Читать интересную книгу Жрица тугов - Артур Конан-Дойль

Лёгкость, с какой люди влюбляются на лоне природы, вошла в поговорку; но я никогда не отличался особенной сентиментальностью и потому относился к мисс Воррендер совершенно бесстрастно. Я принялся изучать её, как естествоиспытатель изучает какое-либо редкое насекомое, - старательно, но хладнокровно. Для этой цели я так распределил свои занятия, чтобы быть свободным в те часы, когда она выходит с детьми на прогулку. Таким образом, мне много раз пришлось гулять с ней, и во время этих прогулок мне удалось близко познакомиться с её характером, чего я не достиг бы никаким иным способом.

Она, в самом деле, много читала, отлично знала несколько языков и имела большие природные способности к музыке.

Но под этим культурным налётом в ней хранилась большая доля природной дикости.

В разговоре у неё подчас проскальзывали словечки, заставлявшие меня вздрагивать.

Впрочем, этому нельзя было слишком удивляться, она рассталась со своим племенем, уже будучи взрослой женщиной.

Припоминаю одно обстоятельство, которое особенно поразило меня. Тут чрезвычайно резко сказалась дикость её натуры.

Мы шли по проселочной дороге. Говорили мы о Германии, в которой она провела несколько месяцев, и вдруг она остановилась как вкопанная и приложила палец к губам

- Дайте мне на минутку Вашу палку, - понизив голос, обратилась она ко мне.

Я подал ей палку, и она тотчас же, к великому моему удивлению, пролезла в отверстие в заборе, присела и затаилась там. Я всё ещё удивлённо смотрел ей вслед, как вдруг перед нею выскочил из травы заяц. Она швырнула в него палкой и попала; тем не менее, зайцу удалось улизнуть, хотя и прихрамывая на одну лапу.

Она вернулась ко мне, вся запыхавшись, но с торжествующим выражением на лице.

- Я видела, как он шевелится в траве. Я попала в него!

- Да, и перебили ему лапу, - холодно добавил я.

- Вы сделали ему больно! - со слезами в голосе вскричал мальчуган.

- Ах, бедный зверёк! - в один момент переменив тон, воскликнула мисс. - Я, право, в отчаянии, что поранила его!..

Она в самом деле как будто сильно сконфузилась и всю остальную прогулку больше молчала.

Я со своей стороны не мог слишком строго судить её. Эта сцена была, очевидно, просто-напросто вспышкой старинного инстинкта, который заставляет дикаря бросаться на добычу. Тем не менее, эта вспышка производила крайне неприятное впечатление в Англии, когда автором её являлась прелестная, по последней моде одетая дама.

В один прекрасный день, когда её не было дома, Джон Терстон показал мне её комнату. В ней было много индусских вещиц, доказывавших, что она покинула родину не с пустыми руками. Присущий Востоку вкус к ярким цветам тоже наложил свой отпечаток на эту девичью комнату. Она купила на ярмарке целую кипу синей и красной бумаги и завесила ею стены своей комнаты, скрыв под нею скромные обои.

Эта попытка воссоздать Восток в скромном английском жилище имела в себе что-то трогательное.

В первые дни моего пребывания в Данкельтуэйте странные отношения, существовавшие между секретарём и мисс Воррендер, возбудили во мне только любопытство; но потом, когда я заинтересовался красавицей англоиндианкой, мною овладело другое, более глубокое чувство.

Я тщетно ломал себе голову, чтобы разгадать соединявшую их связь. Почему она гуляет с ним по ночам по саду, днём как нельзя очевиднее показывая, что ей противно его общество?

Очень возможно, что дневное отвращение было просто-напросто уловкой, рассчитанной на то, чтобы скрыть её истинное отношение к нему. Но такое допущение противоречило прямоте её взгляда и откровенному выражению резких черт гордого лица.

А в то же время - как объяснить иначе эту необъяснимую власть над нею секретаря! Эта власть проскальзывала в массе разных мелочей, но проявлял он её так скрытно и осторожно, что заметить её можно было лишь при очень тщательном наблюдении.

Однажды я поймал его на таком повелительном, таком грозном взгляде, устремлённом на лицо девушки, что минуту спустя едва мог поверить, чтобы это бледное бесстрастное лицо способно было на такие взгляды. В те минуты, когда он смотрел так, она сгибалась и дрожала, точно от физической боли.

"Нет, нет! - думал я. - Тут замешана не любовь, а страх".

Я так заинтересовался этим вопросом, что заговорил о нём с Джоном. Он в это время находился в своей небольшой лаборатории и был поглощён рядом опытов по добыванию какого-то газа, вынудившего нас обоих раскашляться. Я воспользовался этим обстоятельством, заставившим нас выйти на свежий воздух, чтобы заговорить об интересовавшем меня вопросе.

- Сколько времени, говорите Вы, мисс Воррендер находится в доме Вашего дяди?

Джон бросил на меня ехидный взгляд и пригрозил своим обожжённым кислотой пальцем.

- Вы что-то очень интересуетесь дочерью покойного и незабвенного Ахмет Кенгхис-Кхана, - сказал он.

- Само собой, - откровенно признался я. - Я впервые встречаюсь с человеком такого романтического типа.

- Будьте осторожны, дружок, - назидательно пробурчал Джон. - Заниматься перед экзаменами таким делом отнюдь не годится.

- Не болтайте глупостей, - возразил я. - Если бы кто-нибудь услыхал Вас, он, наверное, вообразил бы, что я влюблён в мисс Воррендер. Нет, нет! Я смотрю на неё как на любопытную психологическую проблему, но и только.

- Вот, вот, и больше ничего. Только проблема.

Джон, должно быть, ещё не очухался от своего одуряющего газа. Его тон становился, положительно невыносимым.

- Вернёмся-ка лучше к моему первому вопросу, - сказал я. - Итак, сколько времени она живёт здесь?

- Около десяти недель.

- А Копперторн?

- Больше двух лет.

- А не были они знакомы раньше?

- О, нет, это вещь совершенно невозможная, - категорически заявил Джон. Она приехала из Германии. Я сам читал письмо старого коммерсанта, в котором он описывал её прошлую жизнь. Копперторн же всё время безвыездно жил в Йоркшире, кроме двух лет, проведённых им в Кембриджском университете. Ему пришлось покинуть университет при каких-то не особенно-то лестных для него обстоятельствах.

- А именно?

- Не знаю. Дело сохранили в тайне. Мне кажется, дядя Джереми знает, в чём тут соль. У него есть страсть отыскивать разное отребье и ставить его на ноги. Он наверняка когда-нибудь нарвётся с каким-нибудь субъектом подобного сорта.

- Итак, Копперторн и мисс Воррендер всего несколько недель назад были совсем чужими друг другу?

- Совершенно. А теперь, я думаю, мне пора взяться снова за мои реторты.

- Плюньте Вы на них, - вскричал я, удерживая его за руку. - У меня есть ещё кое о чём поговорить с Вами. Если они знакомы всего несколько недель, как он мог приобрести над ней такую власть?

Джон посмотрел на меня, разинув рот.

- Власть?

- Ну да, - влияние, которое он имеет на неё.

- Милый Гуго, - серьёзно начал мой приятель, - у меня нет привычки цитировать Евангелие, но теперь мне сам просится на язык один стих, а именно: "Слишком много знания сделало их безумными". Вы слишком много занимались в последние дни.

- Вы, значит, хотите сказать, что никогда не замечали тайных отношений, существующих между гувернанткой и секретарём Вашего дяди? - вскричал я.

- Хватите-ка бромистого калия, - сказал Джон. - Это сильно успокаивает, особенно если взять дозу в двадцать граммов.

- Обзаведитесь очками, мой друг. Вам, право, не мешает воспользоваться ими.

Метнув эту парфянскую стрелу, я повернулся и пошёл прочь, чувствуя себя сильно раздосадованным.

Не прошёл я и двадцати шагов, как увидал парочку, о которой только что говорил с моим приятелем.

Она стояла, прислонившись к солнечным часам; он стоял против неё. Он что-то горячо толковал ей, делая по временам резкие жесты. Склонившись над нею длинным телом, он походил, со своими жестами длинных рук, на огромную летучую мышь, взвившуюся над жертвой.

Я помню, что мне сразу же пришло в голову это сравнение, ещё более утвердившееся, когда я увидал ужас и испуг, просвечивавшие в каждой чёрточке её прелестного лица.

Эта картинка служила такой прелестной иллюстрацией к упомянутому выше тексту, что мне страшно захотелось вернуться в лабораторию и заставить Джона неверующего полюбоваться ею.

Но я не успел привести моего намерения в исполнение, потому что был замечен Копперторном. Он повернулся и начал удаляться от меня по направлению к лесу, мисс пошла за ним, сбивая на ходу зонтиком придорожные цветы.

Я вернулся к себе, решив взяться за занятия. Но как я ни заставлял себя, мой ум никак не хотел сосредоточиться на книгах: он всё время обращался к тайне.

Джон сообщил мне, что прошлое Копперторна не лишено пятен; несмотря на это, ему удалось приобрести огромное влияние на своего патрона. Я объяснял себе это тем тактом и искусством, с какими он потакал и поощрял поэтическую манию принципала. Но как объяснить не менее очевидное влияние этого человека на гувернантку? У неё нет никакой слабости, которой можно было бы потакать.