«ЕСЛИ», 2004 № 06
Вольфганг Йешке
ПАРТНЕР НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Иллюстрация Евгения КАПУСТЯНСКОГО
Неужто похотливый поганец что-то заподозрил? Спросил сегодня утром эдак снисходительно, мол, не «заходил» ли кто. Да, конечно, эта паскуда, сестра Эльвира, ему рассказала, подхихикивая в руку. Не всякий же старик в моем возрасте пачкает простыни. «Ах, вот уж кому наше леченье впрок пошло, профессор. Он просто омолодился!» Так и вижу перед собой ядовитую ухмылочку и груди в тесном бюстгальтере, меж которых этому Штайфеле так хочется засунуть свой нос и еще Бог знает что.
«Наше лечение». Курам на смех! С тех пор как я погладил твои маленькие груди, дорогая Нининг, коснулся твой теплой бархатистой кожи, меня тошнит от этих объемистых желез. При, таком размере они совсем неаппетитны, скорее, непристойны.
Да, герр профессор Шойфеле, «кое-кто заходил». Но вам я об этом ни словечка не скажу. Это моя тайна. Единственная, которую я, наверное, смогу сохранить, когда все остальное от меня ускользнет, все будет отобрано.
Они оба правоверные мусульмане, что, слава Богу, совсем не мешает им любить страстно, как и полагается в юности. Моя же беда — в разнице временных поясов. Обычно они отдаются друг другу только тогда, когда дети уже заснули. Здесь в это время — послеобеденный тихий час, и я потребовал, чтобы до четырех ко мне никаких, решительно никаких посетителей не пускали, да и вообще в мою комнату не входили. Пусть катятся ко всем чертям. Не хочу, чтобы мне мешали.
А вот когда они любятся с наступлением темноты — пока дети еще играют на улице, а поскольку комнатенка тесная, они часто используют эту возможность, — у нас как раз подают обед, и я вынужден прятать мой головокружительный пыл за угрюмой раздражительностью или изображать отсутствие аппетита, что, учитывая здешнюю кормежку, труда не составляет. Я скрюченной спиной чувствую раздраженный взгляд санитарки, я лежу совершенно неподвижно, контролирую дыхание, пока нетронутые тарелки не заберут и дверь не закроется, а потом позволяю унести себя к кульминации, к их совместному оргазму.
Под нажимом персонала, которому хочется поскорее уйти домой, ужин приносят уже в половине пятого. Я заталкиваю его в себя не глядя: вязкий творог, кашеобразные мюсли, недоваренные овощи, неопознаваемые семена, ростки и побеги, — все набухания нарождающейся жизни. Безразлично перемалываю пористые кораллы целлюлозы, причудливые соцветия брюссельской и савойской капусты. Нёбная плата моей вставной челюсти не дает воспринимать какой-либо вкус, и я не переживаю по этому поводу. Я никогда не стремился выбиться вперед пищевой цепи, всегда избегал растительного, которое с нежнейшей юности уже имеет налет некрозных отклонений в окраске и цвете и, едва пустив корни, возвращается в вонючую, пятнистую сферу низших растений: грибки, плесень, царство плазмодиофоромицетина и пероноспора.
Другое дело — о-о-о! — высочайшее наслаждение: бифштекс по-татарски — говяжья вырезка, залитая сырым яйцом и с приправой из соли, перца, красной паприки и самой малости бальзамического уксуса. Заперев дверь на кухню, я убираю вставную челюсть в карман пижамы и языком по восхищенному нёбу растираю до последнего волоконца говядину.
Взгляд профессора надолго задержался на обширной распечатке компьютерной диагностики. Этот тип с первого взгляда мне не понравился. Какое из него светило?! Он просто тщеславный наглец. Мнит себя гением, но покровительственная картавость выдает с головой: умом он не блещет.
— Это не болезнь Альцгеймера, — сказал наконец он и даже не счел нужным при этом на меня посмотреть. — Это синдром Крейцфельд-Якоба, превращение мозга в губку, вызванное «коровьим бешенством»[1]. Вы любите сырую говядину? — деловито спросил он. — Бифштекс по-татарски или карпаччо? Телячий желудок? Или рубленые мозги?
— Не могу вспомнить, — правдиво признался я.
— Гм, — протянул он. — Выглядит довольно скверно. В тканях много зараженных участков, которые придется удалить. Преон-протеины. Нам понадобятся свежие клетки мозга, герр… э… Хесслер. У вас есть партнерская страховка?
Мне пришлось минутку подумать, но потом я вспомнил.
— Да, — сказал я.
Какую шумиху подняли лет десять — двенадцать назад, когда была основана «Ассоциация пожизненного партнерства»! Как ярились организации по оказанию помощи странам третьего мира на «крепостничество в самом худшем смысле этого слова»! Как исходили желчью все конфессии, ссылаясь на неотчуждаемость сотворенного и дарованного человеку Господом тела! А ведь это был только логичный шаг вперед: раз уж кто-то выставил на продажу свою шкуру (и зачастую не только ее), пусть прибыль с этого получает он сам, а не какая-нибудь благотворительная организация и не какие-нибудь продажные правительственные чиновники. Это истинная взаимная помощь развивающимся странам, выгодная обеим сторонам.
Конечно, такое партнерство — огромное обязательство. Серьезнее, чем брак. Это, скорее, своего рода кровное родство, только многократно усиленное: одна группа крови, один резус-фактор и еще десяток генетических совпадений. И подчинено оно одной непререкаемой заповеди: пока смерть не разлучит вас.
С тех пор негодование поутихло, поскольку спрос потрясающий. И удовлетворить его может только четвертый мир, страны, где половина населения моложе двадцати лет. АПП категорически отклоняет контракты с детьми, но любой достигший восемнадцати может подписать договор о партнерстве. Между тем большинство больничных касс предлагают помимо страхования на случай дополнительного ухода еще и партнерское.
Йоно уже сейчас состоятельный человек — разумеется, по его меркам. А ведь он всего-то отдал мне несколько клеток своего мозга, чтобы вырастить в трухлявой коре моего головного мозга свежую ткань. Образование обоих его детей обеспечено. Он собирается построить себе дом. Как фермер-арендатор он бы и за десятилетия таких денег не скопил. На случай, если действительно дойдет до худшего, и о жене позаботился. О маленькой Нининг.
Партнерская страховка стоит дорого, дороже всего с мусульманами — из-за печени. Однако я знаю, что эта цена спекулятивна. Многие магометане закоренелые пьяницы, особенно в Азии. Пивоварни процветают. А кроме того, гашиш разрушает печень не меньше, чем алкоголь.
Я отписал АПП дом. Я.все проверил: под договор не подкопаешься. Даже сумей Хармут объявить меня неправомочным, это все равно ничего не изменит. Объявить меня неправомочным! Собственного отца! Ха! Больше сорока лет я работал инженером. И зачастую паскудная была работенка, скажу я вам. На первый взнос за дом я скопил, потом выплачивал месяц за месяцем. И вдруг меня признают неправомочным! Черта с два!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/6/6/8/8/4/66884.jpg)