Блага Димитрова
Страшный суд
Роман — путевой дневник
Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». 1971
ОБ АВТОРЕ
Блага Димитрова родилась в городе Тырново (Болгария) в 1922 году. Окончила классическую гимназию, а затем Софийский университет, факультет славянской филологии. В Москве, в Литературном институте имени Горького, училась в аспирантуре и защитила кандидатскую диссертацию.
Свой литературный путь Блага Димитрова начинала как поэт. Ею написано и издано около десяти стихотворных сборников. Ее лирика тяготеет к философскому осмыслению современности.
В то же время Блага Димитрова написала три прозаических произведения: «Дорога к себе», «Отклонение!», «Страшный суд».
Она много путешествовала, объездила все страны Европы, была на Кубе и несколько раз во Вьетнаме.
Блага Димитрова активный общественный деятель: член Софийского городского Совета, секретарь Комитета солидарности с борющимся Вьетнамом, участник многих международных встреч и конгрессов.
Владимир СолоухинХудожник Г. ПОНДОПУЛО
* * *
В темноте нависает над землей человек, несущий катастрофу и смерть. Можно ли схватить его за руку?
Октябрь с дыханием июля. Бамбуковая хижина в провинции Тхань-хоа. Сквозь стены мерцают звезды. Снаружи, в тишине, взад и вперед легонько шуршат шаги. Ходит слабенький человек, одетый как будто в свою лишь тень. Он не спит, для того чтобы услышать гул реактивного самолета на секунду раньше меня. Но от этого я становлюсь уязвимой вдвойне: за себя и за него, охраняющего мой сон.
Бомба и сердце взрываются одновременно. От тишины и дремоты — в пропасть грохота. Страшен страх. Тишина после взрыва наваливается глухотой. Запоздалая сирена одиноко и бесполезно взывает к звездам. Вслед за тишиной наваливается ожидание следующего взрыва. Но тут осторожный стук в дверцу хижины.
— В убежище, пожалуйста.
Голос так успокаивающ и тих, что по коже пробегает озноб.
Под кроватью черный квадрат дыры. Ныряешь туда и распрямляешься, как в гробу. Самолетный гул нарастает снова. Вам сверлили бормашиной больные зубы? Но сверлили ли вам бормашиной слух?
В тесноте убежища смерти как-то больше, чем на свету, на воле, при звездах. В миг бессилия и обреченности понимаю: у человека только две возможности — либо вверху убийца, либо внизу жертва. Выбирай.
А шаги все шуршат. Они терпеливо подсказывают мне, что пропускаю третью возможность: защищать кого-либо. Защищать и стоять на своем посту.
Кого защищает вьетнамец, изнуренный бессонницей, недоеданием и моральной перегрузкой? Здесь, где жизнь человека кажется не дороже муравья, он дрожит надо мной, иностранкой, выхлопотавшей себе месячную визу в опасность. Он хочет, чтобы я живая вернулась к живым и рассказала обо всем, что увидела. Итак, фактически он оберегает мои слова. А они еще не родились.
Я, отправившаяся на свидание с собственной смертью, выбрасываю по пути лишний багаж. Вещи, считавшиеся самыми необходимыми и даже драгоценными, превращаются в ненужный балласт.
Первым я выбросила удивление. Потом одну за другой — иллюзии. Потом — упование на общественное возмущение. Наконец, незаметно для себя я выбросила главное, что у меня было, — слова. Вот уж который день я молчу. И чем ближе мы подъезжаем к огню, тем прочнее мое молчание.
А человек, который шуршит за стеной, охраняя меня, верит в слова. Они ему кажутся всемогущим оружием. А я не хочу даже вспоминать все эти пуды, тонны, египетские пирамиды слов, сказанных в защиту человечности. Поэты, философы, гении всех времен и народов клеймили насилие и зло. И с какой силой! Но разве убавились насилие и зло на земле? Они пухнут и разрастаются все чудовищней. Развалины моего современия. Под ними в пепле лежат слова.
Человек терпеливо шуршит у входа. Он хочет спасти слово. Но вот уж который день я молчу и молчу.
Человек шуршит, человек бережет меня, человек настаивает:
«Возьми бархатное тепло этой тропической ночи, все ее ароматы, жужжание неведомых насекомых, а потом этот рев бомбовозов, это дуновение близкой смерти, этот грохот и этот огонь, крики людей и судороги их перед гибелью, заверни все в брикеты слов, как взрывчатку. Сердце свое вложи вместо запала и отправь все это туда, где люди пребывают в дремоте, тишине равнодушия или в ощущении благополучия».
Правды, содержащейся между двумя взрывами, достаточно, чтобы всколыхнуть всю тишину планеты.
Чувствую себя скалой, которая порождает эхо.
Слова, накопившиеся во мне за эти дни, начинают душить меня. Но я боюсь их измены. Я живу между молчанием и криком. Я распята между ними, как на кресте.
А шаги шуршат, а шаги шуршат. Разве ты забыла в эвакуированном госпитале недалеко от Нам-диня ребенка с обгорелой кожей. Он не мог найти себе места. Он беспрерывно извивался, ища удобного положения. Но в целом мире, на всей огромной планете для него не было удобного положения. Ведь мир для него был одна сплошная боль. Прикосновение простыни, воздуха, материнская ласка, наконец, — все для него оборачивалось страданием и болью. Разве ты это забыла? Расскажи же об этом так, чтобы всем людям на земле также не найти себе удобного положения и места, чтобы слова твои жгли и не давали спокойно спать.
Гул. Взрыв. Сотрясенье земли. И в этом грохоте услышат мои слова? Нужно собраться с силами и признаться в бессилии.
А шаги шуршат и шуршат. Они охраняют меня не от неба, а от себя самой.
Небо опускается ниже. Оно лопается и падает многотонными осколками. Бомба и сердце взрываются одновременно. Крохотный взрывчик бомбы и огромный вселенский взрыв сердца.
Упереться бы в небо руками. Приподнять, отодвинуть его. Удивление, иллюзии — ненужный балласт. Но все еще тяжело. За борт — воспоминания, они тоже ненужный груз. Но вдруг откуда ни возьмись приходят слова. Они для меня, как для первого человека, который учится говорить и кричит в своем первобытном лесу:
— Люди! Становится все позднее! Скоро, чтобы исправить ошибку, придется совершать новые, все более непоправимые ошибки. Люди, становится все позднее!
Кому я кричу? Где люди? Они так же далеки от меня в эту ночь, как и звезды. Как звезды, которые оледенели в своем беспристрастии.
Но шаги шуршат. Они возвращают меня на землю. Они говорят, что самое тяжелое еще впереди, когда вдалеке от этой ночи и от войны ты останешься один на один со своими словами.
* * *
Вначале было слово, а в конце — немота?
Странно. Когда не к кому обратиться, теряю дар речи. Словно моя речь рождается не во мне, а в них, в тех, кому я должна что-то сказать. Самое интимное, что у меня есть, самое индивидуальное — мое слово, оказывается, вовсе не мое, а их.
Один взгляд на детское личико, блаженно купающееся во сне, и слова возвращаются. Они как бы найдены у нее, у этой крохотной девочки, не знающей даже моего языка.
Имя у нее маленькое, как и она сама. Ее зовут Ха, что означает «река».
Что ж, и самая маленькая речушка имеет великую цель. Она стремится к морю, которое должно поглотить ее.
Но вот она, эта девочка Ха, еще не осознала, кто она и зачем, а буря уже оторвала ее от истоков и выбросила на другой конец света, на чужой берег, сюда, ко мне. Когда-нибудь среди тысячи обычных детских «почему» прозвучит совсем особенное «почему» по этому поводу.
Пишу дневник? Собираю рисовые зерна, вытащенные из огня. Помню тот черный обугленный рис, который мне показывали в горсти вьетнамские женщины в ответ на мои вопросы, обращенные к ним.
Тихой болгарской ночью пишу о своих вьетнамских днях и ночах, перепутавшихся как проволока после взрыва. В ночных туфлях, не сходя со стула и не сдвигая его, не отходя от детской кроватки со спящей девочкой Ха, пишу о двух путешествиях во Вьетнам, в страну изорванных и перепутавшихся дорог. О, бездорожье двадцатого века!
Я вернулась в Болгарию и не нашла себя. Туда-сюда, а меня нет. Я осталась там, на дорогах Вьетнама. Нужно теперь, хотя бы и сидя в домашних туфлях, вернуться туда, на дороги двух своих путешествий, встретиться там с самой собой, встретиться и соединиться.
Ночь тиха, тепла, душновата, как родопское одеяло, под которым спит хрупкая семилетняя девочка. По виду ей четыре. Когда люди, добрые мои болгары, глядят на ее худобу, они говорят: «Малышка! Пусть она больше ест». Но Ха не может напиться сном, не может накупаться, наплаваться во сне. Мне кажется, она растет с каждым вздохом.
В ее стране я видела, как прорастает после сильного ливня бамбук. Непостижимым образом он подскакивает, взлетает вверх. Какая-то сила выстреливает из земли зеленым побегом. Буря прошла. Дождь прекратился, и все свежо, все сильно, как в первый раз.
![Белоснежка - Елена Чудинова - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)
![Во имя любви: Жертвоприношение - Мануэл Карлус - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/8/5/0/8/18508.jpg)
![Царевна Василиса и приложение «Сказка» - Натали Хэппи Мин - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/7/1/4/4/6/371446.jpg)
![Книжная лавка с сюрпризом (СИ) - Руд Дарья - Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/9/9/6/3/2/399632.jpg)
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/2/7/2/0/6/1/272061.jpg)