по хлебным карточкам – талон «А» – стали выдавать… мясо, жаль только, что неизвестно – свинину или конину…
Город наполнился звоном колоколов.
Этот радостный будто бы звон до смерти пугал евреев, напоминая им те давние времена, когда под такой же радостный звон здесь зверствовали погромщики. Но нет, на сей раз речь о погроме не шла.
Ну, действительно, сколько жидов могла пришибить толпа?
Сотню? Две сотни? Пять сотен?
К тому ж за советское время эта толпа еще и квалификацию растеряла…
Н-е-е-т, речь теперь шла о десятках, о сотнях тысяч.
Так что колокола не имели никакого касательства к убийству.
Колокольный звон действительно возвещал о празднике Рождества.
Больше всех Рождеству радовались дети.
Нет-нет, конечно, не жидовские, а другие, нормальные.
Веселыми стайками они сновали по улицам, стучались в дома к незнакомым добрым людям и тоненькими голосами пели спешно выученные колядки: «Мир и радость, мир и радость ныне всем. Мир и радость в каждом сердце, в каждом сердце – Вифлеем».
И растроганные добрые люди одаривали детей довоенными конфетами-подушечками и домашними коржиками из кукурузной муки.
А в здании муниципалитета на Николаевском бульваре примарь Пыньтя устроил настоящую елку с Дедом Морозом и Снегурочкой.
Вход разрешен был, конечно, только детям из новой одесской элиты, но и нескольких бедных и убогих пригласили.
Как же без бедных-то и убогих в праздник Милосердия?
Сама принцесса Кантакузино, проявляя милосердие, раздавала им подарки.
А губернатор Алексяну, который как раз в эти дни перебрался из Тирасполя в Одессу, в честь Рождества выпустил из тюрьмы 218 грабителей и убийц, чтобы они могли встретить праздник в кругу семьи.
Четыре дня во всем мире длился праздник.
Четыре дня звенели бокалы баккара во дворце графа Воронцова, где губернатор Алексяну праздновал новоселье.
Четыре дня провели в кругу семьи грабители и убийцы.
Четыре дня одесские дети, как в добрые старые времена, пели колядки и лакомились конфетами-подушечками и коржиками из кукурузной муки.
Четыре дня, ожидая погрома, дрожали по своим подвалам, развалкам и антресолям последние оставшиеся в живых евреи.
А их братья в Богдановке все эти четыре дня в глубине Богдановской Ямы, утопая в буром, от крови, снегу, строили плотину.
Судьба подарила им еще четыре дня жизни с тем, чтобы они могли достроить эту плотину. С тем, чтобы завтра, когда, получив пулю в затылок, они скатятся в горящий костер, их теплая живая кровь не стала стекать в Буг…
Но вот и закончились эти четыре дня.
Закончился праздник любви и милосердия.
Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку.
Остались только мортусы
Зондеркоммандо «Rusland» вернулась в Богдановку 28 декабря 1941 года.
И все началось снова.
«Шнелль, шнелль!»
К обрыву! Ближе! На самый край…
И, как планировалось, к 31 декабря «работа» была закончена.
Правда, еще две недели, до 15 января уже нового 1942 года в Богдановской Яме были слышны одиночные выстрелы и крики, но тоже одиночные.
А потом наступила тишина, потому что остались там только трупы.
Безмолвные трупы 50 тысяч евреев Одессы.
А еще там остались мортусы.
Мортусы, которые сжигали трупы.
Трупы своих матерей. Трупы своих детей.
Война – дело жестокое.
Но даже жестокость войны имеет свои законы.
В Богдановке законов не было.
Ни военных. Ни человеческих.
В Богдановке можно было ВСЁ – ограбить, изнасиловать, убить.
В Богдановке можно было продать «богатому» еврею грязный угол в свинарнике, убив перед этим лежащего в том углу другого еврея.
И самое страшное, на наш взгляд, с каким бесчувствием говорят об этом оставшиеся в живых мортусы.
Молодой человек, еврей: «23 декабря я попал в группу, идущую на расстрел. Всех нас поставили у оврага на колени, в это время подошел ко мне полицай и, узнав, что я парикмахер, вытолкнул меня. Мать, жена и мой 5-летний ребенок, остались там и были расстреляны. Меня же заставили бросать их трупы в овраг, где горел костер…»
Молодая женщина, еврейка: «26 декабря к нам в помещение зашли два охранника и взяли нас, четырех девушек, в отдельную комнату, где изнасиловали. Больше меня лично не брали, а Раю, которая была очень красивая, часто брали. Потом она заболела и умерла. Труп ее бросили в колодец…»
Владимир Ланковский, ставший впоследствии видным врачом, не был «мортусом» да и в Богдановке не был. Угнанный в Транснистрию из Черновцов, он вместе с отцом и братом попал в одно из северных гетто. Отец его был портным, и это дало им возможность, работая на местных крестьян, перебираться из села в село, из гетто в гетто и таким образом выжить.
Везде, где они побывали, были заборы из колючей проволоки, были свинарники, или коровники, или конюшни.
И в этих свинарниках, коровниках и конюшнях на смешанной с навозом соломе валялись мертвецы и корчились в бреду живые.
Единственным инстинктом этих «живых человеческих существ», утверждает Ланковский, был инстинкт самосохранения, низводящий их до уровня животного и не пропускавший в их исковерканное сознание страдание и смерть даже самых близких.
Мы позволим себе не согласиться с Ланковским.
Ведь был же в Богдановке одессит Мишка.
Не Мишка из песни: «Ты одессит, Мишка», а живой настоящий 13-летний еврейский мальчишка, который пошел на смерть, прижимая к себе двухлетнего Моничку и ведя за собою сестренку и брата.
Без них он, наверное, мог бы стать мортусом и остаться в живых.
Мортусы сжигали трупы.
Трупы своих матерей.
Трупы своих детей, братьев своих и сестер.
Слоями, слоями…
Слой соломы, слой месива, которое только что было живыми людьми.
И опять слой соломы…
День и ночь горели костры.
Жители села Богдановка видели эти багровые сполохи и задыхались от смрада. А самые предприимчивые светлыми лунными ночами пробирались к Богдановской Яме и, спустившись на дно, ворошили еще не остывший пепел, пытаясь найти в нем… золото.
И, говорят, находили.
Мародерство, оказывается, дело прибыльное.
Мортусы сжигали трупы.
Не все они останутся жить. Те, кто останется, покинет это проклятое место, уедет в чужие края, попытается забыть.
Но нет, везде и до самой смерти будет его преследовать зловещая тень Богдановски. Такое не забывается…
А в сентябре 1944-го сюда пожалует Областная комиссия по установлению злодеяний во главе с товарищем Колыбановым.
С неоценимой помощью директора свиносовхоза Карпа Шевчука и жителей села Богдановка комиссия найдет места захоронений, разроет их, пересчитает трупы и назовет их «мирными советскими гражданами».
Гость из прошлого
Несколько лет назад мы провели две недели в Будапеште.
Целью этого визита был поиск