Читать интересную книгу "Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно"

такой могущественной энергией, что брат его никогда не мог забыть о том. Нет никакого сомнения: Люсьен ожидал, что Наполеон даст Франции правление, которое сделает ее счастливой внутри и великой и грозной вовне. На войну шли тогда, как на приятную прогулку: с этой стороны можно было верить не только славе, но и удачливости французов. Зато внутри все шло иным образом: несчастье оказалось в высшей своей точке. Не занимая места третьего консула, Люсьен, однако же, был способен на многое в министерстве внутренних дел. Выбор префектов и мэров, новые муниципальные законы и полное преобразование порядка выборов, покровительство мануфактурам и уничтожение бедности с помощью распространения наемного труда — вот что занимало его, вот что хотел он делать и начал делать с такою смелостью и верой в удачу.

Но вскоре мы увидели его печальным и задумчивым; препятствия окружали его со всех сторон. Однажды он говорил об этом моему брату, который обедал у него. Мой зять Жоффр еще больше Альберта пользовался его доверием, но по этой самой причине меньше рассказывал нам о проблемах Люсьена. Мать моя любила его с нежностью и заметила печаль его почти прежде, нежели он стал говорить о ней. Люсьен был несчастлив, и несчастлив вдвойне, потому что причина заключалась в его брате.

Но здесь я должна отдать справедливость каждому из них: Наполеона обманывали в это время насчет его брата самым недостойным образом и уверяли во многом, чего никогда не случалось. Старались даже поселить в Первом консуле беспокойство о собственной его жизни. Истина заставляет меня прибавить, что это никогда не имело на него влияния, однако брата обвиняли уста, которым он безусловно доверял. Наполеон, мучимый и, разумеется, несчастный от этих беспокойств, полагал, что какие-нибудь дурацкие ошибки становятся причиной этих грозных слухов.

Первый консул часто старался заставить меня говорить с ним о Люсьене; особенно вскоре после моей свадьбы. Он рассказывал мне о нем во время домашних обедов в Мальмезоне, и видно было, с какой жадностью старается он узнать все, что могло послужить ему утешительным лучом. Люсьен всегда уважал разделявшие их границы, и Первому консулу следовало бы уничтожить их. Но между госпожою Бонапарт и братьями ее мужа пылала такая ненависть, которая не только мешала счастью в этом большом семействе, но и должна была впоследствии сделаться для него источником величайших несчастий.

Всякий день ездила я к матери и даже часто обедала у нее, особенно когда мой муж бывал на министерских обедах. Дома я приказывала подавать еду в четыре часа, и старики, родители Жюно, чрезвычайно радовались этому, а я с легкой душой ехала потом занять свое место за семейным столом и усесться за лото на оставшееся время вечера.

Однажды мы обедали с матерью вдвоем, Альберта и Жоффра не было дома. Тотчас после обеда появился Люсьен. Он был печален, чрезвычайно задумчив и, казалось, очень занят чем-то. Мать моя заметила это ему; он согласился и сказал, что скоро уедет из Парижа. Мать моя удивленно воскликнула.

— А вы разве не знали об этом? — с грустной улыбкой спросил он. — И увожу с собою Жоффра.

— Если вы хотите, чтобы я знала о вас что-нибудь через моего зятя, — отвечала мать моя, — то всякий раз давайте ему особенное приказание, потому что, когда речь идет о вас, это настоящий Мальмсбери[77].

— Да, я уеду, — сказал Люсьен, сложив руки на груди и глядя на огонь с той мрачной рассеянностью, которая часто сопровождает глубокое горе. — Я уеду, ибо мнения мои здесь не нравятся; да сверх того, между мной и Наполеоном есть преграда, которая не уничтожится никогда, потому что ниже моего достоинства оправдываться и тем признать законность суда, отвергаемого мною. Но брат мой больше верит вероломным внушениям женщины, которую он должен бы довольно знать и не жертвовать ей семейством своим. Он подозревает преданность брата, а между тем этот брат открыл ему дорогу к трону.

— К трону?! — вскричала моя мать.

Люсьен не отвечал ничего, но улыбнулся печально и выразительно и стал ворошить головешки в камине.

— Помните всегда, госпожа Пермон, — сказал он после долгого молчания, — что этой мысли, конечно, не было у меня 18 и 19 брюмера.

(Надеюсь, мне поверят: когда Первый консул заговорил со мной после, я очень остерегалась пересказывать ему эту часть нашего разговора; не потому, однако, что она не делала большой чести Люсьену, но к чему бы послужила моя откровенность? Ни к чему. Это была бы только нескромность.)

— Далеко едете?

— Я не могу сказать этого и не хочу даже объявлять о своем отъезде. Прошу госпожу Жюно не упоминать при своем муже о нашем разговоре.

Через несколько дней Люсьен и в самом деле уехал из Парижа. Первая карета, где сидели Арно, живописец Шатильон и Депорт, отправилась по дороге в Амьен, а Люсьен и с ним зять мой Жоффр поехали в Бордо. Люсьен взял с собой обеих маленьких дочерей, из которых при одной оставалась еще кормилица, и окружил этих малюток всеми заботами, какие могла бы только придумать самая внимательная женщина. Когда мать моя узнала, что он хочет везти с собой детей, она советовала ему оставить их у Жозефа, но Люсьен вскочил со стула и воскликнул:

— Нет, нет! Я не хочу оставлять здесь своих детей! Не говорите мне о разлуке с ними!.. Меня могут обвинить в легкомыслии, в ветреном поведении, но по крайней мере мать моя, братья и друзья никогда не упрекнут меня в бессердечии.

Он говорил очень взволнованно, мать моя поцеловала его и ответила:

— Да, это правда, возьмите лучше с собой бедных малюток. У них нет теперь матери, и только добрый отец может заменить ее.

За каретой, которая отправилась в Амьен, послали курьера; она воротилась и догнала Люсьена в Бордо. Не знаю, для чего была исполнена эта хитрость. Может быть, имея в виду тогдашние переговоры с Австрией, хотели скрыть от нее, что брат Первого консула отправляется послом в Испанию. Это могло оставаться тайной лишь дней семь-восемь, не больше, но и неделя значит много в дипломатических отношениях… Люсьен ехал в Мадрид заменить отправленных туда ранее Бертье и Алькье. После буду я говорить о происшествиях, которые относятся к его путешествию.

За некоторое время до отъезда Люсьена произошел случай, о котором говорили много, хоть сам Люсьен и не упоминал о нем. Этот случай раздосадовал его неприятелей, и потому они старались исказить событие; но вот оно во всей своей истине.

Мальчик одиннадцати лет, опрятно