Читать интересную книгу "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов"

лопатой, таскала нарезанные куски, игнорируя предложения отдохнуть. Билась, пока из носа не потекла кровь, и через пару дней ее пришлось увезти домой.

Или Кадзунори (Казик, как мы его назвали). В конце августа, когда по ночам уже было холодно, он ни за что не признавался, что мерзнет. Стоит утром, дрожит, как осиновый лист на ветру, напялив на голову драную монгольскую шапку-ушанку (которую ему продали как «настоящую сибирскую, вон даже русские буквы внутри»), но – «все нормально, мне ничего не надо». А если ночью был сильнейший, почти тропический ливень с грозой, никогда спрашивайте у японцев, «как они». Они-то ответят «all ok», но обязательно загляните в палатку. Вы можете обнаружить внутри озябшего японца, грустно сидящего в центре на холме из рюкзака, спальника и одежды, а вокруг – дивное озерцо глубиной в несколько сантиметров; дно палатки непромокаемое, а вот стенки не очень…

Помощь они все же примут с благодарностью, пару раз для приличия отказавшись, но сами о ней не попросят. И понятно, что, пожив в таких условиях, далеко не все из тех, кто приезжал в Хабаровск в первый раз, потом возвращались. Однако некоторые ездили много лет – насколько позволяли гранты, работа в университетах и отношения с сенсеями. И совершенно точно научный результат далеко не всегда был их главным интересом (порой результаты раскопок явно не дотягивали до тех, ради которых стоило терпеть все эти тяготы).

И вот как-то мы высадились на берег Амура недалеко от села Сусанино. Амур – река мутная, несущая тонны ила, и когда вода низкая, берега этой реки представляют собой настоящее заиленное болото – невозможно нормально пристать, ноги со смачным чавканьем погружаются в жижу, которая заканчивается метров через десять после кромки воды. И тебе приходится, периодически теряя застрявшие в иле сапоги, выгружать снаряжение. Палит солнце, ветра нет, мошкара свирепствует, ил пахнет болотом, а на берегу еще ясно отпечатались медвежьи следы…

В общем, к вечеру разгрузились, развели костер, приходим в себя. У огня дымят двое японцев, бывалый Фукуда, которого уже трудно удивить российскими реалиями и суровой природой, и молодой аспирант, имени которого я уже не помню (назову его Мацухито). Мы неторопливо общаемся на смеси русского (который Фукуда понимает очень хорошо), английского и отдельных японских слов:

– Фукуда-сан, а как ты у себя в Японии отдыхаешь? – спрашиваю я.

– Никак! – разводит руками Фукуда.

– Как это? Выходные-то у вас есть?

– Я работаю… – Фукуда изображает себя сгорбившимся над клавиатурой, что-то быстро печатающим.

– Статьи пишешь… Я слышал, ты женился? – Несколько лет назад, когда мы только познакомились, Фукуда в свои тридцать с чем-то женат не был и не собирался.

– Да, конечно… Два ребенка. Как у тебя, Ирья-сан.

– Ого! По любви женился?

– О нет! Родители хотели… – Фукуда изображает, что качает младенца на руках.

– Таки нада, – обронил второй японец по-русски.

– Работа, жена, дети, родители… А для себя у тебя время-то есть? Жить-то когда?

– Я должен… – ответил Фукуда и вдруг загрустил. Докурив сигарету, он бросил бычок в костер и, вздохнув, направился к своей палатке. Мацухито некоторое время молчал, а потом вдруг сказал:

– Фукуда-сан сюда приезжать, чтобы жить. А там – работа и разный «нада».

Жизнь, опутанная долгом, обязательствами, иерархией и стыдом, если ты не справляешься. Жизнь, встроенная в систему, являющаяся частью огромного механизма Японии – настолько встроенная в него, что, попав в какую-то колею, ты уже почти не имеешь шансов из нее выбраться. Долг, настолько довлеющий над тобой, что ты можешь умереть на рабочем месте… Но вот как японцы в этой системе живут так долго? У меня есть идеи, но однозначного ответа нет. Но жить так, как они, мне бы не хотелось.

Итак, первый ответ на вызов свободы, ответственности и тревоги – это жизнь как долг, опутанная правилами, сценариями, обязательствами, предписывающими, как нам жить, просто потому что «все всегда так жили», или так хотят родители, или же мы сами выбрали себе жесткие правила, основываясь на каких-либо нормах либо учениях. Свободы в этой стратегии мало, ответственности много, но мало и тревоги, так как выбор любой предопределен и все, что нам остается, – стараться придерживаться идеальной траектории. Жизнь, в которой есть только «надо» и почти нет «хочу». Жизнь-служение (стране, родителям, некоей высшей миссии). Наградой будет ощущение причастности к чему-то великому и значимому, расплатой – понимание, что ты проходишь мимо чего-то очень важного для себя.

Глава 4

Жизнь как жертва

Если жизнь как долг – это принятие неких обязательств, миссии, то жить, чувствуя себя жертвой («стратегия жертвы»), человек начинает, когда ощущает, что у него очень мало сил и возможностей для выбора собственного пути и принятия на себя ответственности за этот выбор. Тогда происходит отказ от самостоятельного построения собственной жизни, восприятие себя как раба обстоятельств. В рамках экзистенциальной философии и психотерапии нередко говорят об авторстве жизни – присвоении себе той жизненной истории, которую мы пишем своими поступками и словами. И соответственно, мы можем говорить и об отказе от авторства: тогда, имея на руках «текст», созданный нашими действиями, мы заявляем: «Мы тут ни при чем. Писали не мы. Нас заставили. Нам диктовали». И за пределами сознания остается то, что диктовать-то нам действительно могли, но выбирали, писать под диктовку или нет, все же мы сами.

Путь жертвы мы выбираем не только тогда, когда нам кажется, что у нас мало сил, но и когда у нас отсутствует самосострадание, которое смягчает удары судьбы при неверно принятых решениях. Не желая принять собственное несовершенство, мы используем других как «громоотвод», защищающий от унижений и самообвинения: «Это не я что-то делаю не так, меня вынудили». Или просто перестаем пытаться что-то сделать, застывая в бессилии в надежде на спасение, потому что, если начнешь действовать, будешь совершать ошибки, а за них твой внутренний палач жестоко накажет. Иными словами, первые и самые жестокие палачи для себя – мы сами, что во многом определяет сильное желание отказаться от ответственности. Когда она теснейшим образом связана в сознании с чувством вины и наказанием, неизбежно возникает искушение переложить это бремя на кого-нибудь другого.

Жизнь с чувством, что ты жертва, это не просто переживание бессилия, неспособности что-то изменить в своей жизни и постоянные жалобы на то, что что-то не получается. Можно ныть, страдать, испытывать беспомощность, ворчать, бояться, стыдиться, быть в депрессии и доходить до полного истощения, но все это не означает, что человек обязательно ощущает себя жертвой и соответственно себя ведет. Поскольку мы существа не самодостаточные, а нуждающиеся и уязвимые, периодически ощущать себя неспособным справиться с проблемами нормально. И даже реально не справляться, отступать и сдаваться тоже нормально. Переживания уязвимости и слабости сами по себе не определяют жертвенность как жизненный путь.

Ощущение, что ты вечная жертва обстоятельств, как ответ на экзистенциальный вызов свободы, начинается с момента, когда все или большинство наших усилий будут направлены не на борьбу с жизненными трудностями, а на поиск людей, которые будут решать наши проблемы за нас. Причем я хочу подчеркнуть: все или большинство усилий, потому что время от времени любой человек обращается за помощью и даже предоставляет другим решать те проблемы, с которыми не справляется в одиночку.

В ситуации, когда мы хронически считаем себя бессильными жертвами обстоятельств (то есть выбираем стратегию жертвы), мы теряем гибкость и веру в собственные силы и перекладываем ответственность за собственную жизнь на других людей, бога, карму, стихии и прочие внешние силы.

При всем разнообразии определений слова «жертва» в данном контексте верно будет следующее: жертва – это человек, чувствующий, что на него воздействуют какие-то конкретные негативные внешние силы, которым он не может противостоять, или в целом ощущающий себя неспособным изменять собственную жизнь, не устраивающую его. Главное здесь – ощущение себя объектом, неспособным влиять на что-то. Для восприятия себя как жертвы характерны три особенности:

1. Физическое или психологическое ощущение дискомфорта, возникающее от нехватки чего-либо, от неудовлетворенных потребностей или каких-то страданий. Если человек не испытывает