живое представление о том, что могло случиться с заблудившейся девочкой, его
расстроило, и он хлебнул из красного бурдючка, с которым никогда не расставался.
По – видимому это сказалось на ясности зрения, и он заметил серое платьице прямо
перед собой, то есть на кладбище, среди могил. Пер, облегченно вздохнул, глотнул
немного ещё живительной влаги и зашагал прямиком к девочке. Следовало сказать
ей, чтобы она быстрее бежала домой, пока мачеха не разозлилась окончательно. Он
подходил все ближе и ближе, пока, наконец, до девочки не осталось шагов десять.
Он уже решил окликнуть её, но неожиданно язык присох у него к горлу, содержимое
бурдюка, вылитое в желудок, стало водой и, мгновенно испарилось. Глаза
выкатились из орбит, а потом он икнул и пукнул. Или наоборот. Или одновременно.
Сунн, сидела на корточках, возле могилы одноглазого Нуды и, напряженно
высунув язык, что-то чертила. Закончив, она подскочила, хлопнула в ладоши и
принялась приплясывать вокруг, что-то напевая. На третьем круге из могилы
выглянул полусгнивший череп, с целым стеклянным глазом, и защелкал зубами.
Именно в этот момент с Пером и произошел нелицеприятный казус. Голова Нуды
кружилась вслед движениям девочки, раскачиваясь в такт песенки и стуча зубами,
осуществляя музыкальное сопровождение. Внезапно Сунн резко остановилась и
тонула по могиле ножкой. Голова, разочарованно щелкнув зубами ( У Нудды до
самой смерти были отличные зубы), тут же провалилась в недра, сомкнувшейся
могилы, а Сунн, смахнула чертеж и помчалась в селение, так и не заметив, стоящего
в кустах и, все ещё продолжающего пукать и икать Пера…
–Ей же всего шесть и ты обязана пожалеть её,-Пер увещевал тихо, но
настойчиво. Он пришел в дом к соседке абсолютно трезвым тем же вечером,
решительно отодвинул опешившую Тын-Ды с порога и отправил девочку во двор.
Однако на том его успешные действия и закончились. Тын, услышав его рассказ, не
выказала удивления, а напротив, повела себя так, как будто давно об этом знала.
– Я не буду растить ведьмино отродье и тебе не позволю, – женщина уперла
руки в те места, которые многие у себя могли бы назвать боками и, решительно
нависла над вжимающим голову в плечи пьяницей. – Её следует немедленно
изгнать из селения, как когда-то односельчане прогнали её проклятого деда.
– О чем ты толкуешь? – Пер позволил себе некий мышиный писк.
– О том, о чем говорят лишь под воздействием «языковки» в постели. Или ты
думаешь, что я бы вышла замуж неизвестно за кого?
И…?
–Муж мой – сын О-Даматы и Вей-Ли – Хо из дальнего поселения. Понимаешь
теперь о чем я?
– Сын проклятого некроманта? – Пер от неожиданности сел и испортил воздух.
Похоже, это входило у него в привычку. – Но зачем же ты тогда вышла за него?
– Хотелось сильно, – Тын злобно зашипела. – Или ты думаешь, что я не
заслуживаю? К тому же он ненавидел отца, каждый вечер, проклиная его за
испорченную жизнь его и матери. Если бы девчонка была нормальной я бы и слова
никому не сказала, – с неожиданной ноткой тепла добавила женщина, тяжело
опустившись на пол, рядом с Пером. – Но, мы и так теряем жителей из-за
Заграничных монстров, а тут ещё в самом сердце такое… Нет, ей придется уйти, а
ты сам все расскажешь старосте. Или, – Тын мягко посмотрела в опухшие глаза
мужчины, – ты больше никогда не придешь ко мне вечером. Как бы сильно тебе не
хотелось. Ты понял меня?...
Мощные струи бурлящей реки на излучине с силой
Били в огромный валун наполовину вросший в берег Телькуньярома, а другой
половиной упрямо возвышавшийся над стремительным потоком воды. Водная пыль
от разбивавшейся в дребезги реки плотной стеной поднималась вокруг, наглухо
пряча от людских глаз полу-нору полу-шалаш, в котором Сунн встречала свое
двадцатое день рождение. Длинные волосы и миловидное лицо делали её
привлекательной, а маленький рост создавал ей ауру невинности. Впрочем,
мужчины у нее и на самом деле, ещё не было. И вряд ли он мог бы повстречаться в
этом месте, где по одну сторону реки возвышался многометровой глыбой Щит, а по
другую разлапились леса Темного Телькуньярома. Когда плачущую девочку
прогнали из села, на дороге нагнал старый пьяница. –Сунн, сказал он, подавая ей
котомку набитую конфетами, – люди злы и жестоки повсюду. Тебе нельзя
показывать свои способности, если ты не хочешь, чтобы тебя прокляли, как твоего
деда Вей-Ли–Хо, и причислили к выродкам Темного.
– А мой дед жив? – девочка внезапно перестала рыдать и взглянула прямо в
покрасневшие глаза Пера.
– Забудь про него, – Пер, по-бабьи всплеснул руками, живи своей жизнью и не
забывай скрывать свой дар. Он от Темного.
– Как у моего деда? – Сунн упрямо поджала губки. – Я должна найти его, он моя
единственная семья. И ты скажешь мне, где его искать, – по спине Пера внезапно
поползли мурашки, от остекленевшего взора, холодным светом, вонзившегося в его
глаза.
– Его прокляли повсеместно, за то, что он сделал в Оссии на Щите, – слова с
трудом проталкивались сквозь одеревеневшее горло, – он продался Темному и
ушел через Границу. Не ищи его девочка, люди там не живут.
– А здесь, разве живут люди? – Сунн по – взрослому усмехнулась и,
повернувшись спиной к старику, широко зашагала по пыльной дороге…
Пара нелюдей, прогулочным шагом идущая по глухой лесной чащобе не
вызывала интереса у лесной нечисти, да и обычные хищники предпочитали
убраться подальше с дороги мирно беседовавших опасных путешественников.
– Варты, живущие у излучины убили всех монстров в радиусе лиги, что-бы они
не добрались до неё – мелодичный женский голос, гармонично вплетался в шум
ветра и доносящийся невдалеке рев реки. – Она у них нечто вроде местного
талисмана. Даже Приближенным ничего об этой гостье, неизвестно, – в голосе
проскользнули сварливые нотки. – Рассказывают, что, лет десять, тому назад, по
человеческим меркам, разумеется, девчонка сиганула прямо со Щита в У-Да-Ну. А
подлая речушка, вместо того, что-бы взять и утопить её, вынесла тело на берег. А
дальше произошло уж совсем невероятное. Берег тот был с нашей стороны, а с ней
ничего не произошло. Ни истончения, понимаешь, ни даже насморка. Варты
наблюдали, как девочка встала и пошла вглубь, по нашей земле и, пройдя шагов
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});