Лев Николаевич Толстой, Бен Х. Уинтерс
Андроид Каренина
Мне отмщение, и Аз воздам
Классификатор роботов
Имена роботов состоят из трех частей: первая римская цифра в названии указывает на класс машины, далее следует словесное описание его функции, затем — цифра, обозначающая модель робота. Таким образом, I/Самовар/1(8) — это устройство I класса, созданное для того, чтобы заваривать и подавать чай, номер модели 1(8).
Роботам III класса дают прозвища их хозяева.
Главные действующие лица
Степан Аркадьич Облонский, московский князь (Стива); его робот III класса Маленький Стива
Дарья Александровна Облонская, жена Облонского (Долли); ее робот III класса Доличка
Анна Аркадьевна Каренина, сестра Облонского; ее робот III класса Андроид Каренина
Алексей Александрович Каренин, муж Анны
Сережа, сын Анны и Алексея Александровича
Константин Дмитрич Левин, старинный друг Облонского; его робот III класса Сократ
Николай Дмитрич Левин, брат Константина Дмитрича; его робот III класса Карнак
Екатерина Александровна Щербацкая (Кити), сестра Долли; ее робот III класса Татьяна
Князь Александр Дмитриевич Щербацкий, отец Кити и Долли
Княгиня Щербацкая, мать Кити и Долли; ее робот III класса La Sherbatskaya
Граф Алексей Кириллович Вронский, военный, герой сражений; его робот III класса Лупо
Графиня Вронская, мать Алексея Кирилловича; ее робот III класса Тунисия
Елизавета Федоровна Тверская (Бетси), подруга Анны Аркадьевны, кузина Вронского; ее робот III класса Дорогуша
Марья Николаевна, сожительница Николая Левина
Мадам Шталь, известный ксенотеологист
Варенька, бедная девушка, сопровождающая мадам Шталь
Яшвин, друг и сослуживец Вронского
Васенька Весловский, петербургско-московский блестящий молодой человек
Часть первая
ГРОМ В НЕБЕСАХ
Глава 1
Все исправные роботы похожи друг на друга, все неисправные роботы неисправны по-своему.
Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с проживавшей в их доме француженкою — mécanicienne,[1] в чьи обязанности входило техническое обслуживание бытовых роботов I и II класса.
Оглушенная и шокированная этим открытием, жена сообщила мужу, что более не может оставаться с ним под одной крышей. Такое положение дел продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось не только самими супругами, но и всеми роботами в доме.
Механизмы III класса остро чувствовали всю неловкость ситуации, в которой оказались хозяева. И даже роботы II класса на свой примитивный манер ощущали, что нет более никакого смысла в их совместном пребывании и что бесхозные списанные роботы, сваленные в кучу на заводских складах во Владивостоке, имеют между собой больше общего, чем они, сервомеханизмы в доме Облонских.
Жена не выходила из своей комнаты, мужа третий день не было дома. Робот II/Гувернантка/D145 в результате сбоя программы три дня занималась с детьми Облонских на армянском вместо французского. Никогда не ошибавшийся II/Лакей/С(с)43 громко объявлял о прибытии несуществующих гостей в любое время дня и ночи. Дети носились по дому как угорелые. II/Кучер/47-Т направил сани прямо на тяжелые деревянные двери парадного входа и разбил вдребезги I/Стража времени/14, которым очень дорожил отец Облонского.
На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — проснулся в восемь часов утра, но не в спальне жены, а в своем кабинете, — в насыщенной кислородом кабине I класса. Он проснулся, по обыкновению, под скрипучий звук, раздававшийся из окна. «Хруп-хруп-хруп», — роботы 77-го батальона шагали в ногу, прокладывая себе путь по свежему снегу.
«Наши неутомимые защитники», — подумал Стива с удовлетворением и уже вслух благословил работу Министерства, повернув свое полное выхоленное тело, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой. Но вдруг он вскочил, больно ударился широким лбом о стеклянный потолок кабины I/Комфорт/6 и открыл глаза.
Степан Аркадьич неожиданно вспомнил, как и почему он спит не в спальне жены, а у себя в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он нахмурил брови.
Маленький Стива, робот-компаньон Степана Аркадьича III класса, беззаботно зашел в комнату, топая своими короткими поршневыми ножками: он принес ботинки хозяина и телеграмму. Облонский, еще не готовый окунуться в суету дня, велел роботу подойти поближе. Он быстро нажал на три кнопки под прямоугольным экраном, расположенным посередине корпуса Маленького Стивы, и с печальным видом откинулся в кабину I/Комфорт/6. На экране робота проигрывалась сцена ссоры с женой во всех подробностях; все очевиднее становилась вся безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.
— Да! она не простит, и не может простить! — простонал Облонский, когда запись подошла к концу. Маленький Стива ободряюще пискнул:
— Ну же, хозяин. Она может простить вас!
Степан Аркадьич отмахнулся от утешительных слов.
— И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а не виноват. В этом-то вся драма.
— Совершенно верно, — согласился робот.
— Ох-ох-ох, — застонал Степан Аркадьич в отчаянии.
Тогда Маленький Стива подошел поближе к хозяину, согнувшись пополам, он подался вперед на 35 градусов и по-кошачьи потерся круглой головой о живот хозяина. Степан Аркадьич вновь вызвал картинку из Памяти на монитор и обреченно воззрился на самую неприятную часть ссоры: это была та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселым и довольным, с огромною грушей для жены в руке, нашел ее в спальне, просматривающую разоблачительные кадры.
Она, его Долли, эта вечно озабоченная, беспокоящаяся о каждой мелочи в доме, раздающая задания mécaniciennes, недалекая, неподвижно сидела и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него, пока на экране Долички, робота III класса, проигрывалось изобличающее его сообщение. Доличка, несмотря на простоту ее округлых форм, выглядела не менее расстроенной, и ее совершенно круглые глаза цвета персика гневно сверкали на овальной серебристой лицевой панели.
— Что это? — спросила Долли, сильно взволнованная, указывая на картинки, которые мелькали на экране робота-компаньона.
Как это часто бывает, мучало Степана Аркадьича не столько самое событие, сколько то, как он ответил на эти слова жены. С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился перед женой после открытия его вины. Вместо того чтобы оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным — все было бы лучше того, что он сделал! — его лицо совершенно невольно («действие спинномозгового рефлекса», — подумал Степан Аркадьич, который благодаря своей работе в Министерстве был знаком с азами науки о двигательных реакциях), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой. Масла в огонь подлил Маленький Стива, который вдруг начал издавать звонкий нервный писк, что свидетельствовало о чувстве вины.
Увидав эту улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких слов и выбежала из комнаты, сопровождаемая подпрыгивающей Доличкой. С тех пор Долли не хотела видеть мужа.
— Но что ж делать? Что ж делать? — с отчаянием спрашивал Облонский Маленького Стиву. Но тот не знал, что ответить хозяину.
Глава 2
Степан Аркадьич был человек правдивый в отношении к себе самому. Он был честен со своим роботом и не относил себя к типу людей, способных мелко лгать ради собственного успокоения. Да и Маленький Стива был запрограммирован лишь утешать, но никак не одобрять или потворствовать низким намерениям хозяина. Словом, у Степана Аркадьича не было никакой возможности уверить себя или своего робота, что он раскаивается в своем поступке.
Он не мог раскаиваться теперь в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в свою жену, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не сумел лучше скрыть от жены. Но чувствовал всю тяжесть своего положения и жалел жену, детей и себя. Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от супруги, если б ожидал, что это известие так на нее подействует. Ему смутно представлялось, что жена давно догадывается, что он не верен ей, и смотрит на это сквозь пальцы. Ему даже казалось, что она, истощенная, состарившаяся, уже некрасивая женщина, ничем не замечательная, простая женщина, только добрая мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна. Оказалось совсем противное.