папиных уроков истории. Я обменялась взглядами со Стерлингом и Зашари. Они, похоже, тоже слышали об этой женщине, последней фаворитке Людовика XIV, которая была с ним до его трансмутации. Официальная историография не причисляла маркизу к числу важных аристократов, которые трансмутировались вслед за Королем, таких как принцесса дез Юрсен или маркиз де Мелак. По собственным словам вампирши, ее имя принадлежало прошлому.
Но именно прошлое овладело ею, как пифией[185]. Я видела, как мадам М., погружаясь в свои воспоминания, которые для нее, очевидно, до сих пор были так же ярки, как и в прошлом, впадала в меланхоличный транс.
– Людовик был существом самым солнечным из всех, кого я когда-либо встречала, – вспоминала маркиза, нервно поигрывая медальоном с именем Аполло, ловя его поверхностью отблески свечей. Он сделал солнце своей эмблемой – он, кто был королем звезд и звездой среди королей. Его пыл воспламенял войска на поле битвы. Он любил танцевать и зажигал сцену одним своим присутствием. Когда в Галерее Зеркал его взгляд касался вас, казалось, будто раскаленные лучи обжигали кожу, но наедине он мог быть нежным и мягким, как майское ласковое солнце.
Мне трудно было представить Нетленного, эту свирепую ледяную глыбу, объятого огнем и страстью. И все-таки после стольких лет в голосе мадам М. вибрировала теплота, пылал все еще жаркий костер любви.
– Однако каким бы ни было солнце, по вечерам оно уходит, – вздохнула маркиза. – Так и сердце Людовика, старея, леденело. Чувствуя дыхание смерти, Король потускнел. Жизненный путь внезапно показался ему пугающе коротким, ведь нужно было столько еще сделать, совершить. Тогда-то он вместе со своими медиками и начал интересоваться запретными тайнами алхимии. В то время я была очень набожной и пыталась отговорить его, ибо древняя Церковь, ныне исчезнувшая, прокляла оккультные науки. Но чем настойчивее я требовала прекратить богохульные исследования, тем больше он упрямился… и все больше удалялся от меня.
Мадам М. выронила медальон Аполло, смахнула остальные на нижнюю клавиатуру орга́на, сухой звук удара напомнил нож гильотины[186].
– Тогда из-за любви я совершила огромную ошибку своей жизни. Прокляла себя ради него. Я решилась пройти по его стопам, чтобы не потерять: я получила свой поцелуй Тьмы. Нас было семь вампиров первого поколения, трансмутированных не с помощью крови другого вампира, а путем грандиозной алхимической операции под управлением Экзили, единственного владевшего ее секретами. Король был первым, я – второй и пять остальных принцев. Мы отдали себя в руки архиатров. Я наивно полагала, что после трансмутации мы с Людовиком будет жить вместе вечно. Но, проснувшись на своем мраморном ложе в погребальной комнате, я поняла, что уже не та, как прежде, и мужчина моей жизни тоже бесповоротно изменился. Таково проклятие семерых вампиров первого поколения: мы были страшным образом изуродованы. Лицо Людовика исчезло за золотой маской. Свое я прячу уже три века под непроницаемой завесой ночи.
Мадам М. поднесла дрожащую руку к вуали. Стерлинг, Зашари и я молчали, не смея произнести ни слова. Кто знал, какой невыразимый ужас поселился на некогда прекрасном лице маркизы де Ментенон?
– Я заклинала Людовика положить конец нашему безбожному существованию, – продолжила вампирша. – Умоляла вместе встретить лучи Авроры, чтобы солнце, которое он так любил, осветило нас в последний раз и объединило. Король отказался. Изгнал меня не только из Двора, но и из анналов истории, и из своей памяти. Отвергнутая, с разбитым сердцем я бежала, похитив из библиотеки Факультета труды, самые ценные. Путь скитальца отдалил меня от былой веры и привел в эту долину слез, покинутую Богом. Я вернулась на Антильские острова – регион, где прошло мое детство. В конце концов обнаружила место, самое уединенное на свете: этот вулканический остров. Здесь, вдали от всех, ничто не отвлекает меня от алхимических исследований. Верю, что именно они привлекают сирен: Свет, пробивающийся с перебоями из недр моего атанора, стимулирует их сверхъестественное чутье. В течение трех столетий они превращали чрево этой горы в свое подводное святилище и преуспели настолько, что моряки окрестили его Клыком Смерти. Здесь хранятся реликвии из золота и драгоценных камней. Догадываюсь, что посредством искусства иллюминирования[187] – имитации Света, запретного для них навсегда, сирены отчаянно ищут способ осветить их вечные ночи.
– Сирены не только подарили имя Клыку Смерти, – мрачно заметил Зашари. – Из-за них Бермудский треугольник приобрел зловещую репутацию, в место, где постоянно и бесследно исчезают корабли, что в конечном итоге вам на руку: обилие необходимого материала для оккультных работ.
Поглощенная своими мыслями, вампирша ответила, даже не взглянув на юношу:
– У сирен, думаю, своя выгода… Нужно лишь сохранять дистанцию. В этом функция моей Защитной Линии. Она охраняет не только от морских мерзостей, но и от Факультета, преследующего меня в надежде вернуть украденные гримуары.
Умолкнув, мадам М. собрала медальоны, бережно убрала их в эбеновую шкатулку, торжественно опустила ее крышку, словно закрыла гроб.
– Потому что, превратив себя в бессмертных демонов вопреки законам божьим, мы обречены на попытки создать собственных ангелов во имя своего спасения. Все аврорусы носили имена богов, лучезарных духов, потому что все, к чему я отчаянно стремилась эти триста лет – возродить на земле солнце, даже если возвращение Света in fine[188], – означает исчезновение бессмертных, пусть и самых именитых среди них. – Мадам М. протянула руку к ближайшему подсвечнику, играя с пламенем свечи кончиками пальцев. – И если Людовик сгорит, то я сгорю вместе с ним. Огонь нас вновь воссоединит.
В этой надежде скорого их разрушения слышалось душераздирающее признание любви. Я осторожно, все еще колеблясь, опустила свою руку на плечо мадам М. Под черным кружевом ее тело обдало меня холодом, как мраморное ложе, на котором она очнулась триста лет назад.
– Чтобы напомнить себе о том Людовике, которого я любила, каждый вечер я играю музыкальный фрагмент, который так нравился молодому Королю. Это первое, что я делаю, проснувшись: сажусь за орга́н и исполняю увертюру к Королевскому балету ночи[189].
Вампирша подошла к пюпитру орга́на, открыла потрепанную от времени партитуру. Я увидела выцветшие ноты на желтом листе бумаги. Скромный пергамент взволновал меня до глубины души: то был кусочек счастливых времен до наступления эры Тьмы, то были ноты, которые в течение девятнадцати лет неотступно преследовали Бледного Фебюса.
– Давно, в эпоху, когда он еще любил танцевать, Людовик исполнил главную роль балета, сочиненного месье Люлли, – вспоминала мадам М. – Он воплотил образ бога Аполлона в золотом костюме, призванном рассеять мрак ночи своими лучами под хвалебные оды Авроры. Да, в том