вызвать большой ажиотаж вокруг животного, загрузить/заморочить теоретическую публику, заставить ее побегать за скотиной, как если бы кавардак устроили на скотопригонной ярмарке или распахнули – и не куда-нибудь, а на выход – ворота сельскохозяйственной выставки. Я предвкушаю эту сцену[697].
Этот агитационный тон и тривиальные метафоры – большая редкость в переписке Деррида, что подтверждает гипотезу о том, что «Мимесис» по духу был настоящей военной машиной и своего рода продолжением Glas. Но по самым разным причинам выход сборника затянется.
Оставшуюся часть лета 1974 года Деррида посвящает тексту, заказанному ему Нанси и Лаку-Лабартом для специального номера Poétique под названием «Литература вперемешку с философией», который они готовят. Он решил изложить свой доклад 1971 года, посвященный семинару Лакана на тему «Похищенного письма». Но статья получилась гораздо длиннее, чем предполагалось, что вызывает у Деррида беспокойство, как, впрочем, и ее содержание. Посылая ее авторам «Заголовка письма», он просит их «со всей откровенностью и резкостью» сказать, если что-то вдруг покажется им «в этом прочтении ложным, абсолютно противоречивым, совершенно недостаточным или же просто слишком неприятным в самой инсценировке». Ссылаясь очевидным образом на злоключения, три года назад постигшие его интервью журналу Promesse, он настаивает на том, чтобы никто, кроме них и Женетта, не читал рукопись, в особенности люди из Seuil: «К сожалению, зная эту среду, я имею вполне разумные причины выдвинуть это требование»[698].
Лаку-Лабарт сразу успокаивает Деррида по всем пунктам: длина текста – не проблема, так как весь номер планируется выстроить вокруг его текста, и, конечно же, они никому не дадут читать рукопись, в особенности Франсуа Валю, курирующему Лакана в издательстве Seuil. В остальном он находит, что «Носитель истины» впечатляет: «Отсутствие каких бы то ни было „ударов ниже пояса“ и даже заметное уважение и своего рода симпатия к творчеству Лакана лишают эту сцену какого бы то ни было неприятного характера», тем более что ее ждали уже несколько лет[699].
Тем не менее, что бы ни говорил Лаку-Лабарт, эта одна из самых известных статей Деррида, также и одна из самых жестких. Во-первых, он берется не за какую-то случайную статью из «Текстов», а за ту, которую Лакан поместил в самом начале книги, тем самым указав на ее стратегическую роль. Но главное – Деррида приписывает Лакану традиционную позицию: сближая семинар на тему «Похищенного письма» и анализ Эдгара По, предложенный Мари Бонапарт, он распознает в нем «классический пейзаж прикладного психоанализа». Новелла По используется здесь «как один из примеров», а литературный текст, не проанализированный в качестве такового, оказывается «только иллюстрацией»[700]. Хотя Лакан без конца говорит об означающем, он игнорирует формальную структуру текста, «в тот самый момент и, может быть, в той мере, в какой он претендует на то, чтобы „расшифровать истину“, образцовый „посыл“». Деррида подчеркивает: рассказ Эдгара По намного изощреннее посвященного ему комментария. Таким образом, одним из главных становится следующий вопрос: «Например: что происходит с психоаналитической расшифровкой какого-либо текста, когда он, дешифруемый, уже объясняется сам по себе? Когда он высказывается красноречивее, чем сам расшифровщик (долг, признаваемый Фрейдом неоднократно)? И особенно когда он, сверх того, вписывает в себя сцену расшифровки?»[701].
Что еще надо деконструировать в этом скрупулезном прочтении Лакана, так это первенство, которое тот отдает фаллосу. С определенного момента Деррида, используя понятие фаллогоцентризма, стремится показать, что логос и фаллос – два проявления «одной системы», неотделимые от западной метафизической традиции: «эрекция отцовского логоса (дискурс, династическое имя собственное, король, закон, голос, я, завеса „истину-говорю-я“ и т. д.) и фаллос как „привилегированное означающее“ (Лакан)»[702]. Это своевременный ход, поскольку он приурочен к периоду, когда феминизм переживает мощное теоретическое обновление. Люс Пригарей, чьи книги «Speculum другой женщины» и «Пол, который не один» наделали много шуму в 1974 году, не скрывает, чем она обязана работам Деррида, в которых он пытался осмыслить женскую сексуальность в иных категориях, нежели те, что предписаны экономией фаллической власти и фрейдистской традицией. Книга «Новорожденная», которую публикуют в 1975 году Катрин Клеман и Элен Сиксу, развивает схожую проблематику. Между Деррида и тем, что впоследствии будет называться «исследованиями женщин», складывается настоящий союз. Скорее всего, на это повлияла близость с Сильвиан Агасински.
В этот очень насыщенный во Франции период у Деррида начинает по-настоящему складываться американская карьера. До сих пор на его счету только два длительных пребывания в Балтиморе в 1968 и 1971 годах. Все остальное время он вел в Париже семинар с группой студентов из Университета Джонса Хопкинса и Корнелльского университета. В третий раз Деррида должен был поехать в Балтимор более чем на два месяца в 1974 году, но за год до этого отклонил приглашение, сославшись на непреодолимые обстоятельства:
Это главным образом трудности со школой, прежде всего со школой детей. Пьер только что поступил в лицей, и Жан – в «большую школу», и в обеих нас предупреждают о последствиях трехмесячного пропуска занятий. Для меня психологически было бы очень болезненно расставаться с ними на столь долгое время. Теперь что касается моего преподавания: от меня не скрывали, что мои многократные отлучки (поездки на конференции или длительное преподавание) не нравятся руководству школы и студентам. Тем более что один из моих коллег – Альтюссер, который часто болеет, после тяжелого рецидива ушел из школы, чтобы лечь в больницу; пока неясно, сколько времени он будет отсутствовать[703].
Он заверяет своего американского визави, что это решение далось ему нелегко, учитывая, что от предыдущей работы в Университете Джонса Хопкинса у него остались самые теплые воспоминания и что у него там много друзей. Так как в последующие годы его отсутствие рискует затянуться, он рекомендует пригласить вместо себя Люсетт Фина, но это предложение не воодушевило американскую сторону. В действительности ситуация несколько сложнее, чем можно понять по его словам. В письме Полю де Ману Деррида высказывает желание встретиться и обсудить этот вопрос, так как его отношения с Университетом Джонса Хопкинса «с некоторых пор ставят его в неловкое положение»[704]. По-видимому, в этом университете нет человека, с которым он мог бы вести переговоры. Поль де Ман, пользуясь представившимся случаем, вместе с Хиллисом Миллером начинает готовить «перевод» Деррида в Йель с гораздо более короткими посещениями. К концу апреля 1974 года почти все готово: «Энтузиазм, который в Йеле испытывают по поводу ваших визитов, пусть даже нерегулярных, поможет наверняка преодолеть административные барьеры»[705].
Этот проект стал возможен потому, что