— Ты что это мне показываешь? Это я уже сам прочёл. То, что записал Гращенков, может оказаться вариантом из тысячи одной ночи! Я тебя по-русски спрашиваю, где последний анализ кала на грибки? Вижу, не делали. Давай показывай, где записан анализ кала на грибки предпоследний. Да ведь Ландау лежал у тебя года полтора. Покажи, где анализ кала на грибки за время пребывания больного у тебя. Нет, нету, ни разу не сделали. Вас за это мало всех повесить! Я не был в консилиуме у Ландау, но как медик знаю, сколько он получил антибиотиков и таких сильных, как новые американские: чтобы потушить травматический пожар в лёгких, с дозами не считались. Тогда спасали жизнь! Потом Ландау был у нейрохирургов. Ну им простительно: они, кроме черепной коробки, дальше в человеческом организме ничего не понимают. Но у вас? Что ваша больница — кладбище для академиков? Я уверен: его изнутри пожирают грибки, у него, наверное, погибла вся кишечная флора. Он же сейчас не живёт, он без конца бегает в уборную.
Он безнадёжно махнул рукой на Зарочинцеву и, обращаясь ко мне, сказал:
— Я сейчас тебе выпишу направление к лучшему микробиологу профессору Ариевичу. Его лаборатория находится в Сокольниках при венерическом диспансерном отделе. Соберёшь кал и отвезёшь, но смотри, передай в руки самому Ариевичу, а я ему сам позвоню.
Я все сделала, как сказал мне Александр Александрович. Когда анализ был готов, сам профессор Ариевич позвонил мне домой, он от волнения заикался, говоря: «За всю мою многолетнюю практику впервые такой тяжёлый случай — кишечная флора погибла полностью. Грибки сильные, окрепшие, их возраст что-то около трех лет. Я даже не знаю, как начать с ними борьбу, я удивлён, что больной жив!».
Прошло столько лет. Я пишу об этом и рыдаю. Как Дау мучился. Как можно назвать тех людей, которые бегали к Топчиеву, Келдышу, Миллионщикову и диктовали: «Ландау должен выздоравливать у нейрохирургов, у Егорова»! А у Егорова он был около года, и Егоров знал, каких и сколько антибиотиков поглотил Ландау в больнице № 50. Но его специальность — нейрохирургия по раку мозга, а Лившиц поднял целую кампанию, чтобы Ландау выздоравливал только в этом институте. Академики Тамм и Зельдович ему в этом очень помогали. А вот П.Л.Капица воздержался от вмешательства в медицинские дела Ландау. Он не знал медицины и не мог давать советы по этим вопросам. Потом надо помнить, что Капица ещё и Кентавр. Больной Ландау ему не был полезен!
Вероятно, профессор Ариевич позвонил Вишневскому. На следующий день Александр Александрович приехал с разработанным планом лечения: как вывести грибки и восстановить кишечную флору. Я получила подробный список, где перечислялись продукты, необходимые Дау, их количество, какие употреблять медикаменты. Весь кал до грамма собирать за сутки и отвозить в лабораторию при Институте А.А.Вишневского.
В первый день, собрав в литровую банку первую порцию, увидела, что кал жидкой консистенции, в количестве примерно двух сантиметров. Куском прозрачного полиэтилена я крепко завязала банку и поставила в ванной за унитаз. Через некоторое время я зашла в ванну. Запах мобилизовал все моё внимание. Ужас, с какой силой размножались эти грибки. Прозрачная крепкая плёнка лопнула, литровая банка была полна, пеной возвышалась высокая шапка. Пол ванной весь покрыт такой же пеной. У меня от ужаса зашевелились волосы на голове: так что же делается у Дау в кишечнике? Действительно, не понятно, как он живёт?
По совету А.А.Вишневского я поехала в Институт молочной промышленности, по его рецепту заказала простоквашу строго по мечниковской закваске. Потом с помощью Вишневского меня проконсультировала академик Ермольева. Она посоветовала в меню Ландау ввести для возрождения кишечной флоры побольше молодой свежей зелени, именно зелени, а не корней — петрушки, сельдерея, укропа. «Старайтесь резать помельче и давать больному как можно больше».
Я очень мелко резала, смягчала маслом и сметаной, но все равно первая порция нарезанной травы вызвала у Дау в горле раздражение. Он так закашлялся, что посинел: вероятно, рубцы в горле от трахеотомии остались. Я решила из этой зелени выжимать сок. Это была титаническая работа. В огромные корзины я скупала зелень. Он у меня стал получать натощак полстакана сока из зелени петрушки, в обед — полстакана сока сельдерея и на ночь — полстакана зелени укропа. Медикаменты — нистатин, продукты питания строго по рецептам и в количестве, указанном Вишневским, плюс ещё мечниковская простокваша из Института молочной промышленности.
Трудоёмкость получения сока из этих трав доводила меня до кошмаров. Я очень боялась в травах с рынка занести инфекцию. Сначала тщательно смывала пыль, потом небольшими порциями опускала в розовый раствор марганцовки, тщательно ополаскивала небольшими порциями, в заключение полоскала в холодной кипячёной воде. Вымытую траву заворачивала в стерильную марлю, на следующий день отжимала из неё сок.
Я помнила, как Дау заразили в нейрохирургии инфекционной желтухой. Я все время опасалась, что где-то с маленьким пузырьком воздуха между листьями остался микроб! Тщательно промывала эти травы, буквально до потери сознания. Моторы кухонного комбайна и все соковыжималки не были рассчитаны на выжимание соков из этих трав: моторы горели, соковыжималки быстро изнашивались.
Оказалось, этот кухонный комбайн уже снят с производства, нашла старый паспорт, прочла адрес завода и помчалась на завод. Главный инженер завода и его сотрудники очень чутко отнеслись к моей просьбе. Нарушая свои внутренние заводские законы, они отдали мне где-то у них строго хранившиеся экземпляры.
До глубокой осени Дау пил эти соки. И, наконец, грибки были ликвидированы, кишечная флора восстановилась. Вот что может сделать настоящий медик-клиницист! И главное, Вишневский полностью игнорировал мнение Гращенкова о центральном происхождении болей. Просмотрев рентгеновские снимки сломанного таза, он без колебаний уверенно сказал: «Конечно, неправильно сросшийся таз зажал нервы. Установить те точки, где зажаты нервы, очень сложно, но я попытаюсь. За успех ручаться нельзя, это очень сложный случай». «Да, случай самый сложный из всех сложнейших», — думала я.
Когда анализы на грибки показали их отсутствие, кишечная флора восстановилась, он спать стал лучше, реже ходил в уборную. Вишневский очень удивлялся: неужели, давая в таких количествах необходимые для спасения жизни больного антибиотики, ему забывали давать нистатин? Или у них не было нистатина под рукой? Или они там все в консилиуме считали, что больной не выживет?
«Вот с этим я никогда не соглашался. Если человек ещё не умер, надо верить всегда самому, что ты сможешь его вернуть к жизни!»