как мать, узнавшая о несчастий своих детей. Ибо она считала всех маранов своими сыновьями и братьями. Однако она не предалась чувству бесполезной скорби, но энергично принялась действовать вместе с Иосифом Наси. Сначала она обратилась к султану Сулейману, умоляя его требовать освобождения, по крайней мере, тех маранов из Турции, которые были в Анконе лишь по своим торговым делам. Она была счастлива, когда это её ходатайство было удовлетворено. Султан Сулейман обратился к папе с посланием (9-го марта 1556 г.), написанном в том высокомерном тоне, в котором турецкие султаны, сознававшие свою силу, позволяли себе обращаться к раздробленным и враждовавшим друг с другом христианским монархам. Он жаловался на то, что его еврейские подданные противозаконно арестованы, в виду чего он потерпел прямо убыток в 4000 дукатов, не говоря уже об уменьшившихся доходах, так как турецкие евреи понесли от этого большие потери. Султан настаивал на том, чтобы папа немедленно же освободил всех турецких маранов, арестованных в Анконе, и довольно прозрачно намекал, что, если его представления не подействуют, он ответит репрессиями по отношению к своим христианским подданным. Павел IV принужден был со скрежетом зубовным удовлетворить требование султана, освободить турецких евреев и позволить им беспрепятственно выехать на родину. Остальные мараны, не имевшие могущественных защитников, были, по слухам, сожжены. За это евреи хотели чувствительно отомстить папе, рассчитывая на энергичную поддержку со стороны доны Грации и её зятя.
Торговые сношения турецких евреев были в то время весьма значительны; вся торговля проходила через их руки, они конкурировали даже с венецианцами и обладали собственными кораблями и галерами. С целью вытеснить венецианцев, еврейско-левантские купцы пользовались Анконой, как складочным местом для товаров, шедших из Турции в Европу и обратно. Герцог Гвидо Убалдо из Урбино приютил в Пезаро бежавших из Анконы маранов, рассчитывая на то, что так называемая торговля с Левантом, находившаяся в руках евреев, будет отвлечена от Анконы и сосредоточена в его гавани. Поэтому община в Пезаро и особенно маранские беглецы обратились с посланием ко всем турецким общинам, находившимся в торговых сношениях с Италией, прося их посылать отныне свои товары не в Анкону, а в Пезаро. Из Пезаро специально с этой целью был послан в Турцию Фараг, который должен был поддержать эту просьбу и на словах сказать то, чего нельзя было доверить бумаге. В первом порыве возмущения многие левантские общины приняли это предложение (август 1556 г.) и условились между собою чувствительно наказать папу, лишив его значительных доходов, которые он до того времени получал от торговли с Левантом. Но так как подобная мера была осуществима и действительна только в том случае, если бы все жившие в Италии еврейские купцы присоединились к этому решению, то левантские общины решили не вести торговли с Анконой по ка только в течение восьми месяцев (до марта 1557); тем временем столь важное мероприятие, так глубоко затрагивавшее торговые интересы, могло быть основательно взвешено и обдумано; кроме того могло быть достигнуто единодушное решение всех евреев европейской Турции. Особенно заинтересованные в этом евреи из Пезаро и бывшие мараны в турецкой империи, конечно, прилагали все усилия, чтобы достигнуть единодушного решения бойкотировать папу и его гавань. Между прочим указывалось на следующее: «герцог Гвидо Убалдо приютил маранов только потому, что рассчитывал на привлечение левантской торговли в свою гавань, и мараны обязались содействовать этому; герцог отвергнул требование папы выдать ему маранских беглецов и тем навлек на себя гнев папы, лишившего герцога капитаната, который приносил ему большие доходы, и все это он сделал ради евреев; поэтому можно опасаться, что, если левантские евреи будут по прежнему вести свои дела с Анконой, герцог выдаст разъяренному папе пезарских маранов; следовательно, жизнь последних находится в величайшей опасности, и религиозный долг всякого еврея содействовать её устранению». В самом деле, отлучение, которым угрожал раввин в Салониках всякому, ведущему дела с Анконой, оказалось весьма чувствительным для этого города. Спустя приблизительно год после сожжения маранов в Анконе, магистрат этого города жаловался папе, что благосостояние его падает и что, если он не окажет помощи, Анкона, которая до того с успехом конкурировала с другими портовыми городами, превратится в незначительный городок (10 августа 1556 г.). В свою очередь, анконские евреи, не принадлежавшие к маранам, потерпели от этого значительные убытки и не замедлили через посредство своего раввина, весьма уважаемого кабалиста, Моисея Басулы, обратиться с посланием к турецким общинам, заклиная их не связывать себя определенным решением и объясняя им: «если папа узнает, что евреи хотят отомстить ему за преследования маранов, он в своем бешенстве истребит всех евреев в своей области; напротив, за судьбу пезарских маранов нечего опасаться, ибо Гвидо Убалдо очень рассудительный человек, да кроме того мараны не могут отвечать за действия левантских евреев; герцог к тому же возвестил, что маранские беглецы всех стран могут в его государстве свободно исповедовать иудаизм.
Между тем возмущение турецких евреев несколько улеглось под влиянием многих причин чисто материального свойства. Еврейские купцы, направившие свои корабли в Пезаро, нашли, что тамошняя гавань не представляет такой безопасности, как анконская. Гвидо Убалдо, правда, обещал улучшить ее; но еврейские купцы Леванта не хотели на основании одного этого обещания рисковать своими капиталами. Поэтому все глаза устремились на главную общину в Константинополе: к ней были направлены послания представителей торговых городов, Салоник, Адрианополя, Брусы, Аулоны и Морей с просьбой тщательно обсудить этот вопрос, приняв во внимание их торговые интересы. В Константинополе пользовались огромным влиянием дона Грация и Иосиф Паси, которые твердо решили наказать бесчеловечного папу и уже приказали своим агентам направлять все товары в Пезаро. Португальские общины в Турции и часть испанских тоже были согласны запретить еврейским купцам под угрозой отлучения вести дела с Анконой. Но в самом Константинополе появилась небольшая оппозиция со стороны тех купцов, которые опасались, что это решение принесет им большие потери. Решение в этом вопросе таким образом зависело от константинопольских раввинов; если бы они единодушно высказались в пользу бойкота Анконы, в виду опасности, грозившей пезарским маранам, и угрожали бы ослушникам отлучением, то их авторитету подчинились бы раввины Салоник и других больших турецких общин.
Поэтому Грация и Иосиф Паси просили раввина Иосифа ибн-Лаб, находившегося у них на содержании, побудить остальных раввинов различных константинопольских общин высказаться в пользу отмщения папе. Сначала их план не встретил препятствий. Три раввина, испанцы Соломон ибн-Била и Самуил Саба, а также уважаемый старец, Авраам Иерушалми (последний на смертном одре), подписали решение, предложенное Ибн-Лабом. Последний написал