Девушка между тем с огромным любопытством наблюдала эту «экзотическую» для нее сцену и вслушивалась в незнакомый ей язык, пытаясь понять, кто мы?.. Что-то наконец поняв, она нежно тронула Олега Александровича за его густую бровь и спросила:
– Russian?
А Руднев, не раздумывая, абсолютно интуитивно, на всякий случай сказал:
– No.
С этого момента все шлюзы были открыты. Мы спокойно пьянствовали… Когда девушка ушла за очередной порцией текилы, я сказал Рудневу:
– Ну, Олег, либо надо уезжать, либо уж расслабиться и веселиться. А то глупо как-то… Чего мы сидим, потные, в ужасе, с пяти часов?
Начались танцы. Руднев замечательно пел на русском языке полуголым посетителям этого заведения. Сам себе аккомпанировал, взяв гитару у музыканта. Причем пел он действительно великолепно, хотя и про комсомольцев-добровольцев. И далее – весь тот репертуар, который и сделал его в свое время секретарем латвийского горкома.
Не буду детализировать эту историю.
Закончилось все замечательно – общим весельем, братанием, обниманием… Весь костюм Руднева был в масле, впрочем, как и у всех нас.
Проведя в общей сложности в этом прекрасном заведении часов семь, мы, очень довольные, хотя и взнервленные, сели в свои экипажи, чтобы ехать обратно…
Из того же, что произошло дальше, я понял, что на таких экипажах сюда приезжают только очень богатые и глупые туристы. Девушки всей толпой обступили наши экипажи в ожидании щедрых чаевых. И Руднев, уже за неимением ничего большего, достал из кармана огромную пачку открыток с фотографиями артистов советского кино и стал раздавать их вместе с фотографиями Красной площади и Мавзолея. Девочки брали открытки, цокали языками, спрашивали:
– Who is it?
– А! Это наши звезды! Стар!
– О! Star!
Кому-то достался Николай Губенко, кому-то – Жанна Болотова, кому-то – Нона Мордюкова, кому-то – Евгений Матвеев… Моих фотографий тогда еще на открытках не было, о чем я очень пожалел. (А потом, со временем, решил, что и хорошо, что не было, – мало ли в какой «келье» эта фотография окажется при посещении очередным советским человеком.)
Когда все девушки уже были наделены открытками и начали их рассматривать, пытаясь понять – кто это, и сравнивать, показывая их друг другу, мы, не сговариваясь, ткнули наших кучеров в спины. «Гони!.. Let s go! Drive!» Наши кареты сорвались с места.
Некоторое время девушки еще бежали за нами, размахивая открытками и, видимо, еще надеясь, что за открытками последуют и чаевые. Но уже клубы пыли, из-под колес экипажей поднимаясь к вечернему небу, их скрыли от нас!..
* * *
По телефону жена, которой муж врет, что он на работе, слышит специфический звонок в своей квартире.
* * *
Напивающаяся в Париже русская, из дворян. То и дело смотрится в столовый ножик, ища своего отражения.
Она же: «Какое жесткое мясо!» – это она говорит, пытаясь разрезать бифштекс обратной стороной ножа.
* * *
Олег Янковский в Булонском лесу. Останавливается возле каждого куста. Шел «на переговоры», но они все ни к чему не приводят… Вернулся в машину, изумленно вращая глазами: «Представляешь, потрогал сиськи – настоящие, полез ниже, а там х… вот такой…»
Во время очередной остановки я в зеркальце увидел, как неожиданно быстро между кустов замелькали ягодицы. Это «барышни» кинулись врассыпную. Показалась полиция. Олежек остался в одиночестве среди деревьев в кашемировом пальто.
* * *
Спрашиваю у югославки Иваны Жиган, говорящей по-русски:
– Как вы учили язык?
– Мой папа режиссер. Обожает Россию. Он там долго, еще до моего рождения работал. Когда я была маленькая, он любил меня баюкать, особенно когда выпьет. Придет ко мне в комнату, сядет на кровать, гладит по голове и тихо говорит:
– Ты только послушай, как это красиво: Елена Николаевна Расщупкина, Татьяна Викторовна Мухина, Наталья Степановна Самсонова… (и так далее).
Я слушала и за ним шепотом повторяла, ничего не понимая.
(По-моему, замечательно!)
* * *
Под Белой Церковью в степях многие русские офицеры кончали жизнь самоубийством. Их находили, потому что лошадь продолжала стоять над телом своего хозяина.
* * *
Какой там Бретон! Большего сюрреализма, чем славянский, невозможно придумать.
* * *
Отец радовался, что сын в гвардии и сидит тихо в Белграде (сам же он – хорват). Сына вместе с полком отправляют на фронт, отца же мобилизуют в Хорватии.
* * *
Феномен массовой культуры. Он последовательно вытравляет чувство Родины!
«Каждый человек достаточно жил, если умер как свободный».
* * *
Чтение монолога Робеспьера перед массой студентов. Забрали в полицию за экстремизм.
– Да какой у меня экстремизм?! Я артист и читал свою роль.
– Ну-ка прочти.
Начинает читать уже в полиции. У всех шок.
* * *
Мишель Морган в пиджаке из рюлекса. Все время у нее то серьги цепляются за воротник, то рукава за полы и за скатерть. Сумасшедшая ситуация, которая заканчивается гомерическим хохотом всех.
* * *
Нужно уважать то, о чем рассказываешь!
* * *
По отдельности все люди. В толпе – животные.
Это очень удобно и безопасно – прятать личную, индивидуальную ответственность в коллективной безличности и безответственности толпы.
* * *
По-моему, Хьюстон сказал, что он не знает никакого искусства, он просто рассказывает истории.
* * *
Одна из разновидностей ущербности – это когда для тебя ласковый взгляд начальника важнее, чем радуга над полем и лесом.
* * *
Уход через границу или побег – одновременно играя с ребенком.
* * *
История с коммерсантом-банкиром, которого за полмиллиона покатал летчик-испытатель, а посадил на землю свою машину еще за полмиллиона.
* * *
Набережная Grand Canal Venezia. Стоят две венецианки и долго о чем-то говорят (наплыв) …
Они же –100 лет назад, в тех же позах и о том же абсолютно (наплыв) …
400 лет назад – и опять они же и опять о том же…
* * *
ПНР на «свободную руку» человека, который жадно ест. Рука его отражает все эмоции, и намного более чувственно, потому что отраженно. Жизнь руки жадно насыщающегося человека.
* * *
Руцкой рассказал о том, как умирал его боевой друг. Он был обожжен. И его поместили в барокамеру, под колпак. Он попросил спирту, ему дали. Потом попросил гитару. Ему принесли. И он запел под этим колпаком.
С Александром Руцким
Так и умер с гитарой в руках под колпаком.
* * *
Венецию влюбленных все видели, а вот Венеция в детективе может быть как минимум забавна. С водными лыжами по каналам.