В Киров мы возвратились, сделав короткую остановку в небольшом городе Омутнинске. Нам объяснили, что название происходит от слова «омут» – водоворотами и глубокими ямами изобилует река Омутная, на которой стоит город. Там тоже находилось чугуноплавильное предприятие конца XVIII века, старейшее в Вятской губернии. Его могучие строения, неподвластные времени, вызвали восхищение мастерством наших далеких предков.
В Кирове, в ожидании проходящего поезда на Пермь, мы совершили небольшую прогулку по центру. В целом старинный город, привольно раскинувшийся вдоль высокого берега широкой реки Вятки, выглядел скучной и несуетной провинцией. Хочется процитировать отрывок из стихотворения Татьяны Чеглаковой:
Моя бревенчатая Вятка,Глубинка матушки Руси,Живешь ты трудно и несладко,В лесах березовых грустишь…
<…>
Разливы рек твои прекрасны.И звон малиновых церквейПлывет, и светит солнце ясноНад Вяткой милою моей!
Впоследствии я не раз посещал Киров и наблюдал, как он превращается в большой промышленный центр. Но все же ему удалось сохранить особый колорит и душевность русской глубинки.
Недалеко от Перми, в поселке Гайва на Каме, мы изучали возможности реконструкции и расширения территории завода «Камкабель». В выходной день нас отвезли в старинный купеческий город Кунгур, полностью сохранивший колорит ушедших эпох. Название этого города связано с тюркским «ункур» или «унгур» (пещера, теснина, щель в скалах). На его окраине мы осмотрели единственную в мире гипсовую пещеру с обширным оледенением, которая поражает сказочными творениями талантливейшего скульптора по имени Природа.
Нам удалось посетить село Хохловка, где позднее был создан Архитектурно-этнографический музей, расположенный под открытым небом на живописном берегу Камы[97]. На его обширной территории разместили различные образцы деревянного зодчества Прикамья XVII–XIX веков. Со всего края были свезены наиболее характерные образцы культовых, жилых и хозяйственных построек. Наибольшее разнообразие представляли избы – от древнейших курных до высоких с подклетями.
Вокруг архитектурного заповедника, окруженного бесконечными елово-пихтовыми лесами, были разбросаны небольшие поселения. Большинство из них размещались ближе к береговой зоне Камы. Бревенчатые, черненые срубы изб оживлялись контрастной яркой окраской резных пропилов оконных и дверных наличников, карнизных свесов и других элементов декора.
Наш сопровождающий, указывая рукой в сторону реки, обстоятельно, но с легкой иронией объяснил природу черненых изб:
– По Каме идет бесхозный сплав деловой древесины. Перенасыщенные холодной водой, утяжеленные бревна-топляки опускаются на дно реки. Там они со временем приобретают окраску мореного дуба и приобретают антигнилостные свойства. Предприимчивые местные жители вытаскивают их баграми и строят дома из почти дармового материала. Власти закрывают на происходящее глаза. Кама от топляка становится опасной для судоходства. Поэтому стихийная бесплатная очистка ее дна – вроде бы благо. В то же время это откровенное расхищение государственного имущества. Вот и попробуй разобраться в такой бесхозяйственности!..
На следующий день после посещения архитектурного заповедника мы поездом выехали в Свердловск. Там, на предзаводской площади «Уралкабеля», намечалось строительство большого административно-лабораторного комплекса. Мне с моей командой предстояло определить его местоположение в сложившейся застройке. Наметить в первом эскизном приближении объемно-планировочную структуру. Провести предварительное согласование с Управлением по делам архитектуры города.
Все это удалось выполнить в течение недели. Директор завода настолько был доволен первым результатом работы, что устроил прощальный мини-банкет. Я решил воспользоваться его хорошим настроением и расположением к нам. Попросил предоставить транспорт для однодневной поездки в город моей мечты – Невьянск. Меньше 100 километров отделяет его от Свердловска.
Основная достопримечательность Невьянска, основанного Петром I на базе металлургических заводов, – Наклонная, или падающая, башня. Меня просто тянуло к ней. Но… Первое впечатление – глубокое разочарование. Башня, по злой воле невежества, оказалась на территории механического завода. Ее со всех сторон плотно обступали безликие постройки. Глухой, высокий, уродливый забор по ломаному периметру ограждал значительную территорию почти в центре города. С разных точек с трудом просматривалась верхняя часть башни, увенчанная шпилем с флюгером.
После долгих переговоров и тщательной проверки документов нам разрешили пройти внутрь. Башня, несмотря на общую запущенность и выщербленность стен, впечатляла архитектурным решением. Мощный четверик завершался тремя ярусами восьмериков. Наклон ощущался довольно сильно.
Представитель завода подвел нас к одному из больших открытых проемов четверика. Взял камешек и бросил в глубь мрачного бездонного чрева. После длительного полета раздался глухой всплеск воды. Он указал рукой вниз и поведал:
– Много всяких тайн связано с подземельем башни. Одна из них наиболее правдоподобна. Демидов согнал туда сотни работяг и тайно чеканил фальшивые деньги. Прослышав о возможном приезде царской инспекции, открыл шлюзы и затопил подземелье вместе с людьми. До сих пор никто не может осушить его и докопаться до истины. В первые десятилетия советской власти в башне устроили тюрьму. Затем вокруг построили наш завод.
Напротив башни красовался приземистый дом с колоннадой. В нем когда-то на широкую ногу проживал Акинфий Демидов с многочисленным семейством и челядью. Теперь его приспособили под мелкие мастерские и кладовые.
Как не вспомнить о падающей Пизанской башне, созданной за четыре столетия до Невьянской! По странному совпадению, обе башни имели почти одинаковую высоту (около 60 метров) и схожий угол наклона. Спустя годы в пригороде Чикаго я, с нескрываемым удивлением, увидел уменьшенную копию Пизанской башни. Это было водопроводное сооружение. Если память не изменяет, район Чикаго назывался Найлс. Любят американцы копировать матушку-Европу!..
Рядом с башней красовались силуэты Спасо-Преображенского собора и церкви Вознесения. Нам поведали, что эта церковь – единственное культовое сооружение на Урале, не оскверненное после революции.
На следующий день мы вылетели на восток. Билеты до Улан-Удэ были распроданы на много дней вперед. Поэтому промежуточным пунктом на пути следования стал Иркутск. Нас это больше обрадовало, чем огорчило. Появилась отличная возможность познакомиться со старейшим городом Сибири. Из аэропорта мы направились на вокзал. До отхода поезда на Улан-Удэ было несколько часов. Почти бегом мы прогулялись по набережной быстротечной Ангары. Успели осмотреть центральную часть города. В ней сохранился облик и колорит купеческой старины. Добротные каменные и деревянные дома с большим количеством декора свидетельствовали о широкой натуре хозяев – коренных сибиряков. Впоследствии я неоднократно прилетал в этот своеобразный город, «история которого полна драматизма и жестоких противостояний в революционные годы» (это цитата из путеводителя).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});