Более впечатляюще выглядел Владивосток, расположенный на живописных холмах. Силуэты старых и новых построек, террасами вписанных в их склоны и складки, придавали городу самобытный облик. Морские дали просматривались с разных уголков и точек. Это еще больше усиливало уникальность пейзажа. Спустя годы перекличку с Владивостоком я ощутил в сказочно красивом Сан-Франциско.
После завершения деловых встреч мы направились в молодой промышленный город Комсомольск-на-Амуре. Миновав Хабаровск, остановились на ночлег в небольшом городишке. К нему вплотную примыкало стойбище коренной народности – нанайцев: сплошные юрты и бедные одноэтажные строения. Схожие, на одно скуластое лицо, аборигены окружили нас толпой. Просили водку и сигареты. Взамен предлагали натуру в виде жен на предстоящую ночь. Водки у нас не было. Сигаретами, за исключением меня – некурящего, щедро угостили. От представительниц прекрасного пола вежливо отказались.
Комсомольск встретил нас серым маревом от выбросов многочисленных предприятий. Их запахи, с непривычки, преследовали нас на каждом шагу. В его облике четко прослеживалась основная направленность архитектуры 1930-х годов. Структуре города придали систему расходящихся лучей «города Солнца». Застройка центральной части, стилизованная под упрощенный неоклассицизм, была окружена микрорайонами безликих «новых черемушек».
Из-за чрезмерной концентрации промышленных зон «город Солнца» превратился в территорию риска: там можно было приобрести целый букет заболеваний. От воды широкого Амура, превращенного в сточную клоаку, исходили неприятные ароматы: химия вперемешку с гнилью. Несмотря на это, мы решили вернуться в Хабаровск на теплоходе.
Красота Амура за пределами загаженных акваторий трудно поддается описанию. Ощущение его первозданности и величия усиливалось доносящимися из радиорубки пленительными звуками вальса «Амурские волны»[100]:
Плавно Амур свои волны несет,Ветер сибирский им песни поет.Тихо шумит над Амуром тайга…
Порывы ветра приглушали слова, но песня снова и снова возрождалась:
Там, где багряное солнце встает,Песню матрос на Амуре поет.Песня летит над широкой рекой…
Вальс сменялся другими мелодиями. Но они уступали ему по глубине и красоте звучания.
По прибытии в Хабаровск мы, с места в карьер, направились в аэропорт. В салоне самолета мой сосед оказался на редкость интересным собеседником. Общение с ним незаметно сокращало монотонные часы длительного перелета. Он представился непривычным именем Владлен. Заметив мое удивление, с улыбкой пояснил:
– Мои родители назвали меня в честь вождя. Владлен – сокращение от «Владимир Ленин».
Он поведал, что пошел по стопам отца и стал следователем. Ему пришлось заниматься раскрытием преступлений, связанных с добычей золота и алмазов. Не обошел наболевшую тему массовых репрессий. С большой теплотой вспомнил встречи с популярным певцом Вадимом Козиным в Магадане. Его также осудили безвинно. Мог ли я тогда подумать, что во время командировки на Колыму сумею повидать Козина в его скромной холостяцкой квартире!..
В Москве, с лихорадочной поспешностью, пришлось «подчищать хвосты» незавершенных проектов перед предстоящим расформированием института. Каждый вечер я с наслаждением наверстывал упущенное время в кругу семьи. Там, к счастью, царил благоприятный микроклимат терпимости и взаимопонимания. Не обходилось, конечно, без мелких ссор, которые быстро рассеивались, не оставляя душевных царапин. Жена к этому времени из школы перешла в научно-исследовательский институт и стала руководителем математического отдела. У нас образовался круг интересных, образованных друзей, с которыми мы весело и приятно проводили праздники. Дочь щедро дарила нам нежность и тепло юной души. Она прилежно училась в общеобразовательной и музыкальной школах.
В резиденции Иосипа Броз Тито
Моя семейная идиллия длилась несколько месяцев. Неожиданно меня включили в состав группы специалистов, командируемых в Югославию. 26 июня 1963 года там произошло страшное землетрясение. За считанные секунды был почти полностью разрушен город Ско́пье. Он был столицей Республики Македонии. Проект восстановления центральной, наиболее пострадавшей части города взялся выполнить известный японский архитектор Кэндзо Тангэ[101]. Наше государство решило построить там домостроительный комбинат и оказать помощь в восстановлении промышленной зоны.
В Белграде состоялась встреча нашей группы с югославскими специалистами. Коллеги подробно проинформировали о предприятиях, разрушенных полностью или частично. В целом они сгруппировались на окраине Скопье. Она, к счастью, наименее пострадала от земного гнева. Израненный старинный город производил тяжелое впечатление. Он расположен на берегах реки Вардар, в долине, окруженной горными хребтами. Интернациональные бригады производили интенсивную расчистку обширной территории от бесформенных каменных глыб, представлявших недавно чудесные архитектурные творения человеческого гения. Рядом создавались временные палаточные городки. В одном из них разместились и мы на время командировки.
Общими усилиями была определена площадка будущего домостроительного комбината. Провели обследование состояния устоявших при ударе стихии предприятий. В группе я был единственным архитектором с промышленным уклоном. Поэтому профессиональное видение последовательного процесса восстановления производственной среды мне пришлось изложить в официальном экспертном заключении. Оно было передано для изучения «наверх». Вскоре, в числе нескольких специалистов группы, я получил приглашение присутствовать на рассмотрении нового генерального плана города, предложенного Кэндзо Тангэ.
Наш маленький самолет, с которого открывалась сказочной красоты панорама, приземлился на острове Бриони[102] в Адриатическом море. Бросалось в глаза большое количество «людей в штатском». После тщательной сверки документов нас по живописному и ухоженному парку подвезли на открытых машинах к белоснежному дворцу с огромной террасой, нависающей над морем. После повторной проверки документов мы прошли внутрь. Просторные залы поражали своей роскошью. Они были заполнены большим количеством скульптур, картин и экзотических растений.
Сопровождающий наконец нам поведал, что мы находимся в одной из резиденций президента Иосипа Броз Тито[103]. Нас усадили на ранее отведенные места в зале заседаний. Постепенно он заполнился приглашенными. На невысоком подиуме была установлена проектная экспозиция, а середина первого ряда напротив подиума пустовала. У больших резных дверей слева и справа от подиума навытяжку стояли гвардейцы. По периметру зала с равными интервалами застыли подтянутые, вежливые люди. Присутствующие замерли в ожидании. Когда гвардейцы театрально распахнули резные двери, в зал вошел президент Тито. Рядом шествовала пышнотелая и высокая его жена Йованка. За ними – ближайшие сподвижники Тито – Кардель[104] и Ранкович[105]. Все остальные были совершенно незнакомы. Невысокого роста, подвижный, Кэндзо Тангэ с синхронным переводчиком изложил концепцию восстановления Скопье. После него выступали специалисты по различным направлениям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});