– Знали бы вы, Галина Сергеевна, до чего тяжело уходить от Волги в вашу пустыню… Ну, да что теперь говорить об этом! Решение принято, и точка.
Он энергично повернулся к Галине и надел на светлые, выгоревшие на солнце волосы флотскую фуражку с лакированным козырьком.
– Вот и отлично! – улыбнулась Галина и крепко пожала руку Крылову. – Правильное решение приняли. Не будем, в таком случае, терять времени. Нам предстоит еще неблизкая дорога.
С этими словами она села за руль открытого автомобиля и включила мотор. Крылов положил на заднее сиденье два своих чемодана и уселся рядом с Сугробовой.
С Крыловым Галина познакомилась и подружилась года два назад, в Саратове, где он работал на волжской метеорологической станции, а она училась в агролесомелиоративном институте. Когда же, окончив институт, Галина уехала в астраханскую полупустыню, Крылов стал писать ей частые письма, расспрашивая о работе. Галина отвечала аккуратно, вдохновенно описывая полюбившуюся ей природу во всех подробностях.
Неизвестно, сколько бы длилась эта переписка, если бы метеоролог опорного пункта, на котором работала Сугробова, не уволился по состоянию здоровья. Оставшись без службы погоды, директор пункта Михаил Александрович Птицын ездил в область, просил дать ему метеоролога, но в отделе кадров никого не было в резерве. Вот тогда-то Галина и написала Крылову письмо, горячо убеждая перевестись на службу в управление лесного хозяйства.
Недели две после этого от Василия не было писем. Галина уже начала сомневаться в успехе своего предложения, как вдруг получила короткую телеграмму:
“Встречайте двадцать второго пароходом “Молотов” тчк Крылов”.
И вот он приехал сегодня.
– Удивительно как-то все у меня получается, – задумчиво заметил Василий, когда машина тронулась. – На фронте я, речник, все время во флот рвался, а меня убедили в пехоте остаться, говоря, что главный фарватер войны по суше проходит. – Он протер ладонью пыльное ветровое стекло машины, усмехнулся и добавил: – Вот и теперь – только осел я на переднем крае трудового волжского фронта, возглавил метеорологическую службу на одном из его участков, мечтал повоевать тут с ветрами, с непогодами, а вы меня опять переубедили. Отчего это происходит, спрашивается? От бесхарактерности моей, что ли?
– Нет, не от бесхарактерности, – серьезно ответила Галина и, повернувшись к Крылову, внимательно посмотрела на его густые, близко сходящиеся у переносицы брови, отчего постоянно казалось, что он хмурится. Крупное лицо его было суровым, хотя Галина знала, какое доброе, отзывчивое сердце у этого человека. – Нет, не от бесхарактерности это, – убежденно повторила Галина. – От сознательности. Перед вами ведь шире задача стала. Вам предложили повоевать не за отдельный участок Волги, а за гораздо большую территорию. Передний край этой борьбы лежит не по фарватеру Волги, а гораздо восточнее, на линии Уральск-Калмыково-Гурьев, на границе прикаспийских полупустынь и среднеазиатских пустынь. Где же вам быть, Василий Иванович, как не на переднем крае войны с песками и суховеями?
– Да, это так, Галина Сергеевна, – просто ответил Крылов и снова протер ветровое стекло.
Машина шла теперь асфальтированной магистралью города к одной из его окраин, уходящих в зеленые заросли Волго-Ахтубинской поймы. Миновав пригород и многочисленные ерики и ильмени, она вышла наконец на песчаную дорогу, пролегавшую через степь.
Крылов был задумчив, и Галине казалось, что он не очень доволен переводом на новую работу. Не отрываясь смотрел он вперед, на жесткие степные травы, припудренные сизой пылью у обочин дороги.
– Вы не унывайте, Василий Иванович, – сказала Галина, стараясь ободрить его, – не жалейте, что на предложение мое согласились. Интересным делом будете у нас заниматься.
Но Крылов не нуждался в утешении. Он был одним из тех людей, которые, раз приняв какое-нибудь решение, уже не сомневаются больше в том, правильно ли они поступили. Теперь он думал только об этом новом крае, в котором придется вести службу погоды, и ему уже казалось, что работа будет необычайно увлекательной. Ведь если Север с его ледяными полями именуют “кухней погоды”, то и пустыни с их перегретыми солнцем песчаными пространствами не могут не иметь влияния на “изготовление” ветров и других метеорологических явлений. И кто знает, может быть ему, молодому метеорологу Василию Крылову, выпадет счастье открыть что-нибудь новое в секретах погоды, которые, как известно, далеко еще не все разгаданы. Нет, он ничуть не жалел, что согласился поехать в эту полупустыню!
– Да вы меня не агитируйте больше, Галина Сергеевна, – улыбаясь, сказал Крылов, и крупные черты его лица слегка смягчились. – Позвольте лучше снять мой китель. Солнышко ваше основательно припекает.
– Пожалуйста, – кивнула Галина, – я сама хотела предложить вам сделать это.
И он стал расстегивать надраенные до блеска форменные медные пуговицы с якорями.
– Как бы не пришлось вам вовсе распрощаться с вашим флотским обмундированием, – пошутила Галина. – У нас тут не волжские сквозняки, а свирепые суховеи. Жарковато, пожалуй, будет.
– Обмундирование мне это очень дорого, Галина Сергеевна, – серьезно ответил Крылов, – так что в нем я любое пекло выдержу. А что касается вашей пустыни, то я уже давно горю нетерпением поскорее с ней познакомиться.
– От пустыни, по существу-то дела, осталось здесь одно только название, – усмехнулась Галина. – Ни самумов, ни песчаных штормов, ни прочей экзотики у нас уже нет.
– То, что нет самумов, я и сам знаю, – заметил Крылов, – но неужели нет и барханов?
– Не только барханов, Василий Иванович, но и обнаженных песков почти нигде вы теперь не увидите. Да вот, взгляните-ка вокруг.
Галина отняла руку от баранки руля и указала вперед. За ветровым стеклом машины распростерлась до самого горизонта ровная местность, покрытая зелеными, желтыми и бурыми пятнами.
– Этот пестрый ковер вокруг – степная растительность, – сказала она.
– А под ней пески?
– Да, те самые пески, которые собирались когда-то в барханы, засыпали водоемы и реки, стирали с лица земли целые поселки, угрожали Волге…
Галина взглянула на Василия и, видя, что он искренне любуется степью, продолжала с жаром:
– Вглядитесь: растительность эта не скудна! Много лет назад был тут посеян песчаный овес, а теперь растут и люцерна и многие другие травы. И все это в основном дело рук человека. Советские люди сеяли все эти травы, чтобы закрепить пески, получить пастбища для скота, создать с помощью многолетних трав структурную почву, сделать возможным земледелие.
Они ехали теперь самой молодой степью Советского Союза, и им все чаще попадались бахчи и посевы под защитой лесных полос, аллеи вокруг искусственных прудов, стада овец на пастбищах.
– Трудно даже поверить, что тут были пески когда-то, – заметил Крылов, оглядываясь по сторонам и удивленно покачивая головой.
– Это “когда-то” было всего несколько лет назад, – засмеялась Галина.
– А вот и железная дорога, кажется? – произнес Крылов, слегка приподнимаясь с сиденья.
– Да, железная дорога, – ответила Галина. – Мы сейчас подъедем к ней ближе. Ее тоже надежно защищают от песчаных заносов эти травы, заменяя дорогостоящие сплошные ограды.
Дорога, по которой вела машину Галина, пошла теперь почти рядом с железнодорожной линией, и Василий Крылов, всматриваясь вперед, видел, как вдали сходились в одну точку блестящие полоски рельсов. Несколько минут он молча любовался игрой солнца на полированной поверхности, но вдруг воскликнул:
– Смотрите-ка! Вон кто-то машет нам руками!
В глаза Галины светило солнце, и она не сразу заметила человека на другой стороне железнодорожного полотна.
– Похоже, что он военный, – сказала она, приложив ладонь к глазам. – Интересно, для чего мы ему понадобились?
– Попросится, наверное, чтобы подвезли, – высказал предположение Крылов.
– Не похоже что-то, – возразила Галина. – Если бы в попутчики просился, на дороге бы стоял, а он по ту сторону железнодорожного полотна что-то делает…