— О чем задумалась? — спросил отец.
Ответом ему было громкое урчание в животе дочери.
— Это не я, — Альда припала к шее лошади, чтобы скрыть смущение. — Это оно само.
— Ну извини, — расхохотался отец. — Виноват. Я думал вчера поохотиться, но не принял в расчет дождь. Да и вытурили нас из замка слишком рано. У меня еще осталось две лепешки, но лучше потерпеть до трактира.
— А я свою съела еще вчера, — призналась Альда, — а в седельных сумках только крупа, соль и специи.
— Давай прибавим ходу, — предложил отец. — Вон уже видна дорога.
Они выехали на дорогу и поехали заметно быстрее. Примерно через полчаса дорога вывела их на тракт, который отличался от нее только большей шириной и разбитостью. Здесь уже начали попадаться экипажи и всадники, несколько раз они обгоняли крестьянские обозы и отдельные повозки. Живот Альды распелся не на шутку, и она с красными от стыда щеками украдкой посматривала на проезжающих.
— Выше нос, девочка! — сказал он, поняв причину ее смущения. — В дороге это обычное дело, да и не слышит тебя никто за шумом.
Вскоре у дороги показалось большое двухэтажное здание трактира. Отец и дочь спешились у коновязи и отдали повод слуге. Буше прихватил с собой сумку с серебром и распорядился покормить лошадей.
В большом трапезном зале трактира по утреннему времени было почти пусто. Они сели за один из столов, к которому сразу же подбежал слуга.
— Еды мне и дочери, — сказал отец. — Вина не надо: не люблю пить по утрам. У вас молоко есть?
— Есть, — ответил слуга, немного ошарашенный таким заказом.
— Тогда давай молока. И быстрее, не видишь, что ли, что юная госпожа умирает от голода? Одна нога здесь, другая там.
Уже через несколько минут они с удовольствием пили теплое парное молоко, наливая его в глиняные кружки из высокого кувшина. Не успели справиться с молоком, как слуга принес два блюда с жареным мясом и тушеными овощами. Отдельно горкой лежал нарезанный свежеиспеченный хлеб.
— Хороший трактир, — одобрил отец, переключаясь с молока на мясо. — И обслуживание тоже на уровне.
Как ни старалась Альда есть понемногу, она все равно объелась. Живот утихомирился, но стало трудно дышать.
«Как же я в таком состоянии заберусь на Бри?» — в панике подумала девушка.
Словно заметив ее состояние, отец распустил пояс и жестом подозвал слугу.
— Нам с дочерью требуется отдохнуть. У вас есть комната с двумя кроватями?
— Вам на весь день, ваша милость? Там кровати широкие, может, хватит одной?
— Сказано же, что я с дочерью, — недовольно сказал отец. — Комната нужна только до обеда. Отобедаем у вас и двинемся дальше.
Слуга получил серебряную монету и принес на сдачу жменю меди, которую Альда ссыпала в свой кошелек, после чего повел господ на второй этаж в небольшую, но чистую комнату с двумя кроватями.
— Давай отдохнем, дочь, — сказал отец, стаскивая камзол и сапоги. — После обеда будем ехать до самого города уже без остановок.
Обед был точной копией завтрака, но такого аппетита уже не было, так что ели умеренно. Расплачивалась на этот раз Альда, отсчитав указанное количество монет и по совету отца добавив еще одну рассыпавшемуся в благодарности слуге.
Дорога до Колина ничем не запомнилась. К городу подъехали к вечеру, когда солнце уже начало прятаться за горизонт.
— Скажи, служивый, — спросил отец стражника на воротах, — как нам найти постоялый двор поприличнее?
— Так, ваша милость, езжайте прямо по улице до площади. А там сразу два постоялых двора, и оба неплохие.
Довольный страж получил монетку, а Буше, торопя лошадей, поспешили дотемна добраться до места и устроиться на постой.
Утром Альда проснулась от боли. Болело все: ноги, ягодицы и поясница. Она часто устраивала конные прогулки, но они редко длились больше двух часов. Вчера девушка перебрала привычную норму раз в пять. С трудом встав с кровати и одевшись, она спустилась к завтраку, ругаясь про себя так, что заслушался бы их бывший конюх. Отец встал раньше и ждал дочь за столом, заставленным блюдами и напитками.
— Что это за развалина? — насмешливо прищурился он на ковыляющую к столу дочь. — И как ты в таком состоянии думаешь продолжать путь? Придется, видимо, здесь на денек задержаться.
Он начал насыщаться раньше и закончил завтрак, когда дочь еще вовсю работала челюстями.
— Ты все‑таки не переедай, — сказал он, заметив, с какой скоростью исчезает содержимое блюд. — Верхом ты ехать не сможешь, но ювелиров навестить надо. Возьмем экипаж.
Сиденья в экипаже оказались мягкими, но все равно при толчках было очень больно, а трясло немилосердно. Но все когда‑нибудь заканчивается, закончилась и эта пытка, когда они доехали до квартала ювелиров и остановились.
— Подождите нас, милейший, — приказал отец кучеру, подавая дочери руку, в которую та сразу вцепилась. — Альда, ну нельзя же так! Надо учиться терпеть боль. Это полезное умение, и в жизни еще не раз пригодится.
Девушка собралась с силами, оперлась на руку отца, и они почти нормально вошли в ближайшую ювелирную лавку.
— Чем могу быть полезен господам? — спросил пожилой, солидный ювелир, поднявшийся со стоявшего за прилавком стула.
— Мне нужно продать этот камень, — надменно сказал Буше, положив на прилавок один из алмазов.
Ювелир взял камень, внимательно посмотрел его на свет лампы и назвал свою цену:
— Тридцать золотых.
— Я, кажется, по ошибке попал не в ту ювелирную лавку, верните камень!
— Сорок.
— Пятьдесят и ни монетой меньше!
— Сорок пять.
— Все, мы уходим.
— Ладно, будь по–вашему, — недовольно согласился ювелир, но Альда заметила в его глазах радость.
— Он на нас здорово нажился, — сказала она, когда они вышли из лавки.
— Да понял я, — ответил отец. — Кто же знал, что эти камни столько стоят! Не мог я отказаться от своих слов. Впредь будем умнее.
Они зашли еще в несколько лавок и продали десять камней, получив за них семьсот золотых.
— На эти деньги можно купить хороший особняк, — сказал довольный отец, когда экипаж развернулся, и они отправились обратно, — и еще, скорее всего, не все потратим. А серебро теперь можно не трогать. — Он увидел, что извозчик внимательно прислушивается к разговору, и добавил специально для него: — Сегодня же и рассчитаемся за дом.
И в ответ на недоумевающий взгляд дочери показал ей глазами на извозчика. Расплатившись за экипаж, отец дождался, пока они остались одни, и выругался.
— Что‑то я совсем распустил язык, — в сердцах сказал он. — Теперь по–хорошему надо съезжать с постоялого двора и побыстрее покинуть город, но ты еще не сможешь забраться на лошадь, да и не успеем мы убраться из города до закрытия ворот. Придется принять меры предосторожности и спать эту ночь вполглаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});