил:«Ныло поле, манило дол, и намело полынь,Мокнет окрест». Сер, котенкомШедевры до дыр ведешь.А не жалела жена.
И лиро-псари мира спорили:«Не жар — то отражен,Мечту воззовут чем!»ТотТеории роет,А то — барана работа.Те носили сонет.Нового били, богов онНе ублажал буен.ТотМастит сам,Но балабон.Не туман, а мутен.Али было? Марка крамолы била?
Ему в умеНе оды, выдоен.Я вижу, живя,То вялого классика, закис с алкоголя, вотУдарит тираду,И жарит тиражи,И рад, и дар, иЛад ему медаль.Он ту музу мутно,КакЛямку мук мял.А копии покаОн, видите, шипит и пишет, и дивноТо план гнал пот.И еще вещейНе дал хор, прохладен.
О, горе серого,О, хилого лихо,И косого соки.
Может я мятежомЗело полез,А мусор повес все — вопрос ума?
Нет! Ты, быт, — тень!Не севером море весенВозвестит сев! ЗовМоря! Лги фигляромТот, этот.
Один, души пишу дни доОтказа. КтоТы? Пойми опытИ жар и миражи.
А муза разумаТечетИ Лета сипит. И писатели,И поэты есть мудрые на Руси!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Книга Н. И. Ладыгина вообще-то существовала задолго до ее выхода и в разных вариантах. Первый вариант Николай Иванович сделал сам в начале 70-х годов — это было несколько машинописных экземпляров в переплетах. Затем в 80-е годы я составил один за другим три варианта. Один из них — перед вами.
Обращение к палиндромической поэзии оказалось для меня важным сразу в нескольких планах. Поставив перед собой очень простую задачу — «привлечь любовь пространства» к палиндромии вообще и к творчеству Ладыгина, в частности, через какое-то время я оказался в магнитном поле, которое подсознательно сам же и создавал в общении со стихами Николая Ивановича. Очень важно, что рядом со мной постоянно были и остаются сыновья и дочери Ладыгина — Борис, Елена, Алексей и Татьяна, которые помогали и помогают мне в работе своим серьезным отношением к творчеству отца, самой памятью о нем. Начальный этап этой работы проходил в тесном общении с моим учителем по филологическому факультету — историком литературы Б. Н. Двиняниновым (1911 — 1987), с которым мы написали совместную работу, задержавшуюся в печати почти на шесть лет.
Как в свое время для меня были стимулирующими публикации В. К. Хромова в «Науке и жизни», работы В. М. Алексеева и Д. Н. Воскресенского (о китайском палиндроме), так, возможно, публикации стихов Ладыгина в газетах и журналах активизировали налиндромическую ауру. Во всяком случае, благодаря своим почти десятилетним поискам, я познакомился с интереснейшими авторами, которые только-только выходят к читателю, хотя творческая активность многих из них насчитывает десятилетия. Это — Д. Авалиани, В. Гершуни, В. Пальчиков, В. Хромов, М. Крепс, А. Белашкин, Г. Лукомников, А. Бубнов, В. Рыбинский…
В 1991 палиндромическом году, 21 декабря, в Москве состоялся I фестиваль российского палиндрома, месяцем позже прошла конференция по проблемам паяиндромии. Все это было организовано на чистом энтузиазме А. Белашкиным и Г. Лукомннковым (Бонифацием). Фестиваль и конференция усилили творческие процессы в палиндромичсской среде. В Курске Александр Бубнов организовал клуб палиндромистов, стал выпускать микрогазету «АмфиРифма», в 1992 г. издал (компьютерным способом) книжку палиндромов «А лира дарила» тиражом 101 экз. В дни, когда пишутся эти строки, Бонифаций заканчивает набор антологии палиндрома, им составленной.
Форма приобретает достойный статус. Между тем спорность ее остается стимулом для развития.
Сергей БИРЮКОВ.