В конце августа Фридрих получил тревожное письмо от Маркса.
«Дорогой Энгельс!
Меня высылают в департамент Морбиган, в Понтийские болота Бретани. Ты понимаешь, что я не соглашусь на эту замаскированную попытку убийства. Я поэтому покидаю Францию.
В Швейцарии мне не дают паспорта, я должен таким образом ехать в Лондон, и не позже, чем завтра. Швейцария и без того скоро будет герметически закупорена, и мыши будут пойманы одним ударом.
Кроме того, в Лондоне у меня имеются положительные виды на создание немецкого журнала. Часть денег мне обеспечена.
Ты должен поэтому немедленно отправиться в Лондон. Этого требует твоя безопасность. Пруссаки тебя дважды расстреляли бы: 1) за Баден; 2) за Эльберфельд. И зачем тебе эта Швейцария, где ты ничего не можешь делать? У тебя нет никаких затруднений к приезду в Лондон…
Я положительно рассчитываю на это. Ты не можешь оставаться в Швейцарии…
Моя жена остается пока здесь…
Твой К.М.»
Французское правительство отказало Энгельсу в проездной визе, и он решает ехать в Англию через Италию. Это был единственный путь, по которому он мог добраться до Лондона без риска быть опознанным и арестованным.
Страна великих полководцев, революционеров, ученых и поэтов волновала его воображение.
Италия переживала сейчас тяжелые времена. После яркой, озарившей на миг страну революционной вспышки 1848 года опустилась мрачная тьма реакции. Австрия мстила за ненадолго потерянное ею господство и требовала от маленьких государств раздробленной Италии повиновения и расправы с революционерами.
Террор свирепствовал в Венецианской и Ломбардской провинциях.
В октябре Фридрих приехал в Геную. От этого порта на Средиземном море до Лондона Энгельсу предстояло плыть около полутора месяцев. Фридрих не мог примириться с бесцельной потерей времени. Он решил получше познакомиться с морским делом. С присущей ему тщательностью и прилежанием он записывал в дневник особенности погоды, направление ветров, состояние моря, изменения в очертаниях берегов. Фридрих любил море. Оно было созвучно его отважной, чуждой всему низменному, мелкому душе.
В середине ноября Энгельс, наконец, добрался до Лондона.
В Париже Маркс стал свидетелем все более и более яростных нападок наглеющей реакции на революционную демократию.
В первый же день по приезде, когда он шел по улице Пуатье, его остановила старушка с четками в руке и, осенив себя крестным знамением, прошептала «Аве Мария» и подала маленькую книжечку. Это была одна из тридцати брошюр, изданных «партией порядка» для народа, чтобы вызвать у него страх и отвращение к социализму. Карл знал о группе контрреволюционеров, называвшей себя «партией порядка». Она состояла из орлеанистов, бонапартистов, легитимистов, католиков и даже нескольких республиканцев, объявивших экономические реформы порождением сатаны. Продажные борзописцы за большие деньги составляли для издания гнусные проповеди, которые богатые старушки навязывали прохожим бесплатно, если те не соглашались заплатить за них пять сантимов. Тираж этих изданий достигал полумиллиона.
Карл наугад раскрыл поданную ему брошюрку и прочел:
«Красный — это не человек, это красный… Лицо у него забитое, огрубевшее, без выражения; мутные бегающие глаза, никогда не смотрящие в лицо, избегающие взгляда, как глаза свиньи… вот общие характерные черты, которые вы найдете у большинства коммунистов. На их лицах начертана глупость учений и идей, которыми они живут».
Маркс швырнул брошюру в мусорный ящик возле бакалейной лавки.
«Как, однако, распух желчный пузырь у господ контрреволюционеров, — внутренне улыбаясь, подумал он. — Здорово их пугает народ, хоть и мнят они себя победителями».
В реакционных писаниях особенно изощрялись Валлон и Теодор Мюрэ, известные своими кутежами и продажностью купеческие сынки, и наглый полицейский агент Шеню. На обложках брошюрок изображали сельского священника, проповедующего детям, или голубей среди цветов. Названия тоже должны были вводить в заблуждение: «Катехизис рабочего, или слово трудящегося», «Как крестьянину быть счастливым», «Вечера в вандейской хижине», «Работы и хлеба».
Тьер снова появился на политической арене. Не обладая никакими экономическими познаниями, бывший министр короля Луи Филиппа написал книгу «О коммунизме».
Благодарная буржуазия, усмотрев в этой брошюре защиту ее собственности, снабдила Тьера большими деньгами на борьбу с французской плебейской революцией. Тьер создал на средства банкиров и фабрикантов издательство, которое стало выпускать очень дешевые, а подчас и раздаваемые бесплатно книжки. Они назывались «Мелкие сочинения Академии моральных и политических наук».
Знойное лето, пыль, окутавшая дома, деревья, самое небо, внезапные вспышки ярости усталого трудового люда, угрозы победителей создавали особо тягостную атмосферу неопределенности и беспокойства в столице.
В городе свирепствовала холера, врачи не знали, как и чем лечить смертоносную болезнь. Народ, охваченный отчаянием, становился все более бесстрашным.
Французские войска вопреки статье 5 конституции, гласившей, что республика никогда не употребляет своей силы на подавление национальных интересов народа и не вмешивается в дела чужих государств, подошли к Риму и осадили Вечный город.
Тысячи французов, узнав об этом, до утра не покидали площади и бульвары. Они требовали, чтобы правительство и президент Бонапарт действовали согласно конституции и призвали армию к исполнению законов. Но на петиции и требования, вынесенные на многолюдных собраниях, власти не отвечали. Народ был безоружен, ослаблен после июньской бойни, руководители-революционеры погибли, сидели в тюрьмах или скрывались.
Правительство искало повода для повторения прошлогодней кровавой расправы. Оно считало, что армия и полиция обеспечат контрреволюции победу над трудящимися.
В то время как все враги трудящихся объединились, народ не имел подлинно революционного руководства
Партия Горы подвергалась преследованиям со стороны правительственной «партии порядка», исподволь готовившей заговор против республики.
Маркс познакомился с Горой — монтаньярами ближе и понял, что они ничего не могут серьезного противопоставить силам контрреволюции. Многоречивые и напыщенные в стенах Национального собрания, монтаньяры 1848 года становились жалкими болтунами, когда оказывались среди народа.
Монтаньяры призывали к гражданскому миру, в то время как спасение революции было только в оружии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});