Значит, бывший фидаин не зря почувствовал тревогу. Правда, теперь он испытал облегчение, узнав, что за ними следили агенты службы безопасности.
— Это — моя страна. Я никуда не уеду.
— Хорошо. Значит, мы останемся и будем сражаться. — Лицо Рыжебородого помрачнело. — Возможно, нам представится такая возможность раньше, чем мы ожидаем. Твоего друга Коларузо навестил ассасин Старейшего. Самого Коларузо дома не оказалось, а у его сына хватило ума не открыть решетку. Ты прав, ситуация достигла критической стадии.
— Я отправлюсь к Коларузо, когда мы закончим разговор.
— Нет необходимости уезжать отсюда. Ваши комнаты по-прежнему принадлежат вам, — сказал Рыжебородый. — Надеюсь, ты тоже останешься с нами, Кэтрин. Это — и твой дом.
— Большая честь для меня.
Рыжебородый притянул Раккима к себе. В его взгляде читалась страшная усталость.
— Я не видел тебя больше месяца, и первое, что ты спросил, получил ли Стивенс право жить в этом доме. Неужели я тебя ничему не научил? Ты позволил гордыне говорить вместо разума. Вместо того чтобы видеть в нем союзника, ты видишь в нем соперника. Это он забрал у «черных халатов» Ангелину. Один вошел в их змеиное гнездо и потребовал, чтобы ибн-Азиз отдал тело. Я слышал, телохранители этого юнца грозились изрубить его на кусочки, но Стивенс не струсил, и ибн-Азиз в конце концов сказал, где находится тело. Он, конечно, ни в чем не сознался, но мы, по крайней мере, смогли получить тело и вовремя похоронить.
— Простите, дядя.
Рыжебородый отпустил его и хлопнул в ладоши.
— Итак, чем могу помочь?
Ракким улыбнулся.
— Вы отвечаете за безопасность на церемонии вручения «Оскаров»?
60
Перед вечерним намазом
Ракким решительно вошел в «Полнолуние» через центральные двери. Если кто-нибудь следил за входом в заведение, пусть сосредоточит внимание на нем, а не на Саре. В середине рабочей недели люди на улицах почти не встречались, и он, пока добирался от станции монорельса, несколько раз заглядывал в витрины магазинов, проверяя, нет ли «хвоста».
— Босс! — Альберт выскочил из-за стойки и хлопнул его по плечу. — Где ты пропадал?
Ракким кивнул на излюбленную кабинку Марди в конце зала. Он еще не видел напарницу, но уже знал, где она.
— Принеси нам чего-нибудь, хорошо?
Светловолосая и загорелая красавица подняла голову, услышав его шаги. Она немного похудела.
— Только не злись! — с ходу выпалила блондинка.
— Почему я должен злиться? — Ракким сел напротив нее, так, чтобы видеть все самому и чтобы все видели его из зала. — Я просто пытался спасти тебе жизнь.
— Меня не было почти две недели, я едва не сошла с ума.
— Но ты же взяла с собой Энрике.
— Я должна была хоть чем-то заниматься. — Марди встревоженно огляделась. — Кто тебе сказал? А что? Ты мог развлекаться на природе с мусульманской принцессой, а я должна была прятаться в одиночестве?
Ракким засмеялся.
— Развлекаться? — Он покачал головой.
Впрочем, волноваться о том, что Дарвин снова придет сюда, уже, по всей вероятности, не обязательно. Зал постепенно заполнялся людьми, в основном модернами, в ярких одеждах и с крашеными волосами. Призыв к вечернему намазу разнесся по улицам, едва слышный, как звон корабельного колокола, предупреждавшего моряков в тумане.
— Я просто узнал, что по вашем возвращении Энрике повысили из помощников в официанты.
Марди просияла, тряхнув волосами. Она неплохо загорела. На левом запястье блестел золотой браслет, и, конечно, она нуждалась в том, чтобы кто-то натирал ей спину маслом для этого самого загара. Красивую такую спину, в меру мускулистую, с приятными ямочками на пояснице.
— Я неплохо провела время.
Альберт принес два коктейля с замороженным соком, задержался было на секунду, но решил оставить их вдвоем.
— Я скучала по тебе, — сказала Марди. — Послушай, я не хочу ставить тебя в неловкое положение, просто пытаюсь вести себя вежливо.
— Ты не поставила меня в неловкое положение, и вежливость здесь ни при чем.
— Это случилось, — сказала Марди.
— Что?
— Ты получил задание. Тарик вел себя так же. Становился спокойным, абсолютно уравновешенным, и я понимала, что он уже начал готовиться. Готовиться к тому, что ему назначила судьба. Никакого страха. Никаких сожалений…
— Укреплял свой корабль смерти, — закончил Ракким.
— Да, именно эти слова произносил Тарик. И на том корабле не было места для меня или кого-нибудь еще.
Марди смотрела на него холодным пронизывающим взором. Иногда во время занятий любовью взгляд ее голубых глаз становился нежным. Причем от Раккима совершенно ничего не зависело, она просто позволяла этому случиться. То ли на мгновение забывала о покойном муже, то ли начинала видеть его в другом. «Вы, фидаины, излучаете самоуверенность, словно запах», — говаривала она.
— Ты получил задание, — повторила блондинка.
— Да.
Марди оттолкнула от себя стакан, не притронувшись к коктейлю.
— Я видела твою Сару всего один раз и не могу сказать, что она мне понравилась. Но сейчас, Ракким, мне ее жаль.
— Как здесь красиво, Томас.
— Только ты называешь меня так. Мне нравится.
Кэтрин поставила руку под крошечный водопад в его саду.
— Всегда мечтала о таком уголке в своем доме.
— Я помню.
— Мне здесь нравится все — звуки, запах. Буйство жизни. — Кэтрин подняла голую руку, и вода побежала по предплечьям, а предзакатное солнце позолотило кожу. — Птицы, лягушки, ящерицы. Мох под ногами, листья касаются лица. Словно занимаешься любовью с самой землей.
— Никогда не задумывался об этом.
— Ладно, пусть будет — становишься ближе к Господу. — Кэтрин улыбнулась, наблюдая, как листик, кружась, плывет по течению. — Ты хорошо позаботился о Саре.
— Ангелина хорошо позаботилась.
— Нет… в ней есть много твоего. Она — боец.
— Как ее мать.
— Да, как я.
Они не упоминали имени Джеймса. Для него, прекрасного во многих отношениях человека, определение «боец» совершенно не подходило. В отличие от Рыжебородого или Кэтрин.
— Ты когда-нибудь задумывалась… — неуверенно произнес он.
— Да, очень часто.
Рыжебородый лишь кивнул. Ему доставляло удовольствие укрыться в любимом саду наедине с ней. Как часто нечто подобное являлось ему в мечтах.
— Я не могла предать Джеймса. Ты тоже не мог. Я старалась не смотреть на тебя. Думала, что это поможет.
— А я думал, что совсем тебе не нравлюсь, — печально усмехнулся Рыжебородый. — И понял, что ошибался, только вчера, когда увидел тебя… Никогда не мог понять, как ты ко мне относишься.
— Поэтому мы чувствовали себя так неловко, когда оказывались рядом. Неправильно истолковывали самые невинные фразы. Чувствовали свою вину. Были любовниками в воображении, прелюбодеями, хотя даже не касались друг друга. — Кэтрин выловила из ручья ржавую пробку от кока-колы. — Мы давно стали седыми, а мне кажется, что все произошло только вчера.
— Слишком поздно, Кэтрин.
— Я знаю.
— Он был моим братом. Я любил его. Чувствовал себя таким грязным из-за непристойных мыслей о тебе. Потом, когда он умер… я стал думать… стал думать. — Рыжебородый заплакал, его огромное тело затряслось. — Я стал думать, что, может быть, я виноват в его смерти. Может быть, поэтому я не заметил, что готовилось покушение, действовал недостаточно быстро, может быть, я хотел…
— Ш-ш-ш-ш. — Кэтрин, будучи вдвое меньше, прижала его голову к своей груди. Голова казалась огромной. — В тебя стреляли три раза, но ты смог задушить убийцу. Если бы ты хотел убить Джеймса, то нашел бы более простой способ.
— Я должен был защищать его, — прохрипел Рыжебородый.
— Мы делаем то, что можем, а остальное во власти Господа.
— Мне так жаль. Жаль, что у нас совсем не осталось времени.
Кэтрин показала ему пробку:
— Уверена, что она не от последней бутылки. По крайней мере, на это у нас время найдется?
Лошадь чихнула, и Сара, машинально пришпорив ее, натянула поводья. Лошади всегда пугали ее.
— Я просто хочу, чтобы ты знала, во что я тебя впутываю.
— Позволь открыть тебе маленький секрет. — Они вместе с Джил Стэнтон ехали вдоль границы соседнего ранчо. — Пятнадцать лет я не появлялась на публике, но если ты — знаменитость, настоящая знаменитость, почти все может сойти тебе с рук. Изнасилование, наркотики, воровство, иногда даже убийство. — Лошади вломились в кусты, распугав целое стадо зеленых кузнечиков. — Всего через неделю после вручения «Оскара» каждая сеть будет показывать интервью со мной. С меня начнутся все специальные репортажи. Ты увидишь, милая, я окажусь самой невинной жертвой в истории. Не беспокойся обо мне.