Читать интересную книгу 1945. Год поБЕДЫ - Владимир Бешанов

Маршал Г. К. Жуков решил главный удар нанести силами четырех общевойсковых — 47-я, 3-я и 5-я ударные, 8-я гвардейская — и двух танковых армий — 1-я и 2-я гвардейские. Общевойсковые армии должны были в первый же день прорвать две полосы Одерского оборонительного рубежа на трех участках общей протяженностью 24 километра. В дальнейшем намечалось развить наступление на Берлин. На шестой день операции планировалось полностью овладеть столицей Третьего рейха и выйти на восточный берег озера Хафель; здесь главная роль отводилась 5-й ударной и 8-й гвардейской армиям. Наступавшая на правом фланге 47-я армия должна была обойти Берлин с севера и на 11-й день выйти к Эльбе. Для наращивания усилий ударной группировки намечалось использовать второй эшелон фронта — переброшенную из Восточной Пруссии 3-ю армию А.B. Горбатова. В резерве оставался 7-й гвардейский кавалерийский корпус.

Танковые армии предполагалось ввести в сражение на глубине 6–9 километров после того, как общевойсковые армии овладеют опорными пунктами на Зееловских высотах. Основной задачей 2-й гвардейской танковой армии был обход Берлина с севера и северо-востока и захват его северо-западной части. 1-я гвардейская танковая армия, усиленная 11-м танковым корпусом, получила задачу нанести удар на Берлин с востока и овладеть его восточными, а затем и южными пригородами. По свидетельству Жукова, он, крепко подумав, во избежание «всяких случайностей» и в нарушение директивы Ставки, приказал поставить танковую армию Катукова в исходное положение за 8-й гвардейской армией и подправил ее «траекторию». Сталин согласился: «Вам на месте виднее».

Вспомогательные удары планировались: справа — силами 61-й армии и 1-й армии Войска Польского в общем направлении на Эберсвальде, Зандау; слева — войсками 69-й и 33-й армий совместно со 2-м гвардейским кавалерийским корпусом на Фюрстенвальде.

Действовавшая в полосе 1-го Белорусского фронта Днепровская военная флотилия под командованием контр-адмирала В.В. Григорьева получила задачу двумя бригадами речных кораблей оказать содействие войскам 5-й ударной и 8-й гвардейской армий в переправе через Одер и прорыве вражеской обороны на кюстринском плацдарме. Третья бригада должна была содействовать войскам 33-й армии в районе Фюрстенберга и обеспечивать противоминную оборону минных путей.

Кроме армии Горбатова, фронт по жуковским заявкам дополнительно получил 3-й Ленинградский артиллерийский корпус прорыва, 2 гвардейские минометные дивизии и 3 полка реактивной артиллерии, 3 зенитные артдивизии, 3 истребительно-противотанковые бригады, 2 амфибийных батальона, 6-й бомбардировочный (на великолепных Ту-2) и 1-й гвардейский истребительный авиакорпуса, 188-ю бомбардировочную (на «пешках») и 240-ю истребительную авиадивизии, около 900 единиц бронетехники и 570 самолетов «россыпью», 30 тысяч человек маршевого пополнения.

Всего под рукой Жукова имелось 77 стрелковых дивизий, 2 кавалерийских, 2 механизированных и 5 танковых корпусов, 6 танковых и 2 самоходно-артиллерийские бригады, 2 укрепрайона — около 1 миллиона человек, 1642 танка и 1417 САУ, 21 тысяча орудий и минометов, в том числе 1500 установок и рам реактивной артиллерии, 4200 боевых самолетов.

Для обеспечения максимальной силы первоначального удара оперативные построения большинства общевойсковых армий были одноэшелонными, в то время как боевые порядки корпусов и дивизий строились в два, а иногда и в три эшелона. Стрелковые дивизии, действовавшие на направлении главного удара (36 дивизий), получили полосы шириною 1–2 километра. Плотность танков непосредственной поддержки пехоты достигала 20–44 единицы на километр участка прорыва, плотность артиллерии — около 270–290 орудий и минометов. На плацдарме было сосредоточено свыше 14 тысяч орудий и реактивных установок, которым «предстояло обрушить на врага 358 т металла на каждый километр фронта» (артиллерия танковых армий, Дунайской флотилии и все, что «мельче» калибра 76 мм, не считается). Советское командование пребывало в уверенности, что при такой концентрации стволов оборона противника будет надежно подавлена на глубину 10–12 километров в течение 30 минут. Поддержка атаки пехоты и танков на глубину до 2 километров должна была осуществляться двойным, а на глубину до 4 километров одинарным огневым валом.

16-й воздушной армии (28 авиадивизий и 7 отдельных полков — 3188 самолетов, в том числе 1567 истребителей, 762 бомбардировщика, 731 штурмовик) предстояло надежно прикрыть переправы и места сосредоточения войск, ночью в период артподготовки самолетами По-2 нанести удары по штабам, узлам связи и артиллерийским позициям противника. Содействие в прорыве обороны оказывала авиация 18-й воздушной армии маршала А. Е. Голованова, в составе которой было 800 дальних бомбовозов. С началом наступления штурмовики и бомбардировщики должны были сосредоточить основные усилия по опорным пунктам и узлам сопротивления немцев, вести разведку до реки Эльбы и на флангах ударных группировок. Для поддержки солирующих 5-й ударной и 8-й гвардейской армий на каждую выделялось по бомбардировочному и штурмовому авиакорпусу. Только одна «неувязка» портила настроение генералу В.И. Чуйкову: «Мы имели сильную авиацию, но она привлекалась для ударов по тем же позициям, на которые нацеливалась артиллерия. Без данных разведки летчики не могли знать о тщательно замаскированных вражеских рубежах обороны в лесных массивах». К тому же «наши немощные средства войсковой разведки не давали возможности выяснить тактическую глубину противника, построения его боевых порядков, его резервов». Даже запечатленное аэрофотосъемкой начертание немецкого переднего края представлялось сомнительным — фокус с заблаговременным оставлением первой оборонительной линии был хорошо известен. И еще: красные командиры по-прежнему неважно ориентировались на местности. Ясно было только, что Зееловские высоты представляют собой крепкий орешек и, как гениально предсказал Вождь, «драка предстоит серьезная».

Действия Войска Польского обеспечивала собственная авиация — 320 машин. Польские ВВС были вооружены советскими самолетами, на которых летали в основном советские летчики. Командовал ими генерал-лейтенант Ф.П. Полынин, его заместителем по боевой подготовке был генерал-майор К.Д. Дмитриев, командиром 1-го польского авиакорпуса — генерал-майор Ф.А. Агальцов, 1-й польской бомбардировочной авиадивизии — полковник М.И. Мартынов, 2-й штурмовой авиадивизии — полковник Ш.А. Дзамашвили, 4-й смешанной авиадивизии — полковник Г.П. Турыкин… Объективности ради, в мемуарах Полынин специально отмечает, что в частях «служило немало летчиков-поляков». Правда, и поляки при ближайшем рассмотрении нередко оказывались гражданами СССР, как, например, «поляк по национальности» полковник И. Смага — бывший начальник боевой подготовки ВВС Северо-Кавказского военного округа. Оперативно польские соединения подчинялись Жукову.

С 5 по 7 апреля были проведены командно-штабные учения, игра на картах и макете Берлина, в которых участвовали командование фронта и армий, командующие и штабы всех родов войск, командиры отдельных корпусов. «Во время игры, — пишет Г. К. Жуков, — в процессе проигрыша прорыва тактической обороны противника на Одере серьезному обсуждению подвергся вопрос о применении танковых армий. Учитывая наличие сильной тактической обороны на Зееловских высотах, было решено ввести в сражение танковые армии только после захвата этих высот». По результатам игр прошли учения в соединениях и частях.

Большое внимание маршал уделял вопросам соблюдения военной тайны, мер скрытности и маскировки. Командирам полков задачи было приказано поставить за три дня до наступления в устной форме; красноармейцам разъясняли, «что нашей задачей является упорная оборона на длительное время»; чтобы отвлечь внимание от кюстринского плацдарма, организовывалось ложное сосредоточение в других районах.

Бывший командир 150-й стрелковой дивизии генерал В.М. Шатилов упоминает о строжайших правилах проведения рекогносцировки: «Принять в ней участие требовалось и командиру корпуса, и командирам дивизий, которым предстояло наступать с плацдарма, а в дивизиях — командирам стрелковых и приданных полков, командующим артиллерией. В связи с этим было приказано всем генералам и старшим офицерам отправляться на рекогносцировку небольшими группами и в сержантском обмундировании. Об этом маскараде ничего не знали даже командиры частей, оборонявшихся на плацдарме. Просто их предупредили, что у вас, мол, в эти дни будут работать сержанты-разведчики из штаба, которых не следует ни о чем расспрашивать и которым надо во всем оказывать содействие. Что ж, мысль о переодевании была неплохой, ибо появление на передовой большого числа генералов и полковников не ускользнуло бы от внимания противника и свидетельствовало бы о том, что готовится что-то серьезное, причем в ближайшие дни. С утра 12 апреля «старшина» Переверткин (командир 79-го стрелкового корпуса), «старший сержант» Асафов (командир 207-й стрелковой дивизии), я, «младший сержант» Шатилов (шинель была мне очень велика и топорщилась во все стороны), и другие «сержанты» переправились по мосту через Одер и группами по два-три человека разошлись по ходам сообщения». Точно так же, под видом солдат-связистов с телефонными катушками и шестами, обследовали переправы и районы сосредоточения представители от танковых армий.