перед глазами:
- Нет, я иду с вами. Без меня не найдёте.
Весь путь до овражка Василий Харитонович удивлялся тому, как уверенно идёт господин следователь, словно он заранее знал о замыслах Петра и месте, куда тот поведёт Лизу. В некотором роде так оно и было, Алексей словно бы раздвоился, находясь одновременно и с Лизой, влекомой окончательно обезумевшим убийцей, и с её родственниками. Когда Петенька оттолкнул Елизавету Андреевну к сосенке и прицелился, Корсаров выхватил револьвер и выстрелил прежде, чем Василий Харитонович и Фёдор Иванович успели что-либо сообразить. Снайперское прошлое дало о себе знать, два выстрела слились в один, Пётр с простреленной головой рухнул на землю, а Лиза, коротко вскрикнув, упала прямиком в овражек.
- Лиза!!! – закричал Алексей, рванулся вперёд и кулем осел на землю. Из носа следователя потекла кровь.
- Да… ё… б… - Фёдор Иванович был лаконичен как никогда.
Василий Харитонович сбегал к овражку, осторожно достал племянницу, зажал ладонью сочащуюся у неё из плеча кровь, сел на землю и, вытерев лицо трясущейся ладонью, выдохнул:
- Врача звать надо.
Когда Софья Витольдовна увидела окровавленную Лизу на руках у Василия Харитоновича, весь мир померк у неё пред глазами. Женщина громко охнула, привалилась к стене, чувствуя, что ноги перестали держать, а во рту пересохло так, что, казалось, шевельни языком и раздерёшь нёбо в кровавые лохмы. В голове могильным набатом билось лишь одно, доводя до приступа безумия: «Не сберегла, всё напрасно, Лизы больше нет». Хотелось выть, в клочья раздирать одежду и лицо, кричать, орать, визжать до потери голоса и кровавой пены изо рта.
- Что… с ней? - прохрипела Софья Витольдовна, таким жутким голосом, что даже самой страшно стало.
Василий Харитонович ещё раз проверил пульс на шее Лизы, облегчённо вздохнул:
- Жива, Алексей Михайлович успел вовремя.
- Если бы этот следователь, как Вы говорите, успел, - процедила госпожа Абрамова, стискивая кулаки так, что ногти врезались в ладонь, - Лизонька не была бы сейчас окровавленной и в беспамятстве.
Василий нахмурился, глазами сверкнул, но Фёдор Иванович не дал разгореться спору, произнёс непривычно мягким тоном:
- Мы устали, переволновались, предлагаю, пока доктор осматривает Елизавету Андреевну и Алексея Михайловича…
- А с этим-то что? – недобро процедила Софья Витольдовна.
Господин Колокольцев надул щёки, философски воззрился в потолок, изрёк тоном оракула, комично копируя Феликса Францевича:
- Полагаю, перенапряжение сил душевных и физических, ведь господин Корсаров не только изобличил душегуба, им, представьте себе, оказался Петенька, но ещё и спас Лизу из лап злодея.
- Значит, злодей пойман, - медленно повторила госпожа Абрамова, ничуть не удивляясь тому, кто именно им оказался, ей Петенька никогда не нравился, как, впрочем, и любой другой мужчина, дерзнувший покуситься на Лизоньку. – А с господином Корсаровым что? Он жив?
- Жив, - коротко отрубил Василий Харитонович, коему не понравился излишне хищный блеск в глазах родственницы.
- Но очень слаб, - трагически вздохнул Фёдор Иванович, - еле до дома добрался, мне помогать пришлось. До его покоев я уж, простите великодушно, господина следователя не дотащил, в малой гостевой оставил.
Софья Витольдовна позвонила в колокольчик, приказала явившейся на зов горничной Глафире подать чаю, а сама вышла из комнаты, сказав, что хотела бы лично поблагодарить господина следователя за спасение Лизоньки. В малой гостевой женщина подошла к крепко спящему Алексею, пару минут постояла, глядя ему в лицо и что-то бесшумно шепча, после чего сорвала с груди артефакт (не зря из ларца достала, как знала, что он пригодится, сердце вещее не обманешь!), бросила его на пол, так что мелкое крошево осколков брызнуло в разные стороны, и громким речитативом произнесла:
- Возвращайся туда, откуда пришёл, забудь это место, людей, с коими тут встретился, дороги, которыми хаживал. Пусть воспоминания сии сотрутся из памяти твоей и исчезнут из сердца. Силою забудь-камня запечатываю память и тебе, и Лизе, пусть она не вспоминает о тебе, пусть образ твой исчезнет из сердца её. Возвращайся туда, откуда пришёл. Силою камней магических запечатываю тебе дорогу сюда. Прочь!
Когда было выкрикнуто последнее слово, Алексея окутала серебристая пелена, подобная мерцающей воронке, а едва она развеялась, ничто в комнате не напоминало о столичном следователе, он исчез безвозвратно.
Алексей
Я стоял посреди улицы и чувствовал себя дураком даже не в квадрате, в бесконечности. Такое впечатление, словно я только что вынырнул из пьяного угара, хотя совершенно точно помню, что утром не пил. И вообще, собирался начать новую жизнь, шёл к Никите устраиваться на работу. Чёрт побери, я даже о продаже квартиры договорился, причём находился, точно помню, в здравом уме и здравом же теле! Так откуда взялось стойкое ощущение, что я был где-то в другом месте, причём другом больше даже не географическом, а временном смысле? Почему меня гложет тоска по дорогому человеку, которого я потерял? Нет, это-то как раз понятно, недавно была годовщина со смерти Лики, вот меня и накрыло… Я споткнулся и замер, словно молнией поражённый. Тянуло меня не к Лике, это совершенно точно. Что за чёрт, у меня после её смерти женщин не было, да я даже смотреть на них не мог!
«Была, - упрямо шептал внутренний голос, к которому я привык прислушиваться, - и сейчас есть, тебе нужно вспомнить».
Я прикрыл глаза, едва ли не силой вырывая из памяти размытые образы и смутные пятна. Резкий звук клаксона уничтожил старательно возводимый мной призрачный силуэт, заставив вздрогнуть от неожиданности и резко отпрыгнуть к обочине дороги.
- Э, дарагой, зачем людей подставляешь, да? – кавказец на потрёпанном «Вольво» зацокал языком, неодобрительно качая головой. – Я к брату на свадьбу еду, праздник у меня, да? Я в тюрьму не хачу, а ты под колёса кидаешься. Мне же не паверят, если я скажу, что ты сам убиться хотел, вай, как не хорошо, зачем себя жизни лишать, зачем другим праздник портить? Ты же мужчина, надо стойко удары сносить!
- Прости, дорогой, - я прижал ладонь к груди, – задумался, машину не заметил. Счастья твоему брату с молодой женой. Если дочка родится, Лизой назовите!
Водитель расплылся в улыбке, распахнул дверцу машины:
- Ай, харошего человека и подвезти не жалко. Садись, дарагой, мигом домчу, дарога песней покажется!
Я отказываться не стал, послушно сел в машину, гадая, из каких глубин памяти вынырнуло имя Лиза и,