и поселились в Пезаро. Это объясняется тем, что герцог находился тогда во вражде с папой и надеялся, с помощью связей маранов с Турцией, отвлечь левантинскую торговлю из Анконы в Пезаро. Герцог Эрколе II из Ферары также предоставил португальцам и испанцам еврейского происхождения убежище в своем государстве и даже буквально приглашал их в свою страну (декабрь 1555 г.. Среди поселившихся в Пезаро маранов находился весьма уважаемый в то время и знаменитый врач, Аматус (Хавив) Лузитанус (род. 1511 г., ум. в 1568 г.), умный и даровитый человек, опытный врач, выдающийся ученый и столь же добросовестный, сколь и любезный человек. Принужденный перейти в христианство, он получил имя Иоао Родриго де Пастел-бранко. По-видимому, и его изгнала из родины португальская инквизиция. Он в течение более или менее долгого времени проживал в тогдашней столице Фландрии, Антверпеие, позже в Фераре и Риме, но, в конце концов, поселился в Анконе (около 1549 г.), где он открыто принял свое еврейское имя, Хавив, и соответствующее ему на латинском языке имя, Аматус Лузитанус. Хотя он и открыто признавал себя евреем, все же его часто приглашали ко двору папы Юлия III для консультаций. Он находился в дружеских отношениях даже с португальским посланником в Риме, князем ланкастерским, Альфонсом, в жилах коего текла кровь английских и португальских королей, часто посещал его в дворце и даже посвятил ему одно из своих сочинений об историях болезней. Из близких и далеких мест стекались к нему страждущие, ибо он был добросовестным и осторожным врачом, который, хотя и придерживался старой (галеновской) методы, но не отвергал нововведений, подобно большинству врачей того времени, из слепой и бессмысленной последовательности или по неразумению; он сам изобрел некоторые весьма удачные способы лечения. Он лечил доверившихся его искусству больных не по шаблону, прописывая всем одни и те же лекарства, а исследуя сущность и особенности каждого недуга. Врачебное искусство было для него святыней, которой он был предан всей душой, стремясь продлить человеческую жизнь. Аматус мог по чистой совести клясться, что он всегда стремился лишь ко благу людей, не заботясь о вознаграждении, не принимая богатых подарков, бесплатно пользуя бедных и не делая никакой разницы между евреями, христианами и турками. Ничто не останавливало его в его серьезном призвании, ни семейные обстоятельства, ни утомительные путешествия, ни изгнание. Какой контраст с большинством лекарей того времени, которые стремились лишь к наживе, не интересовались здоровьем больного, знали наизусть весь запас их бессодержательной учености и ничего не понимали в болезнях. У Аматуса было много учеников, которые были очень к нему привязаны и с которыми он обходился, как со своими детьми. Уже в молодости он написал не сколько медицинских сочинений, которые были настолько популярны, что вышли в нескольких изданиях еще при жизни его. Наибольший успех имели его семь медицинских «центурий» (историй 100 болезней), в которых он точно описал примененные им способы лечения и их успех, присовокупив характеристики своих больных. Его способы лечения доставили ему еще при жизни широкую славу: его сочинения были часто печатаемы в Италии, Франции, Германии и даже в Испании, а врачи пользовались ими, как руководством. Аматус был не только врачом, он был сведущ и в других областях; так он перевел на испанский язык краткую историю Рима Евтропия. Он понимал также еврейский и арабский языки. Он получил от польского короля приглашение сделаться его лейб-медиком, но не принял приглашения.
И этот благодетель человечества, краса своего времени, должен был, точно преступник, бежать из Анконы в Пезаро, а потом и дальше только потому, что не хотел лицемерно признать себя христианином пред кровожадной инквизицией Павла IY и желал избежать грозившего ему сожжения. Больше 80 португальских маранов, не успевших спастись бегством, должны были томиться в тюрьмах инквизиции в ожидании приговора. Те из них, которые раскаялись в своих заблуждениях и признали католическое вероучение, были оправданы, но сосланы на остров Мальту и лишены всех прав и званий. Шестьдесят маранов согласились на этот лицемерный шаг и были на судне отвезены на Мальту, как галерные невольники; но им все же удалось спастись и поселиться в Турции, где они могли свободно исповедовать иудаизм. Двадцать четыре человека, в том числе одна женщина, Донна Майора, не изменили своей вере: «Господь, наш Бог, един» и были сожжены на костре (май 1556 г.). Яков да Фано, Соломон Хазан и Мардохай де Бланес увековечили в трех элегиях имена этих двадцати четырех мучеников. Элегия последнего из года в год читалась в синагоге в Пезаро в день разрушения иерусалимского храма. Крик ужаса раздался среди евреев при вести о сожжении маранов в Анконе. Осуждение было столь же противозаконно, сколь жестоко, ибо, как уже упомянуто, свобода исповедания была гарантирована маранам в Анконе последовательно тремя папами. Этот удар особенно ошеломил португальских маранов, живших в Турции. Они стали изыскивать средства отомстить безумно-жестокому папе. Своеобразное положение евреев в том столетии дало им возможность начать борьбу против злобного врага на папском престоле. Единство евреев на Востоке давало им средство осуществить их планы.
В то время жила одна благородная еврейская женщина, которая, благодаря своей грации, уму, сердечности, характеру и душевному величию, служила украшением своего пола и народа и принадлежала к тем избранным натурам, которые от времени до времени Провидение посылает человечеству как бы для того, чтобы напомнить людям, что они созданы по образу и подобию Бога. Дона Грация Мендесия пользовалась таким громким именем, которое редко выпадает на долю женщины и которое произносилось еврейскими современниками с любовью и уважением. Обладая крупным состоянием, она мудро пользовалась им, стремясь лишь ко благу других и к духовному самоусовершенствованию, и пользовалась влиянием, точно королева, владычествуя над сотнями тысяч радостно подчинившихся ей сердец. Ее называли Эсфирью того времени. Но ей пришлось испытать не мало душевных мук прежде, чем она получила возможность свободно называть себя Грацией, т. е. Ханой. Подлая и гнусная злоба не пощадила и ее, но не была в состоянии помутить кристальную чистоту её души. Родившись в Португалии (около 1510 г., ум. около 1568 г.) в маранской семье Бенвенисти, она, под христианским именем Беатриче, была выдана замуж за богатого марана из дома Наси, который принял имя Франциска Мендеса. Последний основал крупный банкирский дом, который производил свои операции даже во Фландрии и Франции. Германский император и владыка двух частей света, Карл Y, король Франции и множество других князей состояли должниками дома Мендеса. Младший брат Франциска, Диого Мендес, управлял отделением банка в Антверпене.