Читать интересную книгу Портрет незнакомца. Сочинения - Борис Вахтин

В распоряжении «приглашенных» был один восемнадцатиместный самолет, который должен был доставить их в Порт-Кайтума. Райян и его помощник, четверо из «обеспокоенных родственников» (из-за недостатка мест родственники избрали их своими представителями), девять журналистов, Лейн и Гэрри, сотрудник американского посольства — таков был состав этой экспедиции за смертью.

В самолете журналист Чарльз Краузе разговорился с заинтересовавшим его Марком Лейном, который, вопреки тому, что о нем слышал журналист, оказался человеком рассудительным и умным, отнюдь не слепым сторонником Джонса, которого, как и коммуну в Джонстауне, он, впрочем, всячески превозносил. Может быть, там и есть люди, которые хотели бы уехать, говорил Лейн, но это ничтожное меньшинство, не больше десяти процентов; никто их там силой, конечно, не держит, хотя, разумеется, они не свободны от чисто духовного влияния Джонса, от его авторитета, от взятых на себя прежде обязательств перед ним и его экспериментом; он, Лейн, с месяц назад побывал в Джонстауне, и то, что он там увидал, произвело на него огромное впечатление — это настоящая социалистическая коммуна, с дружбой между расами и, пусть по-своему, но по-настоящему религиозная: «совершенно неправдоподобное общество в сердце джунглей»; там существует превосходное медицинское обслуживание и прекрасные врачи: «там меня обследовали лучше, чем где бы то ни было прежде». Лейн был очень рад узнать от Краузе, что тот едет в Джонстаун без всякого предубеждения и не верит «обеспокоенным родственникам» и их абсурдным обвинениям; Лейн сказал, что он с самого начала настаивал, чтобы Джонстаун посетили такие вот непредубежденные журналисты, и сообщил Краузе, что, как он убежден, «девяносто процентов джонстаунцев будут стоять насмерть за свой город и возможность в нем жить; они знают, что то, что они строят, чуждо американскому общественному устройству, и они чувствуют, что правительство США снова к ним подбирается: „Я не говорю, что они правы, — осторожно добавил Лейн, — но так они чувствуют“».

Марк Лейн, замечу, знал во время этого разговора, что его слова «стоять насмерть» не метафора; Краузе, разумеется, об этом не подозревал — ему не показалось чуть-чуть необычным, что десять процентов (то есть примерно сто человек) хотели бы, возможно, уехать, но почему-то не уезжают, а юрист не спешит выяснить, в чем же тут конкретно дело; что девятьсот человек, по мнению этого же правоведа, находятся в заблуждении относительно того, что их преследуют, но правовед палец о палец не ударяет, чтобы избавить доверившихся ему людей от мании преследования.

В это время самолет как раз должен был пролетать над Джонстауном, и Лейн, а следом Гарри стали энергично протестовать, требуя изменить курс — появление над поселком самолета, говорили они, может только вызвать страх и враждебность у жителей, да и вообще, когда как-то пролетал над Джонстауном самолет, у одной пожилой женщины был инфаркт. Увы, и эта крошечная странность — что люди приходят в страх от одного вида самолета и исполняются враждебности к тем, кто в нем летит, причем не случайные, отдельные люди, а все население поголовно, что вообще можно говорить об одинаковых чувствах совершенно разных людей, что ожидаемое разнообразие реакций на самолет (ведь и дети всех возрастов тут, и белые, и черные, и любопытные, и равнодушные — ведь тысяча индивидуальностей!) отсутствует, а есть вместо него однообразие — даже уже не странность, не «чуть-чуть», а кричащий симптом нездоровья, не привлекла внимания Краузе, который скоро сам подивится своей слепоте и, вероятно, второй раз в дураках остаться не захочет… Но неужели только личный опыт должен учить людей и только задним умом могут они быть сильны?

Пока летит самолет

Чтобы ответить на этот вопрос, перечитаем, пока летит самолет, опубликованные показании свидетелей, не обходя, по возможности, ничего, что говорит в пользу Джонстауна, и сокращая по необходимости высказывания его противников.

Свидетель первый — Ричард Тропп, 36 лет, окончил университет в Рочестере, получил степень магистра по литературе в университете в Беркли. Присоединился к Народному Храму в 1970 году, вместе о женой активно в нем работал. Что его привлекло? «Я нашел странную церковь, в которой были и белые, и черные, и общий плавательный бассейн. А у Джонса один свой сын и семеро приемных детей, среди них кореец, негр… Боже, подумал я, что это?» Какие перспективы открылись перед ним и его женой? «Джонс всегда стремился построить общество многорасовое, мирное, основанное на равенстве всех. Здесь мы получили возможность созидать человечные порядки буквально от колыбели до могилы. Мы сосредоточиваемся на общественном прогрессе. Мы не считаем, что религия и политика существуют отдельно друг от друга. Мы чувствуем, что враждебность к нам подстегивается, прежде всего, консервативными элементами». Не скучает ли в Джонстауне по США? «Я намерен оставаться в Джонстауне неограниченное время. Мне с шестнадцати лет не ахти как и нравились США. Я участвовал в борьбе за гражданские права, в движении против войны во Вьетнаме. Я стал убежденным социалистом и смотрю на Народный Храм как на живой и успешный опыт того, каким может быть общество. Это трагедия, что мы не можем строить его в США. Там есть некие силы, какая-то группа, которая старается подорвать наше единство, взорвать нас изнутри. Рано говорить еще, кто эти люди…»

Это было сказано Тройном всего лишь за несколько часов до того, как он и его жена приняли (добровольно?) яд…

Следующий свидетель, Дебора Блэйки, 25 лет, из преуспевающей семьи, получила хорошее образование в Англии:

«Мне было 18 лет, когда в августе 1971 года я стала членом Народного Храма. Я оставалась таковым до 13 мая 1978 года; до моего отъезда в Гайяну в декабре 1977 года я была финансовым секретарем Народного Храма. Вступая в него, я надеялась помогать другим и этим внести в мою жизнь порядок и самодисциплину. В течение тех лет, что я была членом Народного Храма, я наблюдала, как организация с возрастающей скоростью отходит от провозглашенной ею преданности социальному прогрессу и представительной демократии. Преподобный Джим Джонс постепенно овладел тиранической властью над жизнями членов Храма».

Любое несогласие с его диктатом, пишет Блэйки, стало рассматриваться как «предательство». Каждого, кто оставлял организацию, он именовал «предателем». Он настойчиво и твердо утверждал, что наказанием за дезертирство будет смерть. Тот факт, что члены Храма часто подвергались жестоким телесным наказаниям, придавал угрозам устрашающую реальность.

Преподобный Джонс, продолжает она, считает себя объектом заговора. Заговорщики у него меняются день ото дня вместе с изменением его искаженной картины мира. Он внушает страх и другим, утверждая, что из-за их контактов с ним против них тоже действуют заговорщики. Черных членов Храма он пугает, что их заключат в концлагеря и убьют, белых — ЦРУ, в списках намеченных жертв которого они состоят и которое выследит их, арестует, будет пытать и убьет. На собраниях членов Храма он часто говорил, что он — перевоплощение Иисуса Христа, Будды и еще множества других политических и религиозных деятелей. Он утверждает, что наделен сверхъестественной силой и может исцелять больных, что он с помощью сверхсенсорного восприятии умеет читать мысли людей. Он твердит, что у него мощные связи во всем мире… Сам он во все эти фантазии не верит, но считает их полезными для утверждения его как вождя — по его глубочайшему убеждению, цель оправдывает средства. Но иногда он выглядит как параноик и, кажется, сам верит в то, что говорит. С каждый годом его иррационализм усиливается…

Он требовал, писала Блэйки, чтобы члены Храма трудились по много часов и отказались бы от всякого подобия личной жизни. Доказательством преданности Джонсу могло быть только полное отречение от себя, которое надлежало подкреплять действиями, поступками, отказываясь от всего, даже самого необходимого. Если человек худел, если у него появлялись от переутомления круги под глазами, то этот человек считался самым преданным. Да, Джонс, распространяющий вокруг себя страх и перенапряжение, в каком-то смысле «больной», «но от этого я не начинала его меньше бояться», — признается Блэйки. В июне 1977 года Джонс бежал из США в связи с растущей гласной критикой практики Храма, заявив, что его на всю жизнь заключат в тюрьму, если он не уедет немедленно; Блэйки до декабря 1977 года была в Сан-Франциско, где она имела доступ к радиосвязи, которая существовала между тамошней штаб-квартирой Народного Храма и Джонстауном, связи, которая велась только посредством закодированных сообщений.

В сентябре 1977 года в Гайяну прибыл от Грэйс Стоэн адвокат, требуя вернуть той сына Джона. В прошлом она занимала в Народном Храме очень высокий пост Главного советника и была очень популярна благодаря своей щедрости и отзывчивости. Ее выход из Храма нанес большой ущерб безграничной власти Джонса, который объявил джонстаунцам, что Стоэн только притворялась доброй, а на деле была сотрудницей ЦРУ, и поклялся, что никогда не вернет ей сына…