Любовь Кириченко
Бабы базарные
Люся долго не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Дети давно спали. Муж храпел рядом, выводя рулады. Он снова пришёл домой выпивший. Смотрел на неё виновато. Люся молчала, сцепив зубы. Как могла изображала спокойствие, радушие и понимание. Выяснять отношения с пьяным – себе дороже. Скандал, крики, взаимные оскорбления на глазах у детей. Этого она допустить не могла.
Тем более что сын уже вырос, учится в одиннадцатом классе. В таком возрасте у детей всё делится на белое и черное. Других цветов они не признают, тем более оттенков. Одним словом, – максималисты. Федор за маму готов на все, даже отца родного переступит – таким уродился. Дочь Надя за отца – в огонь и воду.
Люся думала, какие слова она скажет мужу завтра утром. Ей так было обидно за себя, за него, за детей. Она понимала, почему муж так часто «расслабляется с друзьями». Руслан никак не мог вписаться в «новую» жизнь. Он растерялся, даже испугался. Завод, где он работал всю жизнь, закрылся. Новые заработки не отличались стабильностью. Руслан был не одинок. Многие знакомые мужчины в сорок лет и более пребывали в таком же положении.
– А если я начну прикладываться к рюмке? – рассуждала Люся. – Что будет с детьми? Легче всего сдаться и плыть по течению: не знаю, не умею, не получается.
Так размышляя, она всё-таки уснула. Утро началось как всегда: накормив детей горячим завтраком, она отправила их в школу. Муж с утра «болел». Его жутко тошнило, видок был еще тот. Когда Руслан в очередной раз вышел из ванной, Люся начала свою речь:
– Руслан, так продолжаться больше не может. Ты превратился в алкоголика и подаешь сыну дурной пример. Надя за тебя горой всегда, но ты её пугаешь. Зачем пугать такую нежную девочку как наша дочь? Руслан, ты очень изменился. Я не хочу и не буду жить с алкоголиком.
– Люся, не кипятись. Ну, выпил немножко на голодный желудок. Я же взрослый мужчина или мне, может, надо у тебя разрешения спрашивать? Не делай из мухи слона.
– Выпить можно, но не каждый день закладывать. Ты вчера еле вошел в квартиру, еще чуть-чуть и всё. Будешь валяться во дворе или на улице. Время сейчас другое, новое. Никто никому не нужен. Тем более те, что лежат на земле и скамейках. Ты понимаешь, как это опасно не только для тебя, но и для нас?
– Люся, не будь пилой. Разве не видишь, как мне плохо? Сделай что-нибудь.
– Зашить горло? Давай сделаю.
– Принеси таблетки от похмелья или другое лекарство.
Руслан чувствовал себя неважно – он был виноват. Поэтому солировала в основном Люся. Высказав мужу все, что накипело на душе, она замолчала.
– Моя золотая жена! Обещаю, что больше не буду пить. Сам не пойму, отчего меня так развезло.
– Руслан, тебе когда на работу?
– Сегодня в ночь.
– Надеюсь, до ночи выздоровеешь?
– Я очень хочу этого. Может, «палёнку» выпили, поэтому мне так плохо?
– Не знаю, я с вами не пила. Отдыхай, муженёк, а я пойду к Лизе. Если задержусь, проверь, чтобы Надя поела первое. Федора уговаривать не надо, он любит покушать мамин борщ.
Люся вышла из дома. Заранее идти она никуда не собиралась. Находиться в квартире с пугающим унитаз мужем ей не хотелось.
– Может, действительно, Лизку проведать? – подумала она.
Пока голова Люси размышляла, ноги несли её знакомой дорогой на завод. Несколько остановок пройтись пешком полезно для здоровья. Дома вокруг, пятиэтажки и девятиэтажки, потемневшие от дождей и снега, были уныло-грязного цвета. Неудивительно, заводской район, окраина Киева. Здесь не живут и даже не ездят на своих роскошных автомобилях хозяева нынешней жизни. Улицы не метены, остановки загажены. Трамваи ездят облезлые снаружи и ободранные, исписанные изнутри. В вагонах неприятно пахнет или, просто сказать, воняет. Бывает, в вагоне едут сразу несколько бомжей. Дышать невозможно, лучше выйти.
Люся шла по улице, а мимо, грохоча, неслись трамваи и юркие неудобные маршрутки. Масса мелких маршруток вместо больших удобных автобусов – примета «нового времени».
Люся пришла на территорию бывшего своего завода, её бывшей успешной, обеспеченной жизни – прошлой жизни. От когда-то крупного, мощного предприятия ничего не осталось. Все развалено, растаскано, распродано. Остались целыми только стены четырех громадных цехов, расположенных ближе всех к городской улице. В них сметливые люди оборудовали торговый центр «Гудок». Тот же рынок, только с крышами, теплым туалетом и столовой-самообслуживанием под названием «кафе» и дорогими ценами. В цехах побелено, даже установлена не то вентиляция, не то кондиционеры, со стороны не понять. Зимой в помещениях еще ничего, а летом душновато. «Скорая» здесь частый гость. Центр открыт с утра до вечера – 12 часов. Попробуй выстоять в духоте столько времени! Вот реализаторы-продавцы и млеют одна за другой.
Говорят, что под комплексом в грунте захоронены химикаты разные и даже ртуть в большом количестве. Их испарения проникают в торговые залы и травят потихонечку народ. Никого это, в общем-то, и не волнует, упала дамочка в обморок, значит, слаба здоровьем.
Люся сама здесь работала прошлым летом немного. Дыхалка не выдержала. Она уволилась, вернее, ушла. Её официально никто и не оформлял. Нанял-принял – всё на словах, как принято сейчас.
Жалко предприятие. Прошлого не вернёшь, завод не восстановишь. Надо устраиваться в новой жизни, осваивать новые профессии. Начинать в сорок лет, на середине жизни, – ой как непросто. Но выбора нет, на руках двое детей. Хотя сын уже почти выпускник.
Другие родители своих детей заставляют учиться в любом институте на платном отделении. Дитё не хочет, душа у него не лежит к наукам, он ненавидит учёбу, прогуливает, прячется, совсем не стремится быть образованным. Куратор звонит домой родителям горе-студента. Родители бегут в вуз, плачут, поклоны бьют, платят за все неудобства, причиненные их ребенком. И дитя не отчисляют. Ребенок продолжает мучиться науками, тихо ненавидя своих родителей. Так вместе они дотягивают до диплома. И снова родители платят, чтобы устроить «специалиста» на работу – таков стереотип родительской любви. Из кожи вон лезть, лишь бы обеспечить ребенку высшее образование.
Люся считала, что это ошибочное мнение. Существует призвание, стремление, мечта. Ребенок кроит и шьет «с закрытыми глазами». Зачем заставлять его учиться на историческом факультете? Девочка готовит необыкновенно, мечтает учиться в кулинарном училище. Родители в обморок. Училище – фу! Заставляют идти в вуз на инженера.
Люсин сын Федор хочет поступить в политехнический. Он хорошо учится в школе, посещает математический кружок. Тут бы ребенку помочь, нанять хорошего репетитора-математика. А у родителей в настоящий момент в карманах ветер гуляет. Еще в семье растёт дочка Надя, папина любимица. Науки её не очень волнуют. Она младше брата на 5 лет, и хорошенькая, как весенний цветок. Надя ходит на танцы, аэробику и вязание. Все кружки платные. Денежки нужны, денежки.
Люся вспомнила мужа Руслана, его утренние мучения. Жалко человека, а с другой стороны – так ему и надо. Вообще-то он хороший мужик. Вырос и воспитывался при социализме, умел работать много и качественно. Мог работать без денег, за того парня, на субботниках и воскресниках, и сверхурочно сколько угодно. Слово «надо» он понимает как приказ Родины. А Родину он любил и уважал.
В последнее время, когда в Киеве стали один за другим закрываться заводы и фабрики, Руслан растерялся. – Как дальше жить? – думал он. – Где заработать на жизнь, как прокормить детей? Первое время он занимался тем, что ходил по городу в поисках работы, на собеседования. Устраивался туда, где брали. Платили всегда меньше, чем обещали. А реальный объём работы был в два раза больше условленного. Когда Руслан требовал зарплату, ему указывали на дверь. Он устраивался на следующую работу.
В целом и общем семья не голодала. Но каждая покупка в семье обсуждалась тщательнее, чем бюджет страны в Верховной Раде. Лучшим универсальным магазином для семьи стал рынок «Троещина» на Левом берегу Киева.
В последнее время жизнь очень изменилась. Вместо денег-рублей стали выдавать бумажные купоны. Цены на продукты всё остальное выросли в тысячи раз и продолжали расти. Мерилом жизни стали американские доллары. Какое отношение иностранная валюта имеет к нашей украинской жизни? Непонятно.
Думая о родных, семье, Люся медленно возвращалась домой. Мимо прогрохотал трамвай, неся в себе пенсионеров и бомжей. А еще в трамваях ездят «бизнесмены». Они немного чище бомжей, но тоже поддатые, грязные, побитые, слегка вонючие. Эти «бизнесмены» продают в трамваях всё: иголки, батарейки, пластыри, щетки, резинки и многое другое. Трудно поверить, но у них покупают эти товары. Бр-р, гадость.
Раньше утром рабочий люд спешил на работу. На заводе работали тысячи людей разных специальностей, получали зарплату, премию, прогрессивку, 30 % путёвки на море и бесплатные путёвки в детские лагеря отдыха. Трудно привыкнуть к тому, что не будет больше огромного трудового коллектива людей.