тонкие ножки, украшенные узором из крохотных серебряных змей, из прозрачного.
— Сегодня не такой уж интересный набор.
— Что это за бокалы?
— Это не артефакты. Хотя я бы не удивился, будь они проклятыми. Затерянный дворец, где я всё это нашёл, чуть не отправил меня в число покойников.
— Я возьму их.
— Выбирай всё, что хочешь, — пожал плечами мужчина, продолжая обрабатывать кожу и тихо бормоча ругательства на родном языке.
Эдмунд продолжал рыться в мешках, скидывая в кучку товары, которые он собирался забрать.
В мешке с артефактами нашлась фигурка толстого, но низкого человечка с пружинкой, соединяющей голову и туловище. Она была сделана из меди и дерева, а по размеру была сопоставима с кулаком Эда.
— Почему она среди артефактов?
— У тебя такой не было? — искренне удивился торговец. — Это нянька для маленьких детей и для тех у кого проблемы со сном. Ментальное и светлое заклинания успокаивают их физически и душевно. Люди засыпают крепко и легко. Такие даже сейчас используются.
— Из моих знакомых таких никто не держал, — Эд с интересом дёрнул голову фигурки, заставляя её качаться. Как интересно, работает этот артефакт? — И в магазинах я… ни разу…
Маленькие обломки гальки, вмонтированные в глаза фигурки, привлекли взгляд профессора магических болезней.
Ему вдруг стало тепло и спокойно. Голова стала тяжелеть. Эдмунд чувствовал себя как кусок масла оставленный на июльском солнцепёке — сознание и тело растекались.
— Крапивник!
Фигурка выпала из ослабших рук. Эд тряхнул головой и проморгался. Тощие руки торговца держали его: первая сжимала воротник, не давая шлёпнуться о пол, вторая страховала затылок, чтоб голова не запрокидывалась.
— Их ставят на тумбы, чтоб такого не происходило, — объяснил нахмурившись. — Яды ты тоже на себе пробуешь, да?
— Я не знал, как включить, — попытался оправдаться покупатель и отложил фигурку в стопку желаемого. — Ученице подарю.
— Ты кого-то учишь?
— Да. Славная девочка. Ментальный маг. Пусть играется. Как подучится, потренируем двойные плетения на таких штуках.
Эдмунд взял с пола кристалл для артефакта и задумчиво прибавил:
— …мой способный колдовать приятель ей в помощь.
Торговец вернулся на кровать и уточнил:
— Ты же работаешь над разломами?
— Да.
— Я добыл книжку по этой теме.
Сдвинув в сторону не заинтересовавшие его артефакты, Эдмунд высыпал из последнего мешка книги.
— Она не здесь, — аккуратно сгибаясь, чтобы плечи меньше гнулись, достал из-под кровати ещё одну сумку, а из неё фолиант.
— Ага, сейчас гляну, — Эд перекладывал книги. Большинства были ему безразличны или уже имелись в распоряжении. Три были отложены к покупкам. — Вроде всё.
Откинув со лба волосы, Эдмунд взял из рук знакомого увесистый том.
На большой бурой обложке было мелко выгравировано:
— «Открытие искры, формирование резервуара, предродовое и постродовое наполнение резервуара источника при формировании индивида в утробе».
Несколько секунд стояла мёртвая тишина. Тёмные глаза «мага с ограниченным функционалом» буравили книгу. Он вдруг понял, что перестал дышать и резко набрав в грудь воздуха, хрипло выдохнул:
— Вон сумка, Лиам. В деньгах не стесняю.
Торговец отошёл к двери, где валялись вещи покупателя и заглянул в них. Помня, сколько обычно составляет сумма в мешке постоянного клиента, Лиам забрал двенадцать и несколько монет из тринадцатого.
Скоро снова под ногами захлюпали лужи.
Эдмунд бежал через лес с мокрой сумкой, перекинутой через плечо, в которой постукивали артефакты и бытовые вещи, и кульком из плаща. Там были книги.
Насквозь промокшая рубашка нисколько не защищала от холодного ветра. Из-за неосторожного движения Эд постоянно падал. Каждый раз, понимая, что сейчас угодит в лужу, он не старался приземлиться на руки и уберечь себя, скорее наоборот: отбить спину и плечи о камни казалось ему ерундой по сравнению с опасностью намочить свёрток. Пальцы сильно убавили в чувствительности от холода, но впереди уже сияли огоньки башни.
В последний раз растянувшись в ледяной, как ему показалось, грязи, Эд очутился у двери и похлопал себя по карманам брюк, но ключ не нашёлся ни в одном.
С минуту ему пришлось простоять под проливным дождём, аккуратно ощупывая свёрток с книгами и выуживая из кармана плаща ключ.
И вот, наконец, тёплый воздух и мягкий жёлтый свет огненного артефакта коснулись усталого, мокрого и грязного человека.
— Господи, Эдмунд! — воскликнула Пацифика, бросая вязание и хватаясь за голову. — Что с тобой случилось?!
На крики матери из закута высунулась Луна и, посмеиваясь, спряталась обратно.
— Как ты умудрился так измазаться?
Женщина моментом оказалась рядом с Эдом и приняла у него из рук грязный свёрток.
— Упал, — сапоги были выставлены за дверь. — Пусть под дождём отмоются, завтра ими займусь.
Эдмунд стянул рубашку серо-коричневого цвета и носки. Сумка была брошена у двери.
Крапива несла ему одежду и полотенце.
— Я быстро в ванную и работать. Книги брось на столе, я их сейчас заберу.
Проходя мимо зеркала, Эд бросил на себя короткий взгляд.
— М-да… Знаешь, Цифи, несколько лет назад у меня была старая серая кошка. Принцесса. Мой кот пропал, и её принесли через месяц или два, — Эд указал на зеркало. — Вот она так же выглядела, когда упала в компостную яму.
Пацифика улыбнулась, вытаскивая книги из плаща и осматривая крупные пятна грязи на его внешней стороне:
— Иди, мойся.
Эдмунд кивнул и скрылся в ванне.
Главы 80–84. Пацифика, Луна
…
80. Пацифика.
…
Я повесила на перила лестницы выстиранную рубашку. Брюки и носки уже сохли здесь. И как Эд жил один столько лет? Нельзя же просто бросать мокрые вещи. Сгниют.
Справедливости ради, за месяц моего пребывания в башне, это первый инцидент такого поведения.
Я спустилась на первый этаж и принялась готовить чай, продолжая обдумывать ситуацию с одеждой.
Я понимаю, Эдмунд занят работой, но мог бы хоть в корзину вещи положить, а не сваливать в углу.
Положив в тарелку кусок вишнёвого пирога, приготовив для своего профессора чашку чая, я поднялась по лестнице.
Эдмунд сидел, сгорбившись. Локоны почти полностью скрывали лицо, обращённое к книге.
— Эд, что это ты скривился?
— М? — на меня поднялся сонный растерянный взгляд. — Что ты говоришь?
— Сядь ровно, сказала. Свернулся тут… как гусеница. Знаешь, когда гусеницы ползают, они вот так же как ты загибаются.
Я поставила пирог и чай на угол стола. И присмотрелась к излишне румяному лицу.
— Ты красный. Нормально себя чувствуешь?
— Абсолютно, — соврал Эд и приложил горячую чашку к груди. Мне показалось, что он говорил в нос.
Словно в подтверждение моих мыслей, Эд шмыгнул.
— Тебе холодно?
— Нет.
— Опять врёшь. Беззастенчиво и некачественно, — я прижала руку ко лбу Эда и констатировала — Тёплый.