землёй, чтобы никто на нас не напал!
— Ну вот опять начинается, — вздохнул Рэнди, забивая пробку в наполовину опустошенную бутылку. Ворчал он, впрочем, притворно: на самом деле Рэнди любил приключения, особенно когда опасность грозила не ему. В конце концов, он не делал ничего, что бы нарушало правила Гант-Дорвенского леса: это вот Имбирь кучу всего натворил и это у него будут большие проблемы. Даже подумать страшно, какие. И это не говоря уже о девочке…
А ему-то что, у него всё будет в порядке. Ну поможет организовать им эту забавную небезопасную шалость с фир-дарригами, ну попляшет потом под музыку Имбиря — кстати, играет этот подлец на флейте очень хорошо, лучше, чем кто-либо другой из пикси… Что он теряет, в конце концов?
Однако пиво с Имбиря он всё равно потом стребует. В качестве награды за опасную работу.
Глава 34
Кейтилин никто и никогда не пытался унизить. Да что там, она даже не общалась с людьми, которые могли бы сделать ей плохо! Несколько раз уличные дети кидались в неё всяким мусором и обзывались издалека, но разве это можно назвать унижением или травлей? Подумаешь, дураки какие-то, не знают, чем себя занять… Конечно, Кейтилин немного обижалась на них, но не сказать, чтобы сильно: она прекрасно понимала, что их злые слова не стоят её слез. Другие дети в худшем случае игнорировали её, но вовсе не потому что хотели задеть Кейтилин: просто им ну совершенно не о чём было разговаривать. Вот они и не разговаривали…
До сегодняшнего дня Кейтилин просто не думала, что может столкнуться с существами, которые будут сознательно стремиться её унизить. Что могут существовать на свете такие твари, для которых обидеть другого — истинное наслаждение (или, вернее сказать, уморительное веселье). Что кто-то может получать незабываемое удовольствие, просто обзывая Кейтилин разными словами, пытаясь оскорбить её как можно сильнее и, конечно же, не упуская возможность надавить на самое больное. Например, издеваясь над погибшей матерью девочки или рисуя на её лысой голове всякие непристойности.
Конечно, Кейтилин злилась. Разумеется, девочке безумно хотелось плакать или потребовать, чтобы всё это прекратилось. Но она держалась: Кейтилин просто закусывала губу, бросала холодный взгляд на пускающего мерзкий вонючий дым прямо в её лицо мерзкого гоблина (кто это вообще такие, чудовища какие-то, а не феи!) и старалась спокойно произнести:
— Не смешно.
Сначала противные феи восприняли её упрямство как игру. Главный из них, тот, кто курил вонючую трубку и носил рваную поношенную шляпу, улыбался, отвечал ей: «Ах так? А теперь тебе смешно?» и делал какую-нибудь ужасную вещь: съедал ещё живого лягушонка, например. Или громко пукал. Или со спокойным лицом тыкал ей в лицо острой и грязной зубочисткой, едва не попадая по глазам. Остальные его братья смеялись, а Кейтилин продолжала сохранять серьёзное угрюмое лицо (ей и стараться для этого не приходилось) и упорно отвечала:
— И это тоже не смешно.
В какой-то момент даже эти весельчаки перестали смеяться. Лицо их главаря менялось с лукаво-насмешливого на раздраженное, а после и на откровенно яростное. Их шутки (если их можно таковыми назвать) становились всё злее и злее: они перешли на личности и прямо называли Кейтилин «ублюдской коровой» и «лысой мразью» (и это ещё такие оскорбления, которые приличный рот Кейтилин мог повторить), тыкали в неё горячими палочками, которые прежде совали в огонь… А ещё принимали облик Тилли и отца Кейтилин. Она, конечно, им не верила: Кейтилин не умела видеть фей, как Тилли, но даже ей было понятно, что это не её подруга тычет в неё пальцем и смеётся над тем, какая Кейтилин лысая.
Ох, бедная Тилли. На самом деле, именно мысли о ней заставляли Кейтилин держаться и не поддаваться на провокации злых фей: она понимала, что сейчас её бедной спутнице приходится ещё хуже, и потому Кейтилин не имела никакого права раскисать. Ведь если бы перед ней поставили выбор между Тилли и мамой…
Да, Кейтилин поступила бы абсолютно так же.
— Не смешно, — ответила она в очередной раз, когда кто-то из схвативших её уродцев просто спустил штаны и начал трясти перед ней исподним.
— Ах так! — рассердился Томас Рифмач. Его рыжие сальные кудри стояли торчком во все стороны, прямо как у Имбиря, когда тот сердился на Тилли или на кого-то ещё. — Ну, раз наши шутки тебе не по нраву, может быть, ты нас сама чем-нибудь посмешишь?!
Сказав это, он стукнул Кейтилин по ноге так сильно, что девочке пришлось изрядно напрячься, чтобы не выдать боль. Ох, она, наверное, вся сейчас в синяках и ожогах…
— Не буду, — сквозь зубы бросила она. — Вы глупые и невоспитанные, а ещё ваши шутки дурацкие.
Томас Рифмач вскричал что-то неопределенно-гневное и уже занёс руку-лапку для сильного удара, как какой-то из его братьев поспешил его остановить:
— Братец Рифмач, может, просто убьём её? Всё равно она скучная!
— Да, давай убьём! — поддержал гул голосов рассерженных фей. Рифмач, как его назвали, резко опустил руку и бросил свирепый взгляд на выступившего.
— И что, раз она скучная, значит, и нам на неё равняться? — зашипел он. — Так ты предлагаешь, братец Весельчак? Нет уж, вот что я вам скажу, братья: мы придержим эту голую лягушку, пока не появится малютка Тилли с этим проклятым пикси, чтобы её спасти. Потом мы их обоих схватим и отдадим Королю, а эту, — он бросил разгневанный взгляд на Кейтилин, — эту лысую, противную, уродливую, скучную дрянь мы сами придумаем, как уничтожить! Да, парни?
Его поддержали со всех сторон восторженными восклицаниями, а Кейтилин обеспокоенно выдохнула. Эти ублюдки, похоже, и не сомневаются в том, что Тилли отправится спасать Кейтилин. Она и сама в этом не сомневается, конечно, но всё-таки одно дело она, Кейтилин, и совсем другое — эти твари!
И ведь Кейтилин снова ничем не может помочь Тилли. Зачем она вообще пошла в этот поход, раз её постоянно приходится спасать?
Нет, надо срочно что-то придумать!
— У вас ничего не получится, — сердито сказала девочка. — Тилли умная и храбрая, и уж она-то сможет вас обмануть!
Феи возмущенно заорали на неё, но тут их рыжий курящий предводитель поднял руку-лапку, и все разом замолчали. Его лицо снова приобрело насмешливое выражение, и Кейтилин напряглась: это явно не к добру.
— Что ж, ты считаешь, что ничего у нас не получится? — нарочито ласково заговорил Рифмач. — И как же это верно, лысая девочка! Действительно, ведь ты же куда лучше справишься с тем, чтобы