Илья Ноябрёв
Карабасовы слёзы
(сборник)
«Если я чего написал,Или чего сказал,Тому виной – глаза-небеса,Любимой моей глаза!»
Вл. МаяковскийХроники утопленника
1 июля одного года.
Летним вечером группа молодых людей сидела на берегу реки вокруг костра.
Алкогольные пары приятно туманили головы и вскоре компания начала делиться на пары. Симпатичная блондинка и долговязый паренек, жадно целуясь и сбрасывая на ходу одежду, направились к реке. Войдя в теплую воду, парочка, пьяно хихикая, занялась любовью, вспугнув безмятежно мурлыкавших в прибрежной тине лягушек.
* * *
Леденящий душу женский крик взорвал тишину летней ночи.
* * *
В предрассветном тумане на берегу реки стояло несколько небольших групп людей. Их взгляды были устремлены на тело утопленника, вернее, на то, что от него осталось. Двое мужчин, следователей, курили, тихо переговариваясь:
– «Глухарь»! Повесят на нас!
– Не каркай!
– Сыро, блин. Когда подъедет хренов эксперт?
– А кто его знает! Надо будет поднимать архив пропавших, чтобы опознать тело.
– Да? А как «это» можно опознать?
Они одновременно швырнули окурки в мокрый песок и направились к свидетелям.
* * *
За 6 месяцев до того.
По телевизору передавали новогоднее поздравление Президента.
На довольно просторной кухне когда-то роскошной квартиры сидела женщина лет пятидесяти пяти. Она нервно затягивалась вставленной в мундштук сигаретой. Во всей ее фигуре, в посадке головы, даже в манере стряхивать пепел чувствовалась, «порода».
Это была вдова некогда влиятельного государственного чиновника «советской эпохи». Большая квартира в номенклатурном доме – все, что осталось от времен процветания и благополучия.
Скрипнула дверь, в кухню вошла младшая дочь хозяйки квартиры – девушка лет семнадцати по имени Саша.
Женщина резко обернулась, но, увидев дочь, несколько успокоилась и спросила:
– Как Мишечка?
– Хнычет, – грустно вздохнула Саша. – А как может быть иначе, если Наташка сама ночами не спит и плачет?
– Ничего! Теперь успокоится!
– Новогодняя ночь, а она снова куда-то звонила и плакала.
– Что решено – то должно быть сделано! Если я, мать, не только допускаю, но и радуюсь тому, что моя дочь бросает мужа, значит оно того стоит! Надо ликовать, что Наташа наконец освободится от такого «золота».
– Мама, зачем ты так говоришь? Он не плохой! Он удивительный человек!
– Как же! Удивительный! Как только деньги в руках, так сразу и удивляет!
– Это его деньги! Он чужих не брал…
– Нашла чем гордиться! Сейчас берут все и несут в дом. А когда он в последний раз что-то приносил? На месте Наташи я бы уж год назад его бросила!
– Тебе легко говорить!
– Нет, не легко! Мне, матери, видеть дочь несчастной и разведенной нелегко! Поверь, очень нелегко! Отца давно нет – я одна. Но я благодарна Богу, что она решилась. Наконец все будет кончено!
– И что же здесь хорошего?
– А то, что найдутся люди в тысячу раз лучше вашего Глебушки и будут счастливы жениться на Наташе.
– Ты о Сергее?!
– А почему бы и нет? Он любит ее уже десять лет, а она, я уверена, – любит его.
– Не так, как Глеба! Это дружба!
– Знаем мы эту дружбу. Если не будет препятствий…
– Ты судишь по себе!
– Не хами!
Раздался звонок в дверь.
Женщины вздрогнули и притихли.
Первой опомнилась Саша:
– Я открою.
В дверях стоял запыхавшийся Сергей. Обычно невозмутимый, как все дипломатические работники, сейчас он был сам не свой.
Хозяйка квартиры, увидев гостя, вся подобралась.
– Сергей, вы? С Новым годом!
– С Новым годом, Мария Николаевна! Наташа мне звонила… Такой странный звонок… Она здорова?
– Здорова. Ребенок немного приболел. Сашенька, позови Наташу.
Саша ушла.
Тягостно вздохнув, Мария Николаевна обратилась к Сергею:
– Да, тяжелое время… Вы ведь знаете?
– Знаю, я говорил с Наташей после его ухода… Неужели она решилась – так бесповоротно?
– Да, слава богу!
– Но резать по живому больно и тяжело!
– Разумеется тяжело, но их брак уже давно был надрезан. После всех его гадостей, после всех клятв, что это не повторится, он набрался наглости и произнес здесь обличительную речь – «его, – мол, – слушают и не слышат»! Он, видите ли, устал!
Мария Николаевна свирепо вдавила окурок в пепельницу.
– Сережа, вы нам близкий человек, от вас секретов нет: он столько раз порывался уйти – так пусть уходит! Мы на этом настоим!
– Да, но они так любили друг друга…
– Ее любовь подверглась испытаниям и вряд ли от нее что-либо осталось. Согласитесь: пьянство, обманы, неверность – разве можно любить такого мужа?
– Для любви все возможно…
В этот момент в кухню вошла Наташа. Ее глаза были красными и припухшими от слез.
– Вот, Наташенька, Сергей явился на твой зов, – лукаво улыбнулась Мария Николаевна.
– Меня немного задержали, – извиняющимся тоном пояснил Сергей. – С Новым годом!
Наташа набрала в легкие воздух и выпалила:
– Сергей! У меня к тебе большая просьба… Мне не к кому больше обратиться…
– Все, что смогу.
– Ты ведь уже обо всем знаешь? – Наташа красноречиво посмотрела на мать.
– Почти… – смущенно ответил Сергей и машинально поправил пепельницу так, чтобы она встала под правильным углом. Мария Николаевна поспешно вскочила:
– Я пойду к ребенку, – с этими словами она выскользнула за дверь.
Наташа проводила мать неприязненным взглядом и продолжила:
– Сережа, передай ему это письмо! – она вложила в руку Сергея маленький конверт. – Пожалуйста! Отдай письмо и скажи… Нет! Просто привези его домой, если сможешь!
– Хорошо. Но как же…
– Скажи, что я прошу его все забыть. Все забыть и вернуться! Я хочу, чтобы именно ты, его друг… Он ведь трус!
– Наташа, зачем ты…
– Я тебе сейчас все объясню: я ездила в офис узнать, где он. Мне сказали, по секрету конечно, что он поехал к своей балерине… Есть там одна девушка… Вот этого я и боюсь! Он ведь с детства мечтал… Знаю, что если его не удержать вовремя… Найди его!
– Разумеется!
– Найди нужные слова, Сереженька!
Как только за Сергеем захлопнулась входная дверь, на кухню ворвались мама и младшая сестра Натальи.
– Что случились? Где Сергей? – требовательно спросила Мария Николаевна.
– Уехал.
– Как уехал?
– Я попросила его исполнить мою просьбу.
– Какую?
– Я попросила его передать Глебу письмо.
– Опять все с начала!
– Я хотела… Я старалась… Но я не нахожу в себе сил… – казалось, Наташа сейчас разрыдается.
– Так ты хочешь его вернуть?! – ужаснулась Мария Николаевна.
– Да.
– Опять пустить к нам в дом эту гадину?
– Мама, я прошу тебя не говорить так о моем муже…
– Он был твоим мужем!
– Он и теперь мой муж!
– Мот! Пьяница! Развратник! Человек без роду и племени! Мы впустили его в нашу фамилию – фамилию Рязановых! Отец, имея двух дочерей, хотел продолжения рода, и нам нужен был надежный, перспективный и, главное, благодарный человек. Он приобрел положение! Связи! Наши связи! Знаешь, чего это стоит? Ваш Глебушка, который очаровал всех черт знает чем, должен был целовать нам ноги! А он… – Мария Николаевна зашлась в кашле.
– Мама, за что ты меня так мучаешь? – истерично выкрикнула Наташа.
– Я мучаю? Ты приняла решение, потом вдруг зовешь человека, который в тебя влюблен…
– Ничего подобного!
– Сергей делал тебе предложение… а ты… посылаешь его за мужем-прохвостом?
– Мама! Оставь меня в покое!
– Так выгони мать из дома, а развратного мужа впусти!
Все трое разрыдались.
* * *
Сергей сел в машину, но мотора не заводил. Он не знал, как себя вести. Огоньки проезжающих автомобилей отражались в его глазах, на которых готовы были появиться слезы. Наконец он завел свой «БМВ» и поехал.
Этой же ночью Глеб сидел в одном из ресторанов города, где весело праздновали встречу Нового года. Он ничего не видел и никого не слышал, кроме Светланы – хрупкой голубоглазой девушки. Она веселилась от души, а он смотрел на нее, не отрывая глаз, пил и смотрел. Невидимая ниточка связывала этих двоих.
Вокруг вовсю веселилась Глебова компания. Самый зрелый из мужчин, к которому все присутствующие обращались не иначе, как Давыдыч, прищурившись, сказал:
– Это замечательно, Глебушка! Я тебя таким давно не видел! Что с тобой происходит?
– Не знаю…
– Ну что не знаю? Что не знаю? – встрял в разговор человек по имени Валерий. – Почему мы всегда боимся перемен? Почему боимся совершать маленькие подвиги? – он говорил громко и живо жестикулировал. – Глеб, брось все, женись на этой девочке, роди детей, влей молодое вино в бурдюки своей души!
– Я об этом думал, – тихо пробормотал Глеб. – А еще я думал о том, что будет лет через десять? Я ведь старше ее на четверть века!