Конан-Дойль Артур
Жрица тугов
Артур Конан Дойл
Жрица тугов
Глава I
Моя жизнь была богата необычными событиями и приключениями. Но среди них есть одно, перед которым бледнеют все остальные.
Оно случилось давно, но произвело на меня столь сильное впечатление, что я не мог забыть о нём долгие годы.
Я не часто рассказывал эту историю, её слышали от меня лишь немногие мои хорошие знакомые.
Они не раз просили меня рассказать её целому собранию моих знакомых, но я всегда отказывал им в этой просьбе, потому что меня мало прельщает репутация новейшего Мюнхаузена.
Я исполнил их просьбу лишь отчасти, изложив на бумаге все факты, которые относятся к дням моего пребывания в Данкельтуэйте.
Вот первое письмо, полученное мною в 1862 году от Джона Терстона.
Его содержание я передаю буквально:
"Мой дорогой Лоренс.
Если бы Вы только знали, как одиноко и тоскливо я себя чувствую. Вы, наверное, пожалели бы меня и приехали бы разделить мою отшельническую жизнь.
Вы не раз обещали посетить Данкельтуэйт и полюбоваться равнинами Йоркшира. Почему бы Вам не сделать этого сейчас? Я знаю, что теперь Вы сильно заняты; но лекций сейчас нет, а кабинетной работой Вы можете здесь заниматься не хуже, чем на Бейкер-стрит. Итак, будьте тем милым мальчиком, каким Вы были всегда, уложите Ваши книжки и приезжайте. У нас есть небольшая комнатка, снабжённая письменным столом и креслом, - то есть как раз тем, что Вам теперь требуется. Итак, дайте мне знать, когда Вас можно ждать в наши Палестины.
Говоря об одиночестве, я вовсе не имел в виду, что живу совершенно один. Напротив - население нашего дома довольно многочисленно.
Прежде всего, назову моего бедного дядю Джереми - болтливого маньяка, без конца занимающегося кропанием скверных стихов. Во время нашего последнего свидания я как будто уже упоминал про эту слабость старика. Теперь она дошла у него до того, что он нанял секретаря, в обязанности которого входит записывание и хранение кропании своего патрона. Этот субъект, некто Копперторн, стал ему так же необходим, как и "Всеобщий словарь рифм". Не скажу, чтобы этот Копперторн сильно мне докучал, но я всегда разделял предубеждение Цезаря против худощавых людей, хотя, если верить дошедшим до нас медалям, сам Юлий принадлежал к их числу. Далее, у нас живут ещё двое детей дяди Сэмюэля, усыновлённых Джереми, - их было трое, но одна девочка умерла, и их гувернантка, красавица-брюнетка с долей индусской крови в жилах.
Кроме них, у нас есть трое слуг и старик-грум.
Группа, как видите, выходит не маленькая.
Но это не мешает мне, дорогой Гуго, умирать от желания увидать симпатичное лицо и получить приятного сердцу собеседника.
Я сильно увлекаюсь теперь химией, и потому не буду мешать Вам в Ваших занятиях. Отвечайте же скорее.
Ваш одинокий друг Джон Терстон".
В ту пору я жил в Лондоне и усердно занимался, готовясь к выпускным экзаменам на диплом доктора медицины.
Мы с Терстоном были закадычными друзьями в Кембридже, - я тогда ещё даже не начинал заниматься медициной: поэтому мне очень хотелось с ним повидаться. Но с другой стороны, я опасался, как бы это посещение не отвлекло меня от занятий.
Я вспомнил о старике, впавшем в детство; худом, как щепка, секретаре; красавице-гувернантке, детях - конечно, избалованных и шумных, - и решил, что мои занятия наверное пострадают, как только я попаду в такое общество, да ещё на лоне природы.
После двухдневных размышлений и колебаний я уж совсем было решился отклонить приглашение, но на третий день получаю второе письмо, ещё настойчивее первого:
"Мы ждём от Вас известий с каждой почтой, - писал мне мой друг. - При каждом стуке в дверь я так и жду, что мне подадут телеграмму, указывающую поезд, с которым Вы приедете.
Ваша комната совсем готова; я надеюсь, что Вы найдёте её удобной. Дядя Джереми просит меня упомянуть, что он будет очень рад познакомиться с Вами.
Он написал бы Вам сам, но, к сожалению, по горло занят сочинением большой поэмы тысяч в пять стихов или около того. Он целые дни проводит в беготне из комнаты в комнату, по пятам за ним следует Копперторн с записной книжкой и карандашом в руках и моментально записывает все вещие слова, что срываются с уст его патрона.
Кстати, я как будто упоминал уже про нашу гувернантку. Она может послужить отличной приманкой, чтобы заполучить Вас к нам, - в том, конечно, случае, если Вы ещё не утратили былого интереса к вопросам этнологии.
Она - дочь вождя индусов, женившегося на англичанке. Он был убит во время восстания сипаев, сражаясь в рядах мятежников; его дочь, которой тогда было около четырнадцати лет, осталась почти без всяких средств к жизни, так как его имения были конфискованы правительством. Какой-то добрый немецкий коммерсант из Калькутты удочерил её и отправил в Европу вместе с собственной дочерью. Последняя умерла, и тогда мисс Воррендер - мы зовём её так по девической фамилии её матери - ответила на объявление, помещённое в газетах моим дядей, и стала гувернанткой его племянника и племянниц.
Итак, не ждите новых приглашений, а приезжайте".
В этом втором письме были отрывки, не позволяющие мне привести его здесь целиком.
Я не мог долее противостоять настойчивости своего старого приятеля. Ругаясь в душе, я, тем не менее, поспешил уложить книги, телеграфировал Джону в тот же вечер, а на следующее утро уже отправился в путь.
Я отлично помню это путешествие: оно было ужасно и тянулось бесконечно; я сидел в углу вагона на сквозняке, занимаясь обдумыванием и повторением отрывков из медицинских и хирургических сочинений.
Меня предупредили, что ближайшей станцией от места моего назначения был Ингльтон - станция, лежащая в пятнадцати милях от Тарнфорта. Я высадился на ней на платформу в ту самую минуту, когда Джон Терстон подкатил к крыльцу станционного здания на высоком дог-карте.
Увидев меня, он торжествующе взмахнул кнутом, осадил лошадь и выскочил из экипажа.
- Дорогой Гуго! - вскричал он. - Я в восторге! Как это мило с Вашей стороны!
И он сдавил мне руку, да так, что у меня затрещали кости.
- Боюсь, Вы найдёте меня не очень-то приятным компаньоном, - возразил я. Я занят теперь по горло.
- О, само собой, само собой! - с обычным добродушием воскликнул он. - Я уж учёл это, но думаю, у нас всё-таки найдётся время подстрелить пару-другую зайцев. Путь нам предстоит, однако, неблизкий. Вы как будто основательно прозябли, поэтому не будем мешкать и тронемся поскорее в дорогу.
И вот мы покатили по пыльному просёлку.
- По-моему, Ваша комната должна понравиться Вам, - заметил мой приятель. Вы сразу почувствуете себя точно дома. Я, к слову сказать, очень редко живу в Данкельтуэйте: я только-только успел устроиться здесь и наладить лабораторию. Я тут всего третью неделю. Всем и каждому известно, что моё имя играет довольно важную роль в завещании моего дяди Джереми. Кроме того, и отец мой всегда находил, что мой долг - приезжать в Данкельтуэйт из вежливости. Поэтому мне и приходится сюда наведываться.
- Понимаю, - сказал я.
- Кроме того, это очень милый старик. Вас весьма заинтересует наш дом. Принцесса на амплуа гувернантки - штука редкая, не правда ли? Мне почему-то сдаётся, что эта девица заинтересовала даже и нашего невозмутимого секретаря... Но поднимите-ка воротник пальто: эти холодные ветры - сущая язва наших мест.
Дорога шла среди небольших холмов, лишённых всякой растительности, кроме редких кустиков ежевики и низкорослой жёсткой травы, покрывавшей небольшую лужайку, на которой паслось стадо исхудавших от недоедания баранов.
Мы поднимались и опускались с холма на холм по дороге, белой ниточкой уходившей вдаль.
Там и сям однообразие пейзажа нарушалось зубчатыми массивами серого гранита, - эти места выглядели точно раны на теле с выступающими из них изуродованными костями.
Вдали виднелась горная гряда с высившеюся над ней уединённой вершиной: она была окутана гирляндой облаков, озаренной пурпурным отблеском заката.
- Это Ингльборо, - промолвил мой спутник, указывая бичом на вершину, - а вот и равнины Йоркшира. Во всей Англии это самые пустынные и дикие места. Но они рождают отличных людей. Неопытная милиция, вдребезги разбившая в день Штандарта шотландское рыцарство, состояла из уроженцев именно этой части страны. А теперь, старина, вылезайте и открывайте ворота.
Перед нами была поросшая мхом стена, тянувшаяся параллельно дороге, с железными полуразрушенными воротами, снабжёнными двумя столбами, которые были украшены высеченными из камня изображениями, вероятно, какого-нибудь геральдического животного; говорю "вероятно", потому что ветер и дождь сильно попортили камень. Сбоку высился разрушенный временем коттедж, в былые дни служивший, должно быть, жилищем для привратника.
Я открыл ворота, и мы вступили в длинную темную аллею, поросшую длинной густой травой и обсаженную с обеих сторон роскошным дубняком, ветки которого, сплетаясь над нашими головами, образовали живой свод такой густоты, что сумерки дня превратились в этой аллее в полную тьму.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](/templates/read-books/images/no-cover.jpg)