– Впрочем, лучше расскажи мне одну из своих сказок.
Слезы Элейн давно высохли. Слишком много всего произошло за последнее время: бегство из Абера, страдания, горе. Если бы ее отец умер, она бы знала об этом. Каждый день без новостей означал, что Ливелин набирается сил. Она взяла Джона за руку – и тут же ощутила покой и уверенность.
– Ты действительно хочешь послушать сказку?
Улыбнувшись, Джон кивнул.
Этой ночью они нежно любили друг друга, забыв обо всем на свете. Наконец Элейн уснула, убаюканная в его объятиях. За окнами сгустился туман. Он извивался, подползал к ставням, лизал каменные стены замка, оставляя на них влажные следы. Ночные дозорные напрягали глаза, поднимались на сторожевую башню, прогуливались по стенам. Не обнаружив ничего подозрительного, они, облегчено вздохнув, возвращались к огню.
Джону не спалось. Лежа на спине, он разглядывал полог над кроватью. Пламя мерцало в камине, его блики скользили по массивным балкам потолка. Джон чувствовал, что пот градом катится по его лицу, а тело начинает дрожать. Он высвободил руку, аккуратно опустив на подушку плечи Элейн. Он не видел ее лица, но, когда он выпустил ее из своих объятий, она тихо застонала и придвинулась ближе к нему. Он улыбнулся и нежно провел рукой по ее волосам. В ту же секунду дыхание Элейн стало ровным, и она затихла. Джон спустил ноги с кровати, затем встал. Жар, не дававший ему покоя, тут же сменился лихорадочной дрожью. Он натянул покрывало на плечи и присел к огню. Разворошив пепел и очистив от него дрова, он вернул пламя к жизни. Пот ледяными каплями катился по лицу, Джон ощущал его липкое зловоние. Все плыло перед глазами, к горлу подступала тошнота. За окнами тонко звенела тишина, она окутывала все вокруг, словно туман, ползущий к замку с реки. Дрожь все не унималась, и Джон уже не в первый раз вспомнил проклятие Ронвен.
XII
Эрири. Апрель 1237
Лошадь хромала, вдали слышались птичьи трели. Мокрый плащ давил на усталые плечи Ронвен. Она спешилась и принялась закоченевшими пальцами ощупывать ногу лошади. Горы тонули в тумане, земля превратилась в скользкое месиво. Уже дважды Ронвен сбивалась с пути и теряла размытую тропинку, протоптанную вьючными лошадьми. Приходилось возвращаться и терять драгоценное время, плутая в зарослях вереска и черники. Сумерки сгущались, и над трясиной Ронвен то там, то здесь видела бледное мерцание блуждающих огней. От страха у нее пересохло во рту, и она судорожно сглатывала холодный сырой туман.
Сенена дала ей лошадь и денег в придачу, теплую одежду и обувь. Все это было аккуратно свернуто и подвешено к седлу. Ронвен хотелось бы остаться, укрыться под сенью замка Криссет, дождаться, пока отступит непогода и заживет нога, пока прекратится объявленная Даффидом охота. Сенена рассказала, что он не поверил в эту историю с дьяволом. Он полагал, что Ронвен просто сбежала, поэтому по тревоге поднял весь Гвинед и его окрестности. Граффид и его жена хотели, чтобы она исчезла. Ронвен побоялась ослушаться. Ведь если люди Даффида приедут в Криссет, Граффид едва ли станет прятать ее. Она будет в безопасности, только если удастся добраться до Элейн. Элейн поможет ей, а взамен она поможет Элейн разгадывать ее судьбу.
Ронвен выпрямилась и принялась вглядываться в густую пелену тумана. Сегодня лошадь больше не сможет идти, и придется искать укрытие. Она напрягала глаза, пытаясь различить силуэты деревьев, камней, вслушивалась в отдаленный гул потока, но все окутывал туман.
Где-то недалеко послышался лай, сердце Ронвен учащенно забилось. Неровно дыша, она озиралась по сторонам. Ей никак не удавалось определить, откуда доносился звук, как вдруг собака вынырнула из тумана в нескольких шагах от нее. Послышался шорох: кто-то шел по залитой водой россыпи камней. Пару секунд спустя перед Ронвен будто из-под земли вырос невысокий, иссохший, морщинистый старик. Он был в туфлях из мягкой кожи и ловко передвигался по мокрым кочкам.
– Здравствуйте, мисс! Сбились с пути? – спросил он, поправляя овечью шкуру, перекинутую через плечо. Его маленькие и хитрые глазки метнулись в сторону лошади, любопытно оглядели животное, задержались ненадолго на привязанном к седлу узле и вернулись к Ронвен.
– Моя лошадь повредила ногу, – сказала она, стараясь придать голосу уверенность. – Нет ли здесь поблизости деревни, где я могу переночевать?
Старик рассмеялся. Это был неприятный, хриплый, удушливый звук.
– Добро пожаловать в мой дом, мисс. Если хотите, разумеется. Я могу присмотреть за лошадью, а моя жена приготовит вам поесть и соберет постель. – Он взял лошадь под уздцы. – Вы здорово сбились с пути; хорошо, что я нашел вас. Горы очень коварно обходятся с теми, кто их не знает.
Ронвен, хромая, последовала за стариком вниз по крутому склону холма. Ей показалось, что прошла целая вечность. Наконец в тумане выступили очертания приземистой хижины. Старик крикнул, и прямоугольное пятно света нарисовалось во мгле. Кто-то отстранил покрывало, висевшее над дверным проемом. Мужчина жестом пригласил Ронвен войти.
– Идите обогрейтесь. Я пока отведу лошадь в стойло.
Отвязав узел от седла, Ронвен облегченно вздохнула и направилась к хижине. Наклонившись, она нырнула в светлое пятно и тут же ощутила благословенное тепло: В очаге, располагавшемся посреди единственной комнаты, огонь жадно пожирал дрова. Слева стену заменяла невысокая перегородка. За ней в темноте замычала корова и зашевелились сбившиеся в кучу овцы. Жена старика, покорно склонив голову, провела Ронвен к лежанке, устланной листьями папоротника и служившей одновременно постелью, креслом и столом. Когда женщина наклонилась, чтобы взять котелок с водой и дать гостье умыться, Ронвен удалось лучше разглядеть ее. Она была совсем еще ребенком, ее белокурые волосы выбивались из-под грубой ткани платка.
– Вы ранены, миссис? – Проницательные детские глаза отметили хромоту. Ронвен опустилась на папоротник и, подложив узел под спину, облокотилась на него. С болезненным стоном она сбросила перепачканные глиной туфли. Девушка опустилась рядом с ней на колени. Нежными пальцами она отвернула угол грязной, промокшей юбки и осмотрела повязку, закрывавшую рану. Свежая кровь и гной, пропитавшие льняную ткань, смешались с глиной и дождевой водой.
Тепло действовало на Ронвен усыпляюще. С трудом приподнимая отяжелевшие веки, она смотрела, как девушка в миске с чистой водой отмыла лохмотья и положила их на горячие камни близ очага. Прежде чем сменить повязку, она нанесла на рану густую зеленую мазь. С благодарностью Ронвен приняла миску с питьем из ее рук. Наконец в дверях показался старик.
– Ваша лошадь в хлеву вместе с другими животными, – сказал он. – Я осмотрел ее. Она сбила копыто, и я затолкал камень в дыру. За ночь она отдохнет и к завтрашнему дню будет в полном порядке. – Он сел рядом с ней и взял плошку с медом из рук жены. Над очагом висел котелок. В нем что-то тихо булькало, и по комнате растекался аппетитный запах. Ноздри старика жадно втянули воздух.