"Нужно разобраться, во что я вляпался", — решение вполне обоснованное, своевременное и вполне закономерное.
И тот, кто мне может ответить хоть на какие–то вопросы, сейчас идет на несколько шагов впереди меня. А поэтому все так же медленно и осторожно я иду вслед за этим непонятным и отнюдь не миниатюрным динозавром–броненосцем.
*****
Продвигаемся в тишине и молчании уже достаточно долго. По моим прикидкам не меньше полутора часов. Этого времени хватило, чтобы я разбил ноги о какие–то камни, один раз упал и очень больно приложился рукой о ствол какого–то толстенного деревьев. Но динозавра, казалось, это совершенно не волнует. Он как шел, так и шел, даже не снижая скорости. Абсолютно не обращая внимания на мое состояние и внешний вид.
— Все, мы практически пришли, — наконец, произносит он и указывает на небольшой островок посреди достаточно большого озера, — нам туда.
И будто так и должно быть, входит в воду.
— Не отставай.
Решив, что просто так этот непонятный монстр раскидываться словами не будет, я, не обращая внимания на боль в разбитых ногах и ушибленной руке, стараюсь не отстать от него в ледяной воде озера.
"Черт", — резко начинаю барахтаться я, ноги свело судорогой.
Вода была все–таки очень холодной, даже ледяной. Но я уже практически доплыл, вернее добарахтался до берега. Уже обрадовавшись, я, руками цепляясь за песок и камни, стал выползать на сушу, как в мою ногу кто–то вцепился. Боли не было. Но меня явно тянули назад. Оборачиваюсь.
"Мама родная", — пронеслась мысль в моей голове.
Какая–то непонятная огромная пиявка уже практически втянула в себя всю мою левую ногу. Правую я не видел. Но, похоже, ее и не было. И только сейчас я почувствовал боль.
Когда выбрался из воды. Ноги не онемели. К ним присосались какие–то огромные пиявки и просто откусили каждую из них. Одну сейчас, а вторую несколько раньше. Хотя откуда у пиявок зубы. Мозги не соображают. Тело трясет от боли. Я ору и пытаюсь отползти от этих подводных слизней. Появилось и еще несколько. Но из воды они не выползают, я это вижу сквозь ошалелый затуманенный взгляд.
— Помогите, — истошно, что есть сил, воплю я.
Слышу шаги со стороны берега.
— Я же говорил, не отставай, — спокойно и размеренно, произносил динозавр, глядя мне прямо в глаза, — не знаю, кто ты и как сюда попал, но пока ты не ступишь на остров собственными ногами, ничего не будет.
И он указал мечом на небольшой бревенчатый домик посреди маленькой рощи.
— Хотя безопасно на самом деле только там и ты должен прийти именно туда. Буду ждать. Дорогу ты уже знаешь. А теперь начни путь сначала. И помни, что я сказал. Чувствуй, это пока все, что у тебя есть.
А потом я увидел, как он поднимает свой меч. Взмах. Ужасная боль в районе шеи. И я опять оказываюсь в центре каменного круга. Не знаю, какой сейчас был день, год или столетие, но я умирал и оживал. Это напоминало непрекращающийся марафон из смертей и возрождений. И никаких перерывов. Умер - воскрес. И снова умер. Если до этого я не успею что–то сделать. И я пытался успеть. Но сначала у меня, конечно, ничего не получалось…
Первое время я старался считать. Но когда счет перевалил за несколько тысяч я сбился и бросил это дело. Только после сотой или двухсотой смерти, сейчас я этого уже точно не помню, я понял, о чем говорил мне тот динозавр, которого я встретил в первый день. Страх, волны страха начинали накатываться на меня с той стороны, откуда должна была появиться опасность. Не угроза или враждебность. А животный страх. Крысоподобные твари переростки у круга. От них я научился уходить примерно через триста смертей. Я боялся ощутить их зубы, впивающиеся в мое тело. боялся тех моментов, когда они своей стаей начнут разрывать мою плоть на части. И наконец–то я это сделал.
Я почувствовал страх и понял, куда мне нужно уйти, чтобы он ослаб. Но страх парализовал меня. Он превращал меня в безвольную куклу. Я стал бояться того, что за ним последует. Он заставлял замирать, когда нужно было идти. Заставлял отшатываться, когда нужно было остановиться. И тут появилось другое чувство. Оно родилось из страха и боли. Оно появилось из моего сопротивления им. Мне кажется, мое сознание как–то сдвинулось в сторону. Я не поменялся. Просто стал смотреть на мир другими глазами. Страх и боль перестали пугать меня. Они стали еще одним дополнительным чувством. Шестым чувством. Это и называется инстинктом самосохранения. Желанием жить. Оно гнало меня в нужною сторону. Заставляя предчувствовать страх и боль. И тех, кто может их принести. Это не было похоже на предчувствие опасности, которым я обладал раньше. Нет. Это было что–то другое. Это чувство сидело в глубине меня. Не в сознании или в душе. Оно впиталось в меня на уровне инстинктов. На уровне генов. Инстинктов самосохранения и выживания. И я знал, что никто и никогда не сможет выбить из меня эти мои инстинкты, как те способности, что я утратил, когда попал сюда.
И только почувствовав это, я смог покинуть поляну с кругом. Тогда я ушел с нее впервые. Сбежал. Убежал. Как оказалось, тропинок было несколько, но все они вели в конечном итоге в нужное место. Туда, где не было страха. Туда, где было безопасно. Это я тоже стал чувствовать. Следующими были какие–то странные птицы, которые нападали на меня огромной стаей, и разрывали моё тело в мгновение ока. Я уже не обращал внимания на сбитые в кровь ноги, на боль и на невозможность отбиться от них. У меня ничего не было. Я мог только сбежать. Выбрав правильное направление. Туда, где их не было. И это указало на еще одно препятствие. Как оказалось, тропинки всегда были ловушкой. И это показала еще тысяча или десять тысяч моих смертей. Этого я уже не помню.
Я перестал входить на них. Я шел через лес и продирался сквозь чащу. Но больше даже не старался появляться там. И это было следующей моей ошибкой. Нельзя следовать одному пути и придерживаться одного и того же плана действий дважды. Те, кто поджидал меня, всегда знали, где я пойду и где я должен буду появиться. Они ждали меня.
Это показали мне следующие встреченные мной чудовища. Это были какие–то существа, похожие на гипертрофированных снежных людей, какими у нас их изображают. Только с непропорционально длинными руками и мордами, как у волков. Меня отлавливали, меня жарили, меня съедали сырым и заживо. Меня пытали меня просто убивали. Я попадал в расставленные ловушки. И умирал там или от ран, или от голода, или от других, животных.
Чтобы не мучиться я научился убивать себя сотней разных способов. Лучше умереть быстро, чем быть съеденным, разорванным на части, разрубленным на мелкие кусочки. Или месяцами висеть на столбе с постепенно отрезаемыми частями тела, сдираемой кожей, отрезанными руками и ногами, испытывая непрекращающуюся боль от зуда и изъедаемого жуками или червями тела. Сходить с ума от личинок, которые начинают оживать в мозгу и пожирать его изнутри. Но потом я понял, что собственная смерть — это тоже ошибка. И самая большая которую я мог совершить. Нужно избегать ее. Нужно бороться. Выползать. Наблюдать и запоминать мельчайшие подробности. Все, что мне сможет помочь выжить в будущем. В следующий раз, когда я окажусь здесь. И поэтому, я терпел, я перестал чувствовать. Я научился отключать боль. Жить без рук. Жить без ног. Научился выживать, даже тогда, когда, казалось бы, это невозможно.