Читать интересную книгу Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

Сквайр остался доволен собственной речью и собственной мыслью, и немного улыбнулся, когда заканчивал говорить. Мистер Гибсон был одновременно доволен и позабавлен, он тоже улыбнулся, уходя. Решили, что в следующий четверг мистер Гибсон привезет своих дочерей в Хэмли Холл. Доктор думал, что, в целом, разговор прошел лучше, чем он ожидал, и гордился тем приглашением, которое должен был передать. Поэтому поведение миссис Гибсон, когда она получила его, немного раздосадовало его. С вечера того дня, как уехал Роджер, она считала себя оскорбленной. Зачем кому-то говорить, будто бы шансы, что жизнь Осборна продлится, ничтожно малы, если фактически вопрос нерешен? Ей очень нравился Осборн, намного больше Роджера, и она бы охотно предназначила его для Синтии, если бы не вздрагивала от мысли, что ее дочь станет вдовой. Если миссис Киркпатрик и переживала что-то остро, так это смерть мистера Киркпатрика. Будучи равно любезной и черствой в большинстве случаев, она все же не хотела подвергать дочь тем же самым страданиям, которые перенесла сама. Но если бы она только знала мнение доктора Николса, она бы никогда не потворствовала ухаживаниям Роджера, никогда. И сам мистер Гибсон. Почему он так холоден и сдержан в общении с ней с того самого вечера объяснений? Она не сделала ничего плохого, и все же с ней обращались так, словно она пребывала в немилости. До сих пор жизнь в доме текла ровно. Она даже заскучала по волнению, которое доставляли визиты Роджера, и наблюдениям за тем как развиваются отношения у юной четы. Синтия тоже предпочитала отмалчиваться. А что касается Молли, она была ужасно уныла и не в духе, а ее душевное состояние так беспокоило миссис Гибсон, что она выразила свое недовольство бедной девушке, не опасаясь, получить от нее протест или остроумный ответ.

Глава XXXVI

Домашняя дипломатия

Вечером того дня, когда мистер Гибсон виделся со сквайром, три женщины одиноко сидели в гостиной, поскольку хозяин дома уехал далеко и до сих пор не вернулся. Им пришлось ждать его к ужину, и некоторое время спустя по его возвращении все были заняты исключительно едой. Мистер Гибсон, возможно, был удовлетворен тем, что ему удалось сделать за день, как никто из них четверых. Этот визит к сквайру лежал камнем у него на сердце с тех самых пор, как он услышал о помолвке Роджера и Синтии. Ему не хотелось принудительно ехать и рассказывать о романе вскоре после того, как он решительно заявил, что такового не существует. Признавать свои ошибки неприятно большинству людей. Если бы сквайр не был таким доверчивым и простодушным по натуре человеком, он мог бы заподозрить, что его собеседник намеренно пытался скрыть факты и усомниться в абсолютной честности мистера Гибсона. Но благодаря его натуре, не стоило опасаться несправедливого недоразумения. Все же мистер Гибсон знал о вспыльчивом, несдержанном характере, с которым ему приходилось иметь дело, и ожидал более жестоких слов, чем услышал в действительности. А последняя договоренность, что Синтия со своей матерью и Молли — которая, как, улыбнувшись, подумал мистер Гибсон, станет примирительницей и подсластит общение — должны были поехать в поместье Хэмли и познакомиться со сквайром, казалась мистеру Гибсону большим успехом, достижение которого он не приписывал своим заслугам. В целом, он был веселее и добродушнее, чем в последние дни, и когда зашел в гостиную на несколько минут после ужина, прежде чем снова отправиться к своим городским пациентам, он тихо насвистывал, стоя спиной к огню, смотрел на Синтию и думал, что не оценил ее должным образом, когда описывал сквайру. Этот тихий, почти беззвучный свист мистера Гибсона был подобен мурлыканью кота. Когда на душе у него было беспокойно, или когда его раздражала человеческая глупость, или когда был голоден, он не мог свистеть, как не мог летать по воздуху. Молли все это интуитивно знала и бессознательно почувствовала себя счастливой, как только услышала тихий свист, в котором совсем не было музыки. Но миссис Гибсон не понравилась эта выходка мужа, по ее мнению это было не изысканно, и даже «не артистично», если бы она могла назвать его свист таким прекрасным словом, оно бы восполнило ей отсутствие изысканности. Сегодня вечером свист особенно действовал ей на нервы, но со времени ее разговора с мистером Гибсоном о помолвке Синтии она не чувствовала себя в том положении, чтобы жаловаться.

Мистер Гибсон начал:

— Синтия, сегодня я виделся со сквайром и чистосердечно во всем признался.

Синтия быстро взглянула на него, спрашивая взглядом. Молли перестала вязать, чтобы послушать, никто не произнес ни слова.

— Вы все поедете туда в четверг на ланч. Он пригласил всех вас, и я пообещал, что вы приедете.

Ответа по-прежнему не было. Вполне естественно, но очень глупо.

— Ты будешь очень рада этому, Синтия, так ведь? — спросил мистер Гибсон. — Может быть, поездка немного тебя пугает, но я надеюсь, что эта встреча положит начало взаимопониманию между вами.

— Спасибо! — выдавила она с усилием. — Но… но разве это не сделает нашу помолвку публичной? Мне бы так хотелось, чтобы о ней никто не знал и не говорил, пока он не вернется или дело не приблизится к свадьбе.

— Я не понимаю, почему это сделает помолвку публичной, — ответил мистер Гибсон. — Моя жена едет на ланч к моему другу и берет с собой дочерей… в этом нет ничего необычного, верно?

— Не уверена, что поеду, — вставила миссис Гибсон. Она не знала, почему это сказала, поскольку была намерена поехать. Но сказав, она обрекла себя на необходимость некоторое время придерживаться собственных слов. А с таким мужем, как у нее, ей приходилось также находить причины для своих высказываний. И вопрос последовал, быстрый и резкий.

— Почему? — спросил он, оборачиваясь к ней.

— О, потому что… потому что я считаю, что он первым обязан навестить Синтию. Я так чувствительна, мне невыносимо думать, что ее презирают из-за того, что она бедна.

— Чепуха! — воскликнул мистер Гибсон. — Я уверяю вас, никакого презрения не было и в помине. Он не желает говорить об этой помолвке с кем бы то ни было — даже с Осборном — это ведь и твое желание, Синтия? Так же он не намерен упоминать о ней никому из вас, когда вы приедете туда. Но, вполне естественно, что ему хочется познакомиться с будущей невесткой. Если бы он настолько отошел от своего обычного поведения, что заехал бы сюда…

— Я не хочу, чтобы он заезжал сюда, — прервала его миссис Гибсон. — Он был не очень любезен в тот единственный раз, когда был здесь. Но у меня такой характер, что я не могу мириться с пренебрежительным отношением к людям, которых люблю, просто потому что им не улыбнулась удача, — она вздохнула немного нарочито, заканчивая предложение.

— Что ж, тогда не ездите! — сказал мистер Гибсон, разозлившись, не желая далее продолжать спор, особенно когда он чувствовал, что выходит из себя.

— Тебе этого хочется, Синтия? — спросила миссис Гибсон, желая найти предлог, чтобы сдаться.

Но ее дочь не поняла мотива этого вопроса и ответила тихо: — Не особенно, мама. Я бы охотнее отказалась от приглашения.

— Оно уже принято, — сказал мистер Гибсон, почти готовый поклясться никогда не вмешиваться в женские дела, что эффективно оградило бы его ото всех любовных дел в будущем. Его тронула уступка сквайра, он был доволен, что придумал, как доставить другим удовольствие, и вот как все закончилось!

— О, поедем, Синтия! — взмолилась Молли, умоляя не только словами, но и взглядом. — Поедем. Я уверена, тебе понравится сквайр. Это такое милое место, он будет так разочарован.

— Мне бы не хотелось терять достоинство, — сдержанно ответила Синтия. — Ты слышала, что сказала мама.

С ее стороны это были очень злые слова. Она намеревалась поехать и была абсолютно уверена, что мать уже в уме планирует, какое платье надеть по этому случаю. Мистер Гибсон, тем не менее, каким бы хорошим доктором ни был, не изучал анатомическое строение женского сердца, поэтому воспринял все слова буквально, и ужасно рассердился и на Синтию, и на ее мать. Настолько рассердился, что даже не осмелился заговорить. Он быстро прошел к двери, намереваясь выйти из комнаты, но голос жены задержал его. Она сказала:

— Мой дорогой, вам хочется, чтобы мы поехали? Если так, я оставлю свои чувства в стороне.

— Конечно, хочу! — произнес он коротко и сурово и вышел из комнаты.

— Тогда я поеду! — произнесла миссис Гибсон голосом жертвы — эти слова предназначались ему, но он едва ли услышал их. — Мы закажем пролетку у «Георга» и возьмем для Томаса ливрею, которую я давно жду, только дорогому мистеру Гибсону это не понравится. Но в подобном случае он не станет возражать. Томас поедет на козлах и…

— Но мама, у меня тоже есть чувства, — заметила Синтия.

— Чепуха, дитя! Когда все так прекрасно устроено.