Читать интересную книгу Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна

— Все покупается и продается, и жизнь откровенно над нами смеется. Мы негодуем, возмущаемся, но продаемся и покупаемся, — не могу не прокомментировать я.

— Че? — доставая из кошелька купюры, хмурится она.

— Не че, а кто. Омар Хайям Нишапури.

— Певец, что ли? — убирает деньги в дешевую сумку-подделку. Хочет быть частью того, чем никогда не станет. В силу своего слабоумия.

— Персидский философ, математик, астроном и поэт.

Она цокает языком.

— Клянусь, ты не только самый красивый парень из тех, что у меня были, но и самый странный…

— Сочту за комплимент, — усмехаюсь я.

А ты, пожалуй, самая глупая и недалекая из тех, с кем я когда-либо был знаком. Мозг размером со спичечную головку.

— Вот знаешь, чего не пойму? — стреляет в меня недовольно глазами. — Почему нам, женщинам, нравятся вот такие бездушные сволочи, как ты? Внешность привлекает окей. Но все же…

— О Пушкине, надеюсь, слышала? — поворачиваюсь я к ней. Милая, однако, у нас выдается беседа сегодня.

— Естественно! — гневается тут же. — В школе проходили. Я НЕ ТУПАЯ, ЯН!

Я бы поспорил.

— Так вот ему как раз принадлежат следующие слова, отражающие, как мне кажется, ответ на твой вопрос.

— И? — в нетерпении ерзает на сиденье.

— «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей. И тем ее вернее губим средь обольстительных сетей».

— Ооо, прекрасно, ни черта не поняла, что Александр Александрович хотел всем этим сказать! — язвит, закатывая глаза.

Александр Александрович. Безнадега точка ру. Таким, как она, вообще надо запретить рот открывать. Только если для более подходящих целей.

— Я погуглила еще одну книгу с твоей полки, чтоб узнать больше о твоих увлечениях, — она замолкает на несколько секунд и пялится в телефон.

— Польщен таким пристальным вниманием с твоей стороны.

— «Время страстей человеческих». Бредятина про хромого сироту. Как ты это читаешь? Скучно же.

— Бремя, — качаю головой, исправляя на автомате. — Один из наиболее известных романов английского писателя Уильяма Сомерсета Моэма.

Одноклеточное. Что с нее взять?

Напрягает ее чрезмерный интерес к моей персоне. И книгу она погуглила, и в студию залезла. Мышь пронырливая. Пора уже от нее избавляться. Утомила своей непроходимой тупостью. Кругозор этой пигалицы тотально замкнут, да и в постели она «так себе куртизанка».

Притормаживаю и жду сигнал светофора, игнорируя ее трескотню. Сорок секунд. Барабаню в нетерпении по рулю и наблюдаю за тем, как с неба крупными хлопьями опускается снег. Такими темпами Москву ждет не Новогодняя сказка, а бесконечные «райские» пробки. Рабы итак устали от них за неделю, а тут суббота — и то же самое.

Какая-то ворчливая старуха, и без того передвигающаяся словно в замедленной съемке, роняет пакет прямо посреди дороги. Всплескивает руками, потому что апельсины стремительно разбегаются по грязному асфальту, обработанному химикатами.

Парочка пешеходов, идущая следом, принимается ей помогать.

— Нет я, кстати, ходила в театр. Как по мне, скукота! — доносятся до меня обрывки эмоционального монолога Аллы. Адресованного, очевидно, мне. — А балет? Это ж вообще смешно…

Да быстрее уже, а. Зеленый горит, а эти растяпы все еще поднимают апельсины, яркими пятнами выделяющиеся на дороге.

Девчонка в белой куртке резко поворачивается. Встревоженный взгляд, выставленная вперед в благодарном жесте рука. Улыбается, будто извиняясь. А я пялюсь на Нее в немом шоке и поверить не могу тому, что вижу своими собственными глазами.

Глава 71

ЯН

Показалось, что девчонка смотрит прямо на меня. И только лишь секундой позже вспоминаю, что эту тачку Она не знает, да и лобовик тонирован в хлам. Меня не видно стопроцентно. К тому же, как ни крути, не может этот человек вот так улыбаться мне. Не после того, что было.

Вижу эти до боли знакомые, тонкие черты лица, и в глотке мгновенно пересыхает.

Сглатываю.

Пульс учащается.

Пальцы сжимают руль до скрежета Наппы[21].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Галлюцинация, может, все-таки? Но нет… Совершенно точно нет. Это Она.

Хватает бабку под руку и помогает ей перейти на другую сторону, то и дело поглядывая на сигналящих им водителей. Очень типичное для нее поведение. Участие и сострадание — то, что она безуспешно пыталась разбудить во мне.

— Как думаешь? — фоном всплывает опостылевший в край голос Шевцовой. — Эй, але, ты вообще сегодня меня собираешься слушать или нет?

— Нет, — бросаю честно и включаю поворотник. Не выпуская из вида белую куртку и длинные светлые волосы.

— Ну это просто хамство Ян, ты…

— Выходи давай, отсюда пешком дотопаешь, — притормаживая у обочины, оповещаю ее я.

— ЧТО? — возмущается громко и сводит брови к переносице. — Ты серьезно? Но мы же немного не доехали! — осматривает местность. Справа от нас небольшой рынок, где активно толкается локтями народ. — Ну просто замечательно! Сначала тебе не нравятся мои духи, потом макияж, дальше ты намекаешь на то, что я тупая, а теперь вообще высадить решил посреди дороги. Класс!

— Я не намекаю, а прямым текстом говорю, — включаю аварийку.

— Вот что! — она со злостью цепляется когтями за ремень безопасности. Отстегивает его и хватает свою фейковую сумку от Гучи. — Я-то уйду, но вот не надо только мне потом названивать!

Рассмешила, честно. Все эти дни она сама обрывала телефон.

— И вообще! Я пойду в клуб, понял? БЕЗ ТЕБЯ ПОЙДУ! Меня Олег туда звал, да будет тебе известно!

Повелась, ожидаемо. Одноразовая салфетка. Говорю же, все они одинаковые. Шкуры по натуре.

— Свали уже, Шевцова, — терпению приходит конец, и она это понимает по обращенному к ней кислотному взгляду. Еще немного и я сам вышвырну ее отсюда вон.

— КОЗеЛ! — кричит зло, вылезая из машины.

Отходит, оборачивается, и с горящими яростью глазами вскидывает вверх средний палец. Только мне нет до нее никакого дела. Гораздо больше меня заботит Та, которую я не видел уже почти год как.

Рука снова тянется к пачке сигарет. Прищуриваюсь, наблюдая за тем, как «предмет моего давнего интереса» ходит взад-вперед. елку выбирает, общаясь с продавцом кавказской наружности. Мужик чересчур широко ей улыбается и предлагает откровенную порнуху. Полу лысые деревья, которые хочет загнать в первую очередь. Гнида мелочная.

Парень, в котором я узнаю Ее младшего брата, Лешу, показывает на дальний ряд. Смышленый. Я всегда так считал. Горе-торгашу приходится оставить навязчивую идею впихнуть испорченный товар.

Жадно очерчиваю взглядом хрупкую фигуру стервы.

Арсеньева Дарина. Даша…

Та самая девчонка из прошлого.

И сука до сих пор дышать ровно не получается. Как будто вчера все было. Она. Он.

Дрянь конченая.

Протягивает кошелек брату, а сама разворачивается. Телефон к уху прижимает. Разговаривает с кем-то, хмурится, кивает и опускает глаза на часы. Как-то нервно по сторонам осматривается.

Прожигаю взглядом Ту, что когда-то стонала подо мной и шептала ничего не значащие слова.

Ту, что отравила существование на какой-то незначительный период времени.

Ту, чей навязчивый образ еще долго преследовал и мучил меня, мешая спать и без того наполненными инсомнией[22] ночами.

Ту, что заставила навсегда забыть о том, что в этом циничном и жестоком мире есть нечто искреннее и чистое. Верно говорят: «От очарования до разочарования всего один шаг».

Затягиваюсь тяжелым дымом до болезненной рези в легких. Задыхаюсь от никотина. Кашляю.

Не изменилась. Все такая же, и антипатия к ней душит так же сильно, как прежде.

Живет себе дальше. елку пришла купить к празднику…

Стряхиваю пепел в открытое окно. В груди неприятно жжет, поднимая со дна некоего подобия души все то, что, как мне казалось, осело намертво. Ломает до сих пор. Тупо ядовитая обида, химическим коктейлем разъедающая внутренности. Даже спустя год.