Легкие следы
Светлана Сухомизская
Она никак не могла предположить, что этот самодовольный человек ею любуется. Вместе с тем мысль, что он смотрит на нее, испытывая к ней неприязнь, казалась столь же несообразной. В конце концов, ей осталось объяснить его внимание тем, что среди присутствовавших в доме людей в ней он чаще всего подмечал несоответствие своим вкусам и взглядам. Эта догадка ничуть ее не огорчила. Он был ей настолько неприятен, что с его мнением о себе она не собиралась считаться.
Джейн Остен. «Гордость и предубеждение»1
© Светлана Сухомизская, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Часть первая
1
Он позвонил в самый неподходящий момент.
Собрание только началось. Новое руководство, поприветствовав всех присутствующих, опустилось в кресло, положило ладони на стол и, слегка подавшись вперед, оглядело подчиненных доброжелательным взглядом волка, готового к броску на стадо овец. Как нарочно, мы с Нютой пришли на собрание последними, так что нам пришлось занять самые невыгодные места – прямо возле правого локтя начальства. И вот, когда в наступившей тишине – настолько полной, что слышно было, как жужжит, помаргивая, на потолке неисправная люминесцентная лампочка – когда в этой жуткой тишине начальство подняло глаза цвета нержавеющей стали и выдвинуло вперед подбородок с явным намерением заговорить, мобильник нежно зашептал в моем кармане голосом Джорджа Майкла. Мне даже не нужно было смотреть на дисплей, чтобы узнать, кому это так не вовремя вздумалось пообщаться со мной, – эту песню мой мобильный исполнял только для одного номера.
Вообще-то мне следовало поспешно отключить телефон и, спрятав нарушителя спокойствия от греха подальше, уставиться на новое начальство, подобно прочим согнанным в его кабинет потенциальным жертвам: с видом обреченной покорности судьбе и абсолютной готовности быть немедленно – и безропотно – съеденной. Но я слишком долго ждала этого звонка. Три недели. Двадцать суток и еще одиннадцать часов, если быть точной. Я не ответила бы на этот звонок только в одном случае – если бы лежала в плотно заколоченном гробу, медленно въезжающем в раскаленные недра крематорской печи. Да и то еще неизвестно.
Под нацеленными на меня нержавеющими остриями я вскочила, чуть не уронив стул, пропищала нечленораздельное извинение и кинулась к выходу.
Пронеслась сквозь коридор, выскочила на прокуренную лестницу, взбежала на два пролета вверх и, с трудом преодолевая дрожь в пальцах, нажала кнопку с зеленым значком.
С трудом переводя дух, прижала трубку к уху и выпалила:
– Не верю своим ушам! Появился, не прошло и месяца!
– Да ладно, не придумывай, какой еще месяц! А что это у тебя голос такой?
– Какой «такой»?
– Такой, будто тебя кто-то собрался… э-э… придушить, а я взял и позвонил в самый неподходящий момент.
– Ну, в общем, похоже на то, но это не важно.
– Тогда я рад, что помешал. Было бы очень обидно остаться без тебя как раз в тот момент, когда все в жизни, наконец, наладилось.
От волнения я чуть не выронила из рук мобильник. «Наладилась»! Неужели он, наконец… Господи, как же долго я этого ждала!
С того самого дня, когда столкнулась с ним на пороге Лилькиной квартиры. До наступления Старого Нового Года оставалось полтора часа, и галдеж в большой комнате говорил о том, что последние минуты Старого Старого Года здесь не теряют даром.
В каждой руке он держал по бутылке шампанского, но выражение его лица с этими праздничными бутылками совершенно не гармонировало. Выражение было печальное, если не сказать – унылое.
«Ты, наверное, Маруся, Лилина подруга», – сказал он, поставил бутылки на пол, и быстро сняв с моих плеч заснеженную шубу, пристроил ее на вешалку и без того ломившуюся под тяжестью дубленок и курток. Шуба стала соломинкой, сломавшей спину верблюда – вешалка беззвучно обрушилась на нас вместе со всем своим содержимым.
«А ты, наверное, Дима, Ромин друг», – сказала я, когда он поднял меня с пола, и мы вместе принялись собирать разлетевшуюся по прихожей одежду.
«Послушай, мне-то было просто – все ждали только тебя. Но ты-то как догадалась, кто я?»
«А мне Лиля рассказала, что ты носишь перстень с черепом вместо обручального кольца, после того, как развелся».
Он помрачнел, а потом рассмеялся:
«Ну, раз ты все знаешь, будешь моей любимой жилеткой!»
Была и еще одна причина, по которой я его сразу узнала, но которую я, конечно, не стала ему называть. Лилька сказала, что у него самые красивые в мире глаза – ярко-голубые, с длиннющими черными ресницами – «ни дать, ни взять, Ален Делон!» – и это оказалось чистейшей правдой.
Стоило мне один раз посмотреть в эти глаза – и я без колебаний была согласна стать ему жилеткой, шарфом и даже, если нужно, придверным ковриком.
Вообще-то, откровенно говоря, больше всего на свете я хотела бы быть ему подушкой и одеялом. Но прошли один за другим все праздники – и двадцать третье февраля, на которые я подарила ему туалетную воду, и восьмое марта, на которое он подарил мне коробку «Раффаэлы», и его день рождения в апреле, который он не отмечал, потому что его мучили воспоминания о погибшем семейном счастье (но я все-таки подарила ему зажигалку, которая стоила мне половины зарплаты), прошли и майские праздники – напрасно я возлагала на них такие надежды! – а наши встречи были хоть и частыми, но совершенно дружескими, не считая того единственного раза, когда он, отметив на работе чье-то прибавление семейства, позвал меня в кафе и, рассказывая, как болит у него душа – «а я ведь хотел от нее ребенка… думал… если будет девочка… вот здорово, честное слово!» – и держал меня за руку, а на прощанье мокро поцеловал в край рта…
И вот, кажется, до него, наконец, дошло!
– Ужасно рада за тебя! – сказала я, чувствуя, как ликующее сердце подпрыгивает у меня в груди чуть не до самого горла.
– А уж как я сам-то рад, ты просто не представляешь! И ведь все благодаря тебе. Ты меня буквально вернула к жизни!
Внезапно у меня защипало в носу. Господи, неужели это правда? Неужели я дождалась?
– Поэтому я звоню тебе первой. Ведь никто, даже Ромка, не порадуется за меня так, как ты!
Последняя фраза отчего-то заставила меня насторожиться.
– Всегда готова порадоваться. А… чему?
– Я в субботу женюсь.
Сердце вдруг оборвалось и повисло на тоненькой-тоненькой ниточке, слегка подрагивая…
– Как… В субботу? А…
– Да, я, конечно, свинья, что не предупредил тебя раньше, но свадьба, знаешь, это такие хлопоты, и не только свадьба… Я последние две недели ношусь, как угорелый, столько всего нужно – мебель купи, костюм купи, лимузин закажи, с рестораном договорись… Кольца еще искал, с этими кольцами беда, то размер не тот, то фасон не такой, то цена от самолета…
«Милый, мне очень грустно было, и я тебе звонила, и целый вечер дома я была…» – вдруг настойчиво заиграло у меня в голове.
– Я… что-то… не понимаю… – помертвевшими губами произнесла я. – Ты же ведь только что развелся…
– Ну, это ведь не я развелся, это со мной развелись, а раз так – я должен жить дальше и радоваться каждой минуте, вспомни, ты сама мне это говорила.
Я готова была закричать: «Но я-то хотела, чтобы ты перестал вспоминать бывшую жену и начал думать обо мне!». Я даже набрала в грудь воздуха и открыла для этого рот. Но не смогла. Выдохнула воздух и тихо, почти беззвучно спросила:
– А… на ком… ты женишься?
– Да я тебе рассказывал – Оля, моя сотрудница. Которая мне еще, помнишь, вино на рубашку пролила, когда мы отмечали рождение Лехиного второго парня.
– А… ну да… конечно.
Внезапно слова у меня кончились. И силы тоже.
Я опустилась на ступеньки и прижалась головой к решетке перил – чтобы совсем не упасть.
– В общем, слушай, ты обязательно приходи, будешь подружкой жениха!
Радостно смеясь, он говорил мне, куда приезжать, и во сколько начало, и переспрашивал: «Ты записываешь?», а я отвечала: «да, да, да». Я на все отвечала «да».
В моем внутричерепном радио песня про милого сменилась песней про портрет работы Пабло Пикассо…
Потом разговор кончился, но я плохо помню – когда и чем. То есть, ничем таким особенным он не кончился. Просто мы попрощались, и он побежал по каким-то своим предсвадебным делам – кажется, получить кольца из гравировальной мастерской. А я…
Жизнь не то, чтобы оборвалась, но как-то прекратилась. Я сидела на щербатых ступеньках, уткнувшись краем лба в металлические прутья, потерявшие форму из-за многочисленных слоев масляной краски – ни о чем не думая, ни на что не надеясь, ничего не ожидая. Только губы шевелились, вполголоса напевая: «Как же прекрасны были свадебные цветы…»
Сколько я так просидела – не могу сказать. Внезапно, мобильник у меня в руке затрясся мелкой дрожью и запел пионерским голосом «Если с другом вышел в путь, если с другом вышел в путь – веселей дорога!».
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/1/4/7/1/0/114710.jpg)