Аваддон
Записки демона
Андрей Болдин
А настоящее его имя по-еврейски Аваддон, а по-гречески Аполлион, что значит губитель.
Михаил Булгаков. «Белая Гвардия».© Андрей Болдин, 2016
ISBN 978-5-4483-0812-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Явление героя
(вместо предисловия)
Будьте благоразумны, братья мои! Будьте осторожны в помышлениях своих, осмотрительны в гневе своем, ибо повсюду вас подслушивает Смерть. И начальник ее, Диавол, и все князья Ада слушают голос разума вашего и шум души вашей, внимают скрежету ярости вашей и жалобам вашего сердца. Пасите мысли свои, как овец – да не выйдет из стада ни одна, да не станет добычею зубов хищнических! Блюдите помыслы свои и чаяния свои, аки невесты блюдут девство свое, а иначе отсохнет ветвь ваша и отпадет от древа жизни, и в огонь вечный брошена будет. А иначе сдохнете вы, братья мои, как собаки, как алкаши под забором, как тараканы от дуста, так что не дайте себя услышать, молчите, скрывайтесь и таите! Слышите, сволочи? Таите, суки!
– Суууукиииии! – протяжно кричит герой.
– Кретин! – коротко откликается эхо.
У эха противный голос и крашеные волосы.
Женщина, похожая на болонку, смотрит на меня с ненавистью. Наши балконы разделяют метров семь, мой на два этажа выше. Я мог бы бросить в нее бутылкой, и когда-нибудь я это сделаю. Может быть, в бутылке будет бензин, а на горлышке – горящая тряпочка. Молотов-коктейль популярен в этом году как никогда.
Она крутит пальцем у крашеного виска, ломает в пепельнице недокуренную сигарету, оборачивается, раздраженно говорит что-то в открытую балконную дверь. На балкон выходит мужчина с болонкой на руках, близоруко щурится в мою сторону. С виду – типичный подкаблучник. Тряпка. Родственная душа. Только я-то теперь свободный человек. Я вяло машу им рукой. Нет, не им – собачке. Она весело лает в мою сторону, и я шлю ей воздушные поцелуи. Потом встаю, раздвигаю полы своей медвежьей шубы и начинаю сладко изливаться по направлению к вражескому гнезду.
– Под ним струя светлей лазури, под ним луч солнца золотой! – декламирую я, наблюдая, как тугая дуга мочи тянется к ненавистному балкону.
Будь я какой-нибудь художник, эту хулиганскую выходку можно было бы смело объявить перформансом.
– Быдло! – взвизгивает крашеная, отшатываясь.
Что-то я разошелся, ей-Богу. Могут ведь и вызвать. Еще бы! Покупали квартиру в таком доме, думали, не будет никакой алкашни, ан нет, вот она, классическая алкашня – сидит, как какой-нибудь древний варвар, в медвежьей шкуре, орет и ссыт на головы соседям.
– Шизофреник! – кричит поганая баба.
О, да! Это в точку. Я всегда боялся шизофрении. Мне казалось, я склонен к раздвоению. Тем более, что сама жизнь то и дело разрывала меня на части. Нет, конечно, жизнь тут ни при чем. Виноват только я. Когда врешь каждый день, причем врешь и самому себе – рискуешь окончательно потеряться. Вот так встанешь однажды утром, подойдешь к зеркалу и отпрянешь в недоумении: «Кто этот человек? Что он здесь делает?». Этого-то я и боялся. Впрочем, само по себе раздвоение личности – это не всегда плохо. Вот, например, был один хороший человек, а стало два. Бояться надо не раздвоения как такового, а того, какой будет ваша вторая половинка. Лично я страшусь увидеть в зеркале не человеческое лицо, а клыкастую звериную морду – и убедиться, что это моя собственная морда. Это как с Глебом Успенским, был такой писатель. У него случилось такое жуткое раздвоение, что конец его жизни превратился в сплошной кошмар. Личность Глеба Ивановича разделилась на две – на Глеба и на Иваныча. Причем если Глеб еще худо-бедно оставался приличным человеком, что Иваныч являл собой воплощение форменного свинства. Как писал врач, пользовавший литератора перед кончиной, пациент являлся самому себе «в самых отвратительных видах, до образа свиньи включительно, с ее черепом, и мордою, и хребтом, и ребрами». Бедный, бедный Глеб Успенский! Не приведи Господи повторить его судьбу! Но мне кажется, что у меня все шансы стать тем самым Иванычем. Иногда я вижу, как сквозь мое вполне приличное, хотя и надоевшее мне за тридцать с лишним лет отражение проступает свиное рыло. Там, по ту сторону зеркала я – совсем не то, что отображает его давно не мытая поверхность.
Нет, бояться надо не шизофрении. Впрочем, когда я узнал об этом, было уже поздно. Увы, я нормален. Может быть, даже слишком. Говоря мне это, подосланный ко мне веселый карлик с большим носом (специалист по душевным болезням) улыбался: ему казалось, что он меня осчастливил. Но я был расстроен его вердиктом. Ведь лучше бы мне быть больным. С больного и спросу нет.
– Сукииииии! – ору я, как можно орать лишь в пустыне.
Пускай вызывают свою полицию. Моя всесильная контора меня все равно отмажет. Кстати, почему мне не выдали корочки? По хорошему, должны выдать. Красные. С печатью. Как ценному сотруднику. Как бесценному. Впрочем, не понятно, какую фотографию туда вклеивать – мое лицо или свиное рыло?
Я весело – как в детстве – хрюкаю в пустоту – крашеная и ее мужик ушли, наедине со мной – только терпкий холодный осенний воздух и полбутылки коньяка. Меня никто не слышит.
Впрочем, я знаю наверняка: прослушка есть и на балконе. Квартира вся напичкана жучками – никаких сомнений. Иначе зачем они поселили меня здесь?
Еще глоток. Люблю пить большими глотками. Я выливаю остатки коньяка в бокал и отправляю бутылку вниз. Судя по звону, она падает на асфальт – не на чью-нибудь машину, не на чью-то голову. И слава Богу. Не хотелось бы убивать просто так. Убийство без цели – грех. Жертва, не освященная высокой идеей – плевок в колодец мироздания.
– Ууууууу!
Нет, пускай вызывают. Это было бы интересно. Вот придут они. Предъявите ваши документы. Нарушаете, мол, гражданин. А мне достаточно сделать один звонок, и… А впрочем, зачем звонок? К черту контору – я сам круче всех контор. Не шевельну даже пальцем – и расточатся врази мои. Даже бровью не поведу – все растворятся в воздухе, аки дым от этой сигары. Вы хоть знаете, с кем имеете дело? Вы хоть в курсе, кто я такой? Молчааааать!
Нет, пить надо бросать.
Вернее, пить бросать не надо – зачем лишать себя такого удовольствия? Надо перестать глушить спиртное литрами. Завтра ни капли. Буду гулять. Пойду в кино. Что там сейчас идет? «Солнечный удар». Говорят, Михалков совсем потерял чувство меры. Россия, которую мы потеряли длиной в три часа. Надо что-то пободрее. Например, «Ярость» – про войну. Впрочем, кино американское, мне его смотреть как-то не пристало. «Горько-2» – комедия. Сходить что ли, поржать? Взять ведро поп-корна и пепси-колу. Никогда не ел поп-корн в кинотеатре. А можно съездить на залив. Или в какой-нибудь Павловск. Впрочем, золотая осень миновала, наступила осень голая и гнилая, так что к черту и залив, и Павловск – поеду в Сиверскую, растоплю печь, выключу телефон, попробую что-нибудь почитать. Можно будет взять бутылку вина и приготовить глинтвейн. А лучше – просто ноль пять водки. Там ведь грибов соленых осталось целое ведро – а как их без водки есть? Совершенно не понимаю. Нет, поллитра при такой закуске на одного мало – надо хотя бы ноль семь. Эх, хорошо – хрустеть груздями, трещать березовыми дровами в старинной изразцовой печи. А сегодня – еще один бокал, последний.
Посмотрите на меня. Я сижу, завернувшись в медвежью шкуру, под которой ничего нет, в плетеном кресле на своем загаженном балконе, равно располагающем к самоуглублению и к тихому пьянству. Что? Они не одобряют? Они опасаются за результаты моей работы? Ничего, потерпят. Алкоголь мне только в подмогу. Он подтачивает во мне что-то, что мешает работать, что сопротивляется моим усилиям. Алкоголь – величайшее изобретение человечества. Когда-нибудь я напишу гимн этому божеству – если не сопьюсь. Ведь алкоголь – это праздник, который всегда с тобой. Это великий врачеватель души и тела. Он приходит на помощь человеку и когда тот печален, и когда не в силах справиться со своей радостью. Алкоголь помогает стать свободным. Слабому он дает силу и уверенность. Он покровительствует союзам человеческих сердец, он сближает чужих людей. Он снимает печати с уст, и человеческая речь течет легко и свободно. А мне он помогает работать. Он развинчивает меня, он ослабляет стальные обручи, стягивающие мое сознание. Можно назвать эти обручи совестью. Можно – косностью мышления. Без этилового спирта я мыслю как обыватель – как та болонка с соседнего балкона. После бокала коньяка мне открывается перспектива. Я начинаю видеть смысл своей работы, верить в свое предназначение. Главное не перебарщивать, и все будет хорошо.
Посмотрите на меня. Я смотрю поверх города сквозь сигарный дым и размышляю. Случилось то, о чем я мечтал всю жизнь – теперь я впервые предоставлен самому себе, у меня есть всё для того, чтобы чувствовать себя свободным и счастливым. Остается научиться жить с этой свободой, придумать, что с ней делать. А еще – осмыслить произошедшие события и навсегда оставить их в прошлом – чтобы по-настоящему начать новую жизнь, полную долгожданного одиночества.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/0/4/3/0/2/304302.jpg)