Андрей Иванов, Дмитрий Рубин
Черный король
1
Старик лет семидесяти пяти в клетчатой рубашке, поношенных сандалиях и соломенной шляпе с заломами, закрыв глаза, сидел на скамейке в сквере на площади Островского.
Летний день не был жарким, с утра небо зашторила облачная дымка. Город рычал автомобилями, грохотал трамваями и хлопал дверями закусочных. По Невскому проспекту катились людские волны.
Площадь Островского примыкала к главной магистрали города и была одним из немногих зеленых мест в Центральном районе. Повторяя прямоугольные контуры площади, в центре ее находился Катькин сад, сквер с подстриженными кустами, скамейками и монументом Екатерине Второй. Со своего пьедестала императрица царственно взирала на стоящий напротив Елисеевский магазин.
Один из уголков Катькиного сада давно облюбовали любители шахмат. В ясную погоду они занимали скамейки и сражались друг с другом, передвигая фигуры по доскам и щелкая кнопками на шахматных часах. Уровень игры у постояльцев скамеек был высоким. Рассказывают, в Катькином саду обыгрывали случайно заглянувших сюда кандидатов в мастера спорта и даже мастеров.
Местная публика состояла в основном из пенсионеров. Старик, сидевший с закрытыми глазами на одной из скамеек, был завсегдатаем сквера. У него имелось несколько постоянных партнеров, ни один из них сегодня еще не подошел. На соседней скамейке шла игра. Болельщики бурно комментировали каждый ход шахматистов.
Наконец на дорожке сквера появился приятель старика, человек лет семидесяти в потертых джинсах и старомодных очках. Издали заметив партнера, шахматист помахал ему рукой и, подойдя, со вздохом опустился рядом на скамейку.
– Хороший сегодня денек, – обратился пришедший к сидевшему. – Вставай, дома отоспишься.
Он тронул приятеля за плечо. То, что случилось дальше, заставило старика в очках вскочить со скамейки и вскрикнуть. От его прикосновения сидевший, скользнув спиной по скамейке, стал оседать в сторону. На груди у старика открылась кровоточащая рана от заточки…
В Двенадцатое отделение милиции поступил вызов. Оперативники майор Олег Соловец, капитан Андрей Ларин и старшие лейтенанты Анатолий Дукалис и Вячеслав Волков покинули кабинет на третьем этаже и направились к выходу. В коридоре им встретился подполковник Петренко, прозванный подчиненными Мухомором. Он шел навстречу оперативникам и о чем-то разговаривал с крупной женщиной в милицейской форме и погонах, шагавшей рядом.
– Добрый день, Юрий Саныч, – обратился к начальнику Соловец.
– Здравствуйте, товарищи офицеры, – ответил Петренко.
Тон шефа был официальным, он осмотрел подчиненных и повернулся к женщине в форме:
– Вот, Лариса Викторовна, познакомьтесь.
– Ларин Андрей Васильевич – сказал капитан.
Женщина протянула оперативнику руку:
– Кузнецова Лариса Викторовна.
Остальные офицеры также представились и пожали руку неожиданно появившейся в отделении даме в погонах.
– Лариса Викторовна направлена к нам из Отдела внутренней безопасности, – сказал подполковник.
На мундире женщины красовались капитанские погоны.
– Она поработает у нас несколько дней, – продолжил Мухомор, – пообщается с вами… Если сочтет нужным.
Отдел внутренней безопасности занимался надзором за действиями служащих отделения, милиционеры недолюбливали его работников.
– Мы всегда рады, – сказал Дукалис.
Лариса Кузнецова смерила взглядом старшего лейтенанта.
– Ну что ж, – подытожил Петренко, – будем считать, знакомство состоялось. Кстати, куда это вы всем составом?
– Поступил вызов, Юрий Саныч, – отрапортовал Соловец. – Нападение на человека на площади Островского.
– Так чего же вы стоите? Срочно выезжайте.
– Слушаюсь, товарищ подполковник, – сказал майор.
Оперативники спустились на улицу, где их ждал милицейский автобус. Сев в машину, коллеги отправились к месту происшествия. Вместе с ними выехал эксперт-криминалист Александр Калинин.
– Чего это они решили у нас проверку устроить? – произнес Волков.
– Делать больше нечего, – махнул рукой Соловец.
2
Милицейский автобус приехал на площадь Островского одновременно с машиной «скорой помощи». Полулежащего на скамейке мертвого старика осмотрел врач, невысокий человек лет сорока пяти. Соловец показал медику удостоверение.
– Майор Соловец, – представился милиционер.
– Старший врач Цветков.
– Что с ним? – Майор кивнул в сторону неподвижного тела.
Врач пожал плечами:
– Боюсь, наша помощь уже не понадобится, передаю его вам.
Бездыханным стариком занялся эксперт Калинин, а к Соловцу подошел пожилой человек в поношенных
джинсах.
– Здравствуйте, – обратился он к майору, – это я вызвал «скорую» и милицию.
– Здравствуйте, – ответил Соловец. – Подождите минуту, пожалуйста. – Он повернулся к Ларину, Дукалису и Волкову. – Так, мужики, поговорите с местной публикой. Наверняка кто-то что-нибудь видел.
Оперативники приступили к работе.
– Меня зовут Соловец Олег Георгиевич. – Майор показал удостоверение человеку, позвонившему в милицию.
– Климов Николай Анатольевич, – представился пожилой гражданин.
– Расскажите, пожалуйста, подробно обо всем, что вы видели.
Климов вздохнул, не зная, с чего начать.
– Я пришел сюда поиграть в шахматы…
– В котором часу?
– Где-то с час назад… Еще издали увидел Сашу, помахал ему рукой, мне даже показалось, что он меня заметил.
– Так.
– Затем сел рядом с ним на скамейку. У Саши были закрыты глаза, я подумал, он задремал, а когда тронул за плечо, чтобы разбудить, смотрю, у него в груди дырка…
Соловец вынул из кармана сигареты.
– Вы давно знакомы с убитым? – спросил майор.
– Лет пять или семь. Как на пенсию вышел, стал сюда наведываться – в шахматы поиграть. Тогда мы и познакомились. Он был неплохим шахматистом, и поначалу мне пришлось нелегко. Однако где-то через годик я подтянул мастерство и стал частенько одерживать победы.
– Как звали убитого? – спросил оперативник.
– Саша… Александр. Отчества, извините, не знаю.
– А фамилия?
– Он мне ее называл, но я не помню.
– Как часто вы играли с ним в шахматы?
Климов задумался.
– Все зависело от погоды, – сказал он. – Когда дождь или снег, сами понимаете, много не поиграешь. Другое дело летом, если такая погода, как сегодня, тогда ноги сами в Катькин сад идут.
– Вы знали кого-нибудь из родственников или знакомых убитого?
– Из знакомых только тех, что здесь за досками сидят. А родственники… Знаю только, что у него есть дети и внук.
– Он сам вам об этом рассказывал?
– Да. За рюмкой.
– Вы часто выпивали вместе?
– Случалось… Тут рюмочная есть недалеко. На Садовой. За углом, может, знаете?
– Знаю, – сказал оперативник.
– Ну, тогда вы меня понимаете. Там цены специально для нас, пенсионеров. В другие-то места нам ходить не по карману.
– Что вам рассказывал убитый о своей семье?
Климов задумался.
– Говорил, жена у него умерла, дочка давно вышла замуж и с ним не живет.
– А внук?
– Про внука помню только, что он отслужил в армии, а потом… Потом не помню.
К Соловцу и Климову подошел эксперт Калинин. Он только что осмотрел труп и обнаружил в кармане убитого паспорт.
– Вот, – сказал Калинин, протянув находку майору.
– Белодубровский Александр Прокофьевич, – прочитал оперативник. – Год рождения тысяча девятьсот двадцать четвертый. Прописан по адресу: Литейный проспект, дом семнадцать, квартира сорок восемь.
В паспорт было вложено пенсионное удостоверение.
– Я нашел в карманах также ключ с брелком и кошелек.
Калинин отдал обнаруженные вещи оперативнику. На связке было три ключа – один большой, второй плоский «французский» и третий, совсем маленький. Также имелся брелок, деревянный олимпийский мишка, лак и краска на котором облупились давным-давно. Осмотрев связку ключей, Соловец принялся за старый, потерявший форму кошелек. Кожа его была такой потертой, что трудно было определить, какой цвет она имела когда-то. Майор обнаружил в кошельке одну пятидесятирублевую купюру, четыре десятки и много мелочи.
– М-да… – произнес Соловец.
В тот же день Ларин и Волков отправились на Литейный проспект, в дом убитого Белодубровского. В одном из дворов-колодцев милиционеры отыскали продолговатое здание, уныло глядевшее на мир тусклыми окнами. Ларин и Волков вошли в подъезд через дверь с оторванной ручкой и, поднявшись на второй этаж, очутились возле сорок восьмой квартиры. Рядом с дверью находились два звонка, один из которых был безымянным, под вторым имелась подпись «Игнатьевы».