— Ага, — хихикнул шут, — и ты считаешь, что это не без благословения Лены…
— Уверен, — очень серьезно ответил король, и шут перестал хихикать. — Шут, твое имя Рош Винор, да? Лини Винор…
— Моя сестра, — кивнул шут, — только она не хочет этого признавать. А что?
— Она умерла.
Шут опустил глаза, а Лена спросила:
— Ее убил эльф?
— Эльф. Это было два года назад. Зачем эльфу убивать старую женщину?
— А ее приемные дети?
— Пришли требовать королевского суда. Эльфа нашли… и повесили.
— Владыка его допросил?
— Да. Мне жаль, шут.
— Лини меня искренне ненавидела, — пожал плечами шут. — Как и всякого эльфа, или полуэльфа, или четвертьэльфа. А теперь, наверное, ее дети так же ненавидят…
— Ее дети служат в королевской гвардии, — перебил король, — вместе с эльфами. Нет, шут, в Сайбии осталось очень мало людей, которые ненавидят эльфов.
Лена представила себе, что думает по этому поводу Корин Умо. Так старался, а зря. Люди перестают ненавидеть эльфов, эльфы перестают ненавидеть людей. Если что-то очень серьезное, очень важное происходит в одном мире, эхо расходится и по другим мирам, как круги по воде. Явления интерференции и дефракции. Или что-то в этом роде. Чем не цель жизни? Понятно, что ничьей жизни не хватит, чтобы уничтожить всю ненависть, но необязательно добиваться нереального, можно и так, помаленьку — стараться, чтоб ненависти становилось поменьше, а любви побольше.
Вот кто б сказал Лене, что ее будет окружать любовь? И что она сама будет так любить? Не только ведь шута, то есть шута — по-другому. А остальные? Она бы и не сказала теперь, кого любит сильнее — Маркуса, Милита или Гарвина. Она какой глаз сильнее любит — левый или правый? Легкое или там селезенку? Мизинец на левой руке или большой палец на правой ноге? А если она, путь и не злая, но к особенной любви не склонная когда-то, любить научилась, так почему не научиться и другим? Шут, такой придирчивый и категоричный, понял, что и Родаг, и Карис ему друзья, простил — или вовсе забыл — свои претензии и обиды. Гарвин считает человека другом, нет, больше — братом. Милит умудрился полюбить шута, которого вроде как должен ненавидеть или хотя бы завидовать ему. Маркус, посмеивавшийся над шутом поначалу: а чего это ты меня по имени называешь, в друзья набиваешься, я тебе не Маркус, я тебе Проводник…
Нечто цельное. Вот так. Их пятерка — нечто цельное. Абсолютное и необходимое условие для этого — взаимная любовь. Не имеющая никакого касательства к отношениям полов. Очередное философское заключение Делиены Светлой. Когда не было любви — была Лена Карелина, в другом мире, в другой жизни — все, нет ее, нет ее прошлого, стерлись в памяти лица подруг, не гложет вина, когда она думает о родителях… а думает она так редко, что это можно счесть за полное бездушие. Наверное, так и есть. Лена Карелина их любила. Делиена понимает, что это была всего лишь привязанность и нормальное чувство долга. А теперь долг другой. Долг Светлой.
* * *
Миры расстилались перед ними нескончаемой чередой. Сколько же их, что это — Отражения, как в «Хрониках Амбера», параллельные миры, смещение пространства или времени, съезд крыши гражданки Карелиной, благополучно пребывающей в одной из новосибирских психушек, — наплевать. Пусть до сути докапывается шут, которого данная конкретная суть отчего-то не особенно волнует. Миры — и миры, идем — и идем, главное — идти. Цель не должна быть впереди, цель должна быть рядом. Цель может быть не результатом, а процессом, не фактом, а действием. Пусть просто — идти людям и эльфам, самим этим сочетанием доказывая, что обеим расам по дороге. И к черту Корина Умо вместе с его более вменяемым братцем Виманом и совершенно невменяемым покровителем Кристианом.
Однажды Шаг привел их в город эльфов, и Лена сразу начала искать руку Маркуса, чтобы уйти — она узнала мир, но Гарвин остановил ее.
— Погоди, Аиллена, — сказал он достаточно громко, чтобы расслышали вовсе не лучащиеся дружелюбием эльфы вокруг, — не станут же они убивать моего брата вот так, сразу.
— Брата? — удивился один. — Этот человечек — твой брат?
— И мой, — подтвердил Милит. — Тот, кто заденет моего брата, заденет и меня.
— Опять драться собираетесь? — спросила Лена. — Эльфы, это Маркус. Мой друг. Я прошу вас сделать для него исключение.
— Делен, — деликатно начал эльф, но Гарвин строго его поправил:
— Аиллена. Ты слышал, что я называл ее Аилленой.
Эльф поклонился.
— Аиллена, законы нашего мира…
— Знаю. Я не прошу вас впустить в свой мир людей, я прошу вас не трогать одного человека по имени Маркус Гарат. Моего спутника и друга. Если вы не хотите, чтобы Светлая прошла по вашему миру, так и скажите, мы сразу уйдем.
— А он не может подождать тебя в другом мире?
— Либо вместе, либо никак, — отрезала Лена. — Это не обсуждается. Вас совсем не интересует, как живут ваши братья в других мирах? Вам неинтересно узнать о Владыке? О Дарте, вожде эльфов и людей? О Кадинии, где полукровка — брат короля и его правая рука? Я уважаю ваши законы, но я Странница. Надо мной нет закона.
— Ты так говоришь, будто они — часть тебя, — заметила женщина, очень немолодая, но, уж конечно, красивая, как положено эльфийке… А ведь эльфы очень мало ценят внешнюю красоту, должно быть потому, что привычны к ней.
— Они — часть меня, — подтвердила Лена. — Мы вместе больше двадцати лет. Вам это покажется смешным сроком, но для меня это пока еще много.
Тридцать восемь плюс больше двадцати — мама родная, это ж сколько получается?
— Ты та самая Странница, которая однажды уже случайно попадала в наш мир? С этим самым человеком?
— С этим самым, — подтвердила Лена. Маркус стоял спокойно. То есть не в этой своей расслабленности, готовой в долю секунды превратиться в фейерверк меча, а просто — спокойно. Понимая, что он ничего не сделает против толпы эльфов, среди которых точно найдется пара магов, способных мгновенно развеять его в пыль. — С этим самым человеком я ходила в проклятый мир, чтобы увести оттуда эльфов. Удалось увести немногих — всего троих…
— Но один из них — я, — ласково добавил Гарвин.
* * *
В эльфийском рае они провели несколько месяцев. Их сопровождал абориген, очевидно, то ли облеченный властью, то ли просто весьма здесь уважаемый, и вовсе не ради охраны Лены и тем более эльфов, а чтоб наиболее ретивые человеконенавистники не пристрелили Маркуса без всяких разбирательств. Более того, он настоял, чтобы Маркус не снимал кольчуги, и Маркус благоразумно не спорил и таскал на себе четыре килограмма металла. С удивлением Лена узнала, что людей здесь не ненавидят. И даже не презирают. Убивают — скорее по привычке, чем ради необходимости, потому что последний человек попадал сюда пару сотен лет назад, так что на Маркуса смотрели скорее как на некую диковинку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});