Он лил её дождями, наполнив океан
Но жизни краток век
И вот уже с червями знакомить собственное тело
Тиран великий отправился и сам.
Людская скорбь границ не возымела
И вера захлестнула облака
И кровь всех убиенных закипела
Из мертвых возродив владыку навсегда.
Отныне все убийства, смерти, жертвоприношенья
Несчастья, муки, скорбь – ложились на его алтарь
Народы чествовали его по воскресеньям
Создателей забыв и лик их растоптав.
А Заутай, был добр ко всем – всего немного крови
И каждый получал своё
Тому – детей и женщин сладкой боли
Иному – просто в пах – копьё
Расплата за желанье-смерть
Но ведь она всегда когда-нибудь наступит
И лишь Создателей за это каждый хулит
А имя бога крови –превознесть!
Он в смерти смертных – ни при чем
Она от этих сверху – сразу есть.
Земля тогда так напиталась жаждой
Внимания и жалости богов
Как результат – был уничтожен каждый
И Заутай исчез, чтобы вернуться вновь.
Вернуться с новым поколеньем,
Разбуженный движением меча
Там в Храме началось теченье и вскоре забурлит река…» – интуит замолчал
прерванный нетерпеливым движением маленького воина.
– И что, тогда Солнценосный вновь уничтожит весь Ковчег? И что это за меч
такой? И... – шквал вопросов, готовый обрушиться на несчастную голову
душевнобольного целителя, был прерван резким окриком сверху и экстренным
торможением их транспортного средства. Интуит лишь плавно сместился на
сиденье, а Грюх, потирая ушибленную голову, и костеря Тюбука на все лады,
осторожно выглянул в окно. Когда он вернул лик на место, на лбу его красовался
чудесный, набирающий силу рог. Видимо слабая улыбка целителя задела
коротышку так, что он, прежде, чем сообщить о результатах визуальной проверки, не
преминул ударить интуита по самому больному месту: – между прочим,
подстраивать ритм стиха под покачивание кареты – не самая лучшая идея, так как
её трясет на ухабах и выбоинах. Все это вызывает определенные ляпы в сложении и
построении слога, вызывая дисгармонию и аритмичность. С этими словами,
состроив предельно высокомерное выражение лица, иутайцу, выглядевшему слегка
ошеломленно, Грюх открыл тяжёлую дверь. – У нас гости. Дама. Неудавшиеся поэты
могут тоже пойти, – совсем уже повизгивая от самодовольства, воин легко спрыгнул
на траву, картинно придержав дверь открытой…
Шаг назад …
-« Дочки-матери – ведьмы…»
В Льюире царила атмосфера грядущего праздника. Город, названный по
имени своего правителя Эль-ира, собирался обрести правительницу. Пусть
номинальную, но одно то, что чернокожий император официально брал в жены
белую девушку, можно было считать прорывом в социальных отношениях Арики.
Мужчины радовались возможности теперь без оглядки брать в жены тех, кто им
нравиться. Многочисленные полукровки, рожденные вне брака, получали
долгожданную надежду на возможность полноценной жизни внутри страны,
вместо поголовного отправления на Границу. Даже чистокровные Арикийки – в
основной своей массе, толстые и некрасивые, приветствовали этот шаг
диктатора, будучи от природы самыми добродушными женщинами, веря, что
этот шаг приведет к дальнейшему смягчению жестокого нрава Эль-ира. Что же
касается белокожего населения, бывшего княжества Орайо, то тут царило
ликование, граничащее с безумием. После того, как, все взрослое мужское
население было мобилизовано и отправлено в Оссию и Иутай, у, оставшихся в
княжестве женщин и детей, впервые появилась надежда увидеть кого-нибудь из
родных, которым ранее, было запрещено возвращаться со службы. Но, даже если
до столь милосердного шага, со стороны императора и не дойдет, то все равно,
обрести равноправие и узаконить многочисленные разноцветные браки, значило
дать полноценную жизнь своим детям. В общем, для каждого из жителей
объединенного княжества, а ныне единого государства – Арика, предстоящее
бракосочетание Эль-ира и Дивы Орайо, было событием, с которым связывалось
масса радостных надежд. Для всех. Кроме одного. Вернее одной горожанки. Той,
на которой, сейчас сошлись сотни тысяч вожделений. Той, которой, через два
дня, должно было исполниться пятнадцать лет. Белокурой красавице,
несчастной дочери погибшего князя, единственной девушке, чье принудительное
замужество, должно было дать свободу выбора всему остальному населению
страны. Богато расшитое золотом платье и драгоценности лишь подчеркивали
необычайную бледность её лица и тени под глазами. Раннее летнее утро
прощупывало лучами узкие прорези церковной кельи, бессильно натыкаясь на
толстые стены и напряженную атмосферу, царившую внутри. Финея, которая
привела сюда Диву, сосредоточенно рыскала по углам, проверяя не оставил ли
кто ни-будь по близости любопытных ушей заодно лихорадочно расставляя,
образа и зажигая перед ними, маленькие, источающие особый аромат, церковные
свечи. Девушка, взирала на эти манипуляции с холодным равнодушием, в котором
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});