Назир Сафаров
Навруз
Весенний праздник Навруз
1. Путь к главной книге
Если прославленный хлопкороб, дважды Герой Социалистического Труда Турсуной Ахунова — первая в республике женщина, в совершенстве овладевшая машинной уборкой хлопка, то первым писателем, написавшим о ее почине, стал старейший мастер узбекской прозы и драматургии Назир Сафаров. «Путь Турсуной» (I960) назвал он свой очерк, по существу небольшую документальную повесть, которая создавалась по жаркому следу событий. Воспроизводя живой портрет, раскрывая деятельный, волевой характер своей невыдуманной героини, писатель увидел в ее судьбе отсвет судьбы народной. Жизненный путь Турсуной нераздельно слился для него с магистралью того нового, вольного и светлого пути, который Великий Октябрь открыл перед женщиной Советского Востока.
Таков всего лишь один эпизод в писательской биографии Назира Сафарова, одна из страниц творчества. Но в высшей степени примечательный эпизод, чрезвычайно показательная страница. Придя в литературу из журналистики, Назир Сафаров на всю жизнь сохранил обостренное чувство современности, неотступную потребность оперативного вторжения в нее своим словом, неизменное пристрастие к подлинным событиям, Действительным героям — документально удостоверенной основе повествования, стирающего канонические границы между очерком и рассказом.
«Борьба за новый быт» — так призывно звучало название его первой книги публицистических очерков (1930). От нее тянется неразрывная пить ко многим последующим произведениям писателя — к психологическим рассказам, собранным в небольшом новеллистическом сборнике «Золотой месяц» (1961), к остроконфликтной пьесе «Не верьте ему!» (1966). И рассказы, и пьесу отличает глубокая погруженность в привычное повседневье жизни с ее неустанной борьбой за новый Сыт, новые нормы морали, новые нравственные устои семьи, несовместимые с культом обветшалых традиций, которые питаются живучими пережитками феодально-байской старины, цепкими предрассудками в сознании людей. Душевная открытость, честность и совестливость, принципиальность и неуступчивость по отношению ко всему, что порочит доброе имя человека, — таков горячо отстаиваемый писателем кодекс общежития, будь то домашний очаг или трудовой коллектив.
С газетой «Совет жангчиси» («Советский боец») связал Назир Сафаров свою журналистскую и писательскую судьбу в годы Великой Отечественной войны, огневыми дорогами которой прошел весь боевой путь от Кавказа до Вены с войсками 3-го Украинского фронта. Некоторые очерки и рассказы тех лет, написанные пером военного корреспондента, вошли затем в прозаические сборники «Земляки» (1958) и «Капля крови» (1967).
Название второму сборнику дал рассказ, проникнутый напряженной мыслью о нерасторжимой связи времен, поколений, традиций в движении народной истории. В начале его писатель вспоминает давнюю поездку из Ферганы в Шахимардан — высокогорный кишлак, где в 1929 году от рук религиозных фанатиков-националистов пал народный поэт Узбекистана, создатель узбекской советской драматургии Хамза Хаким-заде Ниязи. «Многие протопчут трону к могиле Хамзы, и слава замечательного певца станет бессмертной», — предрекает поэт Хамид Алимджан, спутник в поездке. По дороге в Шахимардан писатели останавливаются в кишлаке Вуадиль. где знакомятся с Дехканбаем Сариновым, чье юное сердце, чутко отозвавшееся на пламенное слово Хамзы, полно ненависти к убийцам, в боях подо Львовом снова сойдутся пути Назира Сафарова и юноши из Вуадиля. Вторая их встреча станет последней: Дехканбай Сарипов геройски погиб на югославской земле. В подвиге солдата-освободителя писатель видит бессмертие Хамзы. Движение времени необратимо, и если оно позаботилось о том, чтобы «труд певца, драматурга и композитора стал во всем своем величии перед народом, чтобы каждая строка его творений была найдена, изучена и отдана будущим поколениям», то ему по силам оставить в благодарной памяти людей и след короткой, как ослепительная вспышка молнии, жизни Дехканбая Сарипова. Капли крови, пролитой за правое дело, не забываются, и эстафета героических свершений, ратных и трудовых деяний во имя народного блага не знает ни конца, ни предела.
Так определилась ведущая тема рассказов и очерков Назира Сафарова, созданных в первые послевоенные, 60-е и 70-е годы. Один из ее ведущих мотивов — новая судьба женщины, раскрепощение которой нигде, пожалуй, во всей нашей стране не продемонстрировало гуманистические завоевания Великого Октября, социалистического строя так ярко, внушительно, как в республиках Советского Востока. Такова непререкаемая истина истории. Знание ее привносит в прозу Назира Сафарова поэтически мажорные, публицистически приподнятые интонации. На них строится повествование в обобщенном документальном очерке «Девушка смотрит вдаль», поэтизирующем образы «поистине героических» женщин. Одна сделала операцию на сердце, другая отдала свою кровь больному. Примеров можно привести много. Женщин-героинь, известных и незаметных, вы найдете и на поле, и на заводе. Не у всех судьба сложилась легко и просто, у многих воина отняла сына, мужа, отца. По и «сквозь горе» пробивается радость: «На пепелище вырастает зелень и возделывает землю как раз тот человек, которому воина принесла такие непоправимые потери». Этой неистребимостью жизни и питается философия социального оптимизма, которую от произведения к произведению утверждает писатель.
Полнозвучное выражение обрелй оиа в последней по времени создания документальной повести Назира Сафарова «Отец воды» (1981) — о судьбе Вузрукходжи Усманходжаева, коммуниста ленинского призыва, первого и бессменного на протяжении четверти века начальника большого Ферганского капала. Имя его, напоминает писатель, завершая повесть, носят улицы в Фергане, кишлак Уират, Большой Андижанский капал, Язъяванский техникум водного хозяйства. «И перед тем как ступить на большую дорогу самостоятельной работы», выпускники этого техникума непременно приходят «к могиле с бюстом, отца воды“… чтобы принять символическую эстафету».
Как и в «Капле крови», снова эстафета — времен, поколений, традиций. Ключевой мыслью о их неразрывности пронизана, как видим, не одна страница прозы Назира Сафарова, последовательно и устремленно осуществляющего своими очерками, рассказами, документальными повестями «постоянное дело публицистов — писать историю современности»[1].
Но что это значит — история современности, если не летопись ее, увиденной и осмысленной с исторической точки зрения: в становлении и развитии, в необратимом движении времени, неотъемлемым звеном которого становится каждый день быстротекущей жизни? Обостренное чувство настоящего неотделимо от неослабной памяти о прошлом: и то и другое — взаимопроникаемые слагаемые художественной мысли.
2. Главная книга
Если история вторгается в прозу Назира Сафарова частыми заставками-воспоминаниями, то драматургия писателя почти безраздельно погружена в ее бурный ноток. Исключая «Не верьте ему!», все остальные пьесы, созданные в ключе героической драмы, решают историко-революционную тему и посвящены исходным рубежам советской эпохи — времени Великого Октября, гражданской войны, борьбы с басмачеством.
Примечателен короткий диалог, мелькнувший в одной из сцен драмы «Заря Востока» (1950), — о победе Октябрьской революции в Ташкенте. «В прошлом году в Джизаке, — вспоминает русский солдат, — было большое восстание. Я в это время служил в охранном батальоне. Наш батальон получил приказ Куропаткина (генерал-губернатора Туркестанского края. — В. О.) подавить восстание… В батальоне был митинг. На этом митинге Финкельштейн (большевик, действующий в пьесе. — В. О.) сказал прямо; «Товарищи, не будем стрелять в повстанцев!» Ну, батальон не выполнил приказа Куропаткина и отказался поехать в Джизак». Но все равно ведь «куропаткинские пушки дотла сожгли город и деревню», — печалится мобилизованный на тыловые работы Сатрап. «Знаю!.. Страшная беда была», — соглашается солдат. Совсем мимолетен их разговор, никак по отозвавшийся в дальнейшем движении сюжета. Зачем же тогда он в пьесе? Не «ружье» ли это, которое «не выстрелило»?
Ничуть не бывало. Гулкое эхо джизакских выстрелов слышно во многих произведениях Назира Сафарова. Уроженец мятежного города, он воспринял народное восстание против царизма пытливыми глазами одиннадцатилетнего подростка, и, судя по всему, впечатления отрочества так сильно потрясли, душу и так глубоко запали в память, так долго томили своей невысказанностью и так настойчиво требовали выхода, что с первых же творческих шагов молодого журналиста и писателя начали пробиваться в слове. То отдельными проходными эпизодами, как в пьесе «Заря Востока», то большими картинами, развернутыми сначала в очерковой повести «Незабываемые дни», написанной к 15-летию восстания в Джизаке, а потом и в драме «Пробуждение» (1939) — своеобразном реквиеме в память павших героев, предводителей народа.