Читать интересную книгу Карабасовы слёзы (сборник) - Илья Ноябрёв

За этим занятием ее и застала Саша:

– Я так и знала! – на хорошеньком личике девушки отразилось презрение. – Он уже начал вас покупать!

– Прикуси язык! – рявкнула Мария Николаевна. – От кого же нам еще ждать помощи?

– Разве Глеб не передает деньги?!

– Эти крохи?! Их едва хватает, чтобы не умереть с голоду.

– Это неправда! Ты просто всегда его ненавидела!

– Не смей мне грубить! Ты еще никто!

Послышались голоса и в кухню вошли Наташа и доктор.

– Ну, что? – обеспокоенно спросила Мария Николаевна.

– Доктор говорит, что кризис миновал, слава богу! – успокоила ее Наташа.

– Главное, чтобы мальчик не простудился повторно, – вставил доктор.

– Мы проследим! – заверила Мария Николаевна.

– Просто четко следуйте моим инструкциям, – врач протянул Наташе небольшой листок бумаги. – Приколите на видном месте и ничего не упустите. Все будет хорошо.

Наташа подошла к матери и шепнула:

– Надо бы дать денег. Я не могу. Мне неудобно.

Мария Николаевна, нимало не смущаясь, обратилась к врачу:

– Что мы вам должны, доктор?

– Ради бога! Ничего! Мы с Сергеем Дмитриевичем все решили. Там на рецепте мой телефон. До свидания!

Из комнаты донесся детский смех. Наташа улыбнулась и про себя отметила:

– Сережка нравится моему сыну!

Заметив улыбку на лице сестры, Саша подчеркнуто жестко сказала:

– Между прочим, у Миши есть отец!

Мария Николаевна молниеносно парировала:

– У него никогда не было отца! Одно звание!

– Я просила тебя так не говорить! – сухо сказала Наташа и направилась в свою комнату.

Мария Николаевна, плохо скрывая раздражение, буркнула Саше:

– Лучше поставь цветы в воду!

* * *

Мишутка не мог скрыть своей радости по поводу ухода врача. Он решил отметить это событие «опытами» над Сергеем: снял с него очки и стал пробовать на прочность его нос и уши. Наташа остановилась в дверях, молча наблюдая за происходящим. Она почувствовала, как ее охватывает волна спокойствия и благодарности.

Сергей заметил Наташу и смущенно улыбнулся.

* * *

Наплывом из темноты снова проступило тело утопленника и исчезло…

* * *

28 февраля того же года.

Глеб лежал ничком, уткнувшись лицом в подушку. Уже давно звонили в дверь, но он не реагировал. Когда начали стучать, Глеб пошевелился, медленно поднялся с кровати и босиком прошлепал в прихожую.

На пороге стоял друг детства Штейн:

– Ты опускаешься в пучину все глубже и глубже, и скоро она поглотит тебя целиком!

– Принес?

– А кто еще придет к тебе по первому зову, как ни я?!

Штейн достал из кармана пальто бутылку коньяка, банку шпрот и, поморщившись, спросил:

– Как ты можешь закусывать коньяк шпротами?

– Коньяк как нельзя лучше разжижает мозг, – сказал Глеб, – и тогда шпротам в этой акватории сподручнее плавать. Согласись, это красиво! Рыба ведь – чистый фосфор! Скоро я ничего не буду соображать, зато буду светиться!

Увидев озадаченное выражение на лице друга, Глеб счел нужным добавить:

– Я думаю, что моя страсть к рыбной закуске – это компенсация панической боязни воды. Я – единственный из всех знакомых мне людей, не умеющий плавать! Мне стыдно!

Он налил коньяк в стакан, выпил и закусил шпротой. Это было похоже на иллюстрацию к вышесказанному.

Штейн скептически наблюдал за Глебом, скрестив руки на груди.

– Друг, я снова сделал глупость, – тяжело вздохнув, признался Глеб, наливая новую порцию коньяка. – Подписал на работе какие-то бумаги…

Штейн упорно молчал, и Глебу ничего не оставалось, как продолжить:

– Знаешь, какой мой главный недостаток? Я не могу сказать «нет!»

Штейн неодобрительно покачал головой:

– Кореш, ты гибнешь! Гибнешь, а мне тебя не жаль! Нет – не жаль!

– Это почему же?

– Потому! – отрубил Штейн. – Вспомни, разве кто-то заставлял тебя делать что-то противное твоему Я? Заставлял?! А какая у тебя фамилия? А?! Рязанов? Нет?! Так какая же?

Глеб опустил голову на грудь.

– Ты забыл свою настоящую фамилию! – кипятился Штейн. – Ты мечтал быть военным, а стал «нужным кадром»! Ты бредил балериной, а женился на барышне, не способной оторвать задницу от паркетного пола «рязановской» квартиры! Теперь я читаю в твоих глазах нечто новое!

– Ты о чем?

– О том, что теперь ты подумываешь об эффектном «конце»! Разве не так?!

Глеб молчал. Штейн налил себе коньяка, залпом выпил и негромко сказал:

– Я все думал: кого ты мне напоминаешь?

– И кого же?

– Толстовского Федю!

– Кого?

– Федю Протасова из «Живого трупа».

– Я плохо помню.

– Пить надо меньше!

– Наливай!

Они выпили.

– Так что этот Федя?

– Он тоже мучился и не понимал почему. Нет, вру! Он понимал: царская эпоха, ханжеские устои общества, ложь – все это его утомляло. Он запил, загулял, спустил все состояние, увлекся цыганкой…

– И что?

– И плохо кончил!

– М-да! Похоже! За небольшим исключением…

Они помолчали.

– Штейн, – тихо спросил Глеб, – что же ты посоветуешь старому другу?

Штейн прикурил новую сигарету и смачно затянулся.

– Ты считаешь себя человеком долга и не можешь все бросить – ведь так?!

Глеб беспомощно развел руками, давая понять, что друг абсолютно прав. Штейн взял бутылку, повертел ее в руках, плеснул янтарной жидкости в оба стакана:

– Знаешь, в шахматах есть такой термин – цугцванг! Это позиция, в которую попадает игрок, и какой бы ход он ни сделал, все будет ему во вред! Ты в цугцванге! И ты погибнешь, если…

– Что если?

– Если не исчезнешь, не испаришься, не улетучишься…

– В каком смысле?

– Знаешь, что сделал в такой же ситуации Федя? Он утонул!!!

* * *

В тот же день.

Света еще и еще раз набирала номер мобильного телефона Глеба и уже с раздражением слушала однообразное:

– Ваш абонент временно недоступен. Пожалуйста, перезвоните позже.

* * *

4 марта того же года.

Воскресное утро в загородном доме Чалых началось не так, как обычно. По традиции все обитатели дома вели себя чинно, предупредительно, размеренно, словом, все согласно «протоколу». Но только не сегодня.

Сергей сосредоточенно смотрел в зеркало, стараясь завязать галстук идеально ровным узлом, когда в комнату вошла его мама – Раиса Никитична:

– Сережа, я надеюсь, что, несмотря на торжественность момента, ты не забыл позавтракать?

– Ну что ты, мамочка, конечно не забыл.

– Извини, но в последнее время, ты, как мне кажется, стал изменять своим привычкам. А для человека твоей профессии – это недопустимо!

– Во-первых, на службе это никак не отражается, а во-вторых, я уже давно вырос, мама! – Сергей раздраженно затянул галстук. – Я вправе строить свою жизнь так, как считаю нужным! Вправе сам выбирать друзей и вправе жениться на ком хочу!

– Мне смешон твой «бунт на корабле»!

– Двадцать лет я люблю одну и ту же женщину! Так почему, когда она ответила мне тем же, я не могу на ней жениться?! – возмутился Сергей.

– Милый мой, – недовольно покачала головой Раиса Никитична, – ты прямой потомок знатного рода Чалых и должен чтить традиции пяти поколений дипломатов. Долг и честь – девиз твоих предков! Осмелюсь напомнить, что твой долг – служить отечеству, а честь, дорогой мой, нужно беречь! Я не имею ничего против этой женщины, но о какой чести может идти речь, если она – жена твоего друга?

– Они давно не живут вместе. Развод – это формальность!

– Сережа, как вы будете жить? Ведь у них общий ребенок! Глеб захочет с ним видеться. Он будет вмешиваться в процесс воспитания. Начнутся дрязги! В такой ситуации ты будешь иметь бледный вид!

– Мы все – интеллигентные и воспитанные люди! Мы найдем компромисс!

– Вот ты и произнес это сакраментальное слово – «компромисс»! До сих пор ты жил честно и открыто, как все мужчины в нашем роду, а теперь ты вступаешь на неведомую и ненадежную тропу компромиссов. В конце концов, тебе придется пойти на сделку с собственной совестью!

– Мамочка! Ну что ты делаешь? – Сергей умоляюще смотрел на мать. – Зачем ты омрачаешь действительно праздничный для меня день?

Сердце «железной леди» дрогнуло, и глаза ее увлажнились:

– Я не враг тебе! Просто хочу, чтобы все было правильно. – Она взяла голову сына в ладони, окинула любящим взглядом и поцеловала в лоб.

«Как Мадонна, – подумала Раиса Никитична, – поцеловав сына в чело, отдала человечеству».

– Я еду за Наташей, – улыбнулся Сергей. – К обеду мы будем!

Когда машина Сергея выехала за ворота, Раиса Никитична неторопливо подошла к телефону и набрала номер:

– Доброе утро, Николай Николаевич! Ради бога простите, что беспокою в воскресенье, но мне необходима ваша помощь!

* * *

Светлана позвонила Глебу скорее по привычке – не ожидая ответа, но в трубке послышалось:

– Говорите!